Исчезнувшее свидетельство - Борис Михайлович Сударушкин
Глава седьмая. В защиту обвиняемого
Вспомнив разговор с Мариной, я воспользовался паузой и пересказал обвинения, выдвинутые против Сулакадзева. На мой вопрос, согласен ли краевед с ними, ответ Пташникова был как всегда категоричен:
– Ни в коем случае! Недоброжелатели Сулакадзева просто оклеветали его. А главный клеветник – этот самый Александр Христофорович Востоков, которого граф Румянцев необдуманно послал оценить сулакадзевскую коллекцию.
– В чем же смысл поступка Востокова? Почему он вдруг решил опорочить Сулакадзева и его собрание?
– Вы спрашиваете – в чем смысл? А вам известна настоящая фамилия Востокова? Остенек! Он из рода эстляндского немца барона Остен-Сакена, прямой потомок рыцарей того самого Тевтонского ордена, которых разбил Александр Невский. Засилие немцев было тогда в России чудовищным, они занимали ключевые посты и при царском дворе, и в Академии наук, и на дипломатической службе. Остенек стал Востоковым, дабы под этой «русской» фамилией всячески урезать историю России, начиная ее с вымышленного «призвания варягов»; всеми неправдами и кознями насаждать так называемую норманскую теорию, доказывающую ущербность русского народа, его неспособность к государственному строительству.
– Многие иностранцы верно служили России, примеров можно привести достаточно, хотя бы из эпохи Петра Первого.
– Да, но они не меняли своих фамилий и не выдавали себя за русских. Этот же Востоков-Остенек делал все, чтобы представить себя русским патриотом и под этой маской творить пакости против России.
– Такие серьезные обвинения нуждаются в веских доказательствах, – с той же невозмутимостью произнес Окладин.
– Вам нужны доказательства? Пожалуйста, – все больше горячился Пташников. – Через год после посещения Сулакадзева, в результате которого его коллекции был вынесен суровый приговор как собранию подделок, Востоков становится доктором философии Тюбингенского университета, чуть позднее – членом-корреспондентом Немецкой Академии наук, не имея, собственно, никаких особых заслуг перед наукой. Единственная его «заслуга» – крест, который он поставил на собрании Сулакадзева. Когда тот пытался передать свое собрание в Румянцевскую библиотеку, Востоков-Остенек стал к тому времени ее главным хранителем – и довел свое черное дело до конца: рукописи из коллекции Сулакадзева были официально объявлены подделками, в результате чего Россия лишилась бесценных сокровищ.
– То, что это были подлинные манускрипты, а не подделки, надо еще доказать, – вставил Окладин. – Сомнение в подлинности большинства находившихся у Сулакадзева рукописей высказывал не один Востоков, а такие знатоки древностей, как Пыпин, Сперанский, Шляпкин, назвавший Сулакадзева «Хлестаковым археологии», и многие другие. Не станете же вы всех их обвинять в желании унизить достоинство России и лично Сулакадзева?
– Я обвиняю их в том, что они поверили клевете Востокова, не удосужив себя разобраться, что к чему. А для этого было достаточно беспристрастно изучить два каталога библиотеки Сулакадзева. Имелся и третий, более полный список, по он исчез. Всего в сохранившихся каталогах значится около трехсот уникальных древних рукописей, которые расширяли представление не только об истории русского народа, но и других народов мира. Одно это говорит о том, что Сулакадзев не был узколобым русским националистом, каким его рисуют.
– Все-таки хотелось бы услышать, какие рукописи конкретно вы имеете в виду, – сказал Окладин разгоряченному краеведу.
Пташников тут же поднялся из-за стола, покопавшись на полках, положил перед собой несколько книг и начал их торопливо перелистывать.
– К сожалению, до сих пор о Сулакадзеве и его собрании нет полного и серьезного исследования, поэтому приходится пользоваться сведениями, собранными его недоброжелателями. Итак, вам нужны конкретные редкости. Вот под номером первым в одном из каталогов значится рукопись под заглавием на греческом языке «Священная и православная», а далее Сулакадзев сделал к ней следующее пояснение: «Номоканон на древнем греческом языке с примечаниями собственных рук древних ученых греческих отцов, патриархов и прочих, написанный в 459 году по Рождеству Христову, заключает в себе многое, о чем идут споры. Сия рукопись из числа тех, которые были кидаемы в огонь в 642 году по повелению калифа Омара из Александрийской библиотеки; на ней есть признаки сжения сверху. Пергамент тонкий, как атлас, гладкий, какой с 10-го века редко попадается».
Упоминание Александрийской библиотеки, о которой мы уже говорили, еще больше возбудило мой интерес к личности Сулакадзева и его собранию, я попросил Пташникова пояснить, что это за книга – «Номоканон», якобы хранившаяся в легендарной библиотеке.
– Это собрание церковных законов и правил, – охотно проинформировал меня Пташников. – Известен «Номоканон», составленный в 545 году константинопольским патриархом Иоанном Схоластиком. Экземпляр Сулакадзева помечен 459 годом, то есть он почти на сто лет старше, на основании чего сразу же был отнесен к фальшивкам. И никто не задался вопросом, зачем понадобилось Сулакадзеву заниматься столь трудоемкой подделкой этой рукописи, во имя чего?
По лицу Окладина было видно, что ответ на этот вопрос у него имеется, но он предпочитает оставить его при себе.
– Конечно, можно дать такое объяснение, что Сулакадзев своей подделкой расширил границы православной литературы, прибавил ей чести. Однако это никак не вяжется с наличием в каталоге рукописи под номером четыре: «Амана и Мардохея история, или полнейшая книга Эсфири библейской, писана на еврейском языке», а под номером пятнадцать: «Таинственное учение из Ал-Корана, на древнейшем арабском языке, весьма редкое – 601 года». Считается, что Коран был составлен и канонизирован между 644 и 656 годами, а экземпляр Сулакадзева на полвека старше. И опять летят в него камни – значит, подделка! Но одно дело – время канонизации, и другое – время написания, хотя не исключено, что в данном случае Сулакадзев на несколько лет просто ошибся в датировке.
Пытаясь скрыть ироническую усмешку, Окладин плотно сжал губы.
– Общую характеристику своего книжного собрания Сулакадзев дал в пространном названии одного из своих каталогов: «Книгорек, то есть каталог древним книгам – как письменным, так и печатным, из числа коих по суеверию многие были прокляты на соборах, а иные в копиях сожжены, хотя бы оные одной истории касались; большая часть оных писаны на пергамине, иные на кожах, на буковых досках, берестяных листах, на холсте толстом, написатенным составом, и других». Заметьте: первые берестяные грамоты были обнаружены в Новгороде экспедицией профессора Арцеховского в 1951 году. Только один этот факт должен был заставить ученых более серьезно отнестись к сулакадзевскому собранию. Но этого так и не случилось, маховик недоброжелательства, запущенный Остенеком-Востоковым, крутится до сих пор. Особенно достается Сулакадзеву за хранившиеся у него рукописи, имевшие отношение к славянской письменности и культуре. Если интересуетесь, могу назвать некоторые из них. – Пташников посмотрел на
