Зорич - Марина В. Кузьмина
— Воронок, встань. Тихо, тихо.
Конь осторожно подогнул передние ноги под себя. Поднял, выпрямил голову.
— Давай, Воронок, давай, только тихо.
Верёвка натянулась, резанула плечо. Воронок чуть выпрямил передние ноги, подтянул под себя задние. Круп лошади поднялся. Посыпались камни, полетели вниз, перегоняя друг друга. Иван налёг на верёвку, с трудом прохрипел:
— Давай ещё, Воронок, давай!
Воронок резко встал. Казак метнулся влево, вбок от дерева и чуть вниз, натянув верёвку о ствол. Умный конь задом, не оборачиваясь, двинулся вбок и назад. Иван натягивал верёвку до тех пор, пока она, ослабнув, не упала на землю, а он почувствовал тёплое дыхание коня на своей шее.
* * *Два больших дома для жилья и поменьше для административных функций стояли на краю поляны до наступления первых утренних заморозков. Подальше, у леса, под большой шапкой земли, глубоко внизу — будущий ледник. Неподалеку — тоже в земле, но не так глубоко — большой погреб — овощехранилище. У озерка сделали баню с большим чугунным котлом, который привезли с собой. Стены домов из еловых брёвен со стёсанной корой и крыши из не успевших потемнеть досок радовали глаза казаков, которые, гордясь своей работой, стыдились выставлять это напоказ. В каждом доме по два окна и по две двери, тоже привезённые с собой, внутренняя и наружная. Мебель — столы, табуретки, кровати — сделали приехавшие в обозе опытные мастера. Корф, гордясь тем, что всё сделано с умом и к сроку, покраснел, как девушка, когда есаул сказал ему это, поблагодарив, крепко пожав руку, перед строем казаков.
В ознаменование окончания работ сделали праздничный стол, выпили немало самогона и съели пару кабанов, подстрелив их в дубовой роще. Кабаны были непуганые, на земле было много натоптанных ими следов, а по ночам слышны были взвизги и хрюканье, слышали и трубный рёв сохатых-лосей. Остающиеся казаки были уверены — с мясом проблем не будет. По окончании обеда Евгений Иванович объявил: два дня на отдых — и в обратный путь. Верховых лошадей забрать с собой: здесь кормить их нечем. Иван Заглобин, который сидел неподалёку, напротив, то краснел, то бледнел, слушая это, и всё порывался сказать что-то. И его рот растянулся в широкой улыбке, когда есаул добавил, посмотрев на него:
— Старшим назначен Иван Заглобин. Два дня на сборы. Баня, подковать лошадей — и в путь.
Фрол ткнул ногой ногу Ивана:
— Бутыль с тебя, племянничек!
Иван оторопело уставился на дядю:
— Есаулу?! Дак как это?! Я не посмею!
— Тю! Мне, недоношенный, мне! Понял?!
Фрол покрутил пальцем у виска. До Ивана дошло, и он стал так бурно выражать свою радость, что, кинувшись к нему, свалил соседа под стол, а с дядей, уронив скамью, упали на пол.
Едва последние повозки скрылись за деревьями и смолкли прощальные крики казаков, есаул подозвал к себе Фрола Ивановича:
— Парами на маршрут. Тихо и осторожно. Понятно, Фрол?
— Так точно, ваше благородие! — вытянулся в струнку понятливый казак, а построив донцов, кашлянув, для солидности свёл брови, расправил усы, прошёлся вдоль строя казаков, скрывавших за напускной готовностью явную насмешку, сделал паузу и проговорил: — Значит, так, хлопцы! Берём все по карабину и ружьё с мелкой дробью. Набьём рябков. Вон их сколько! Чуть не стаей латают, пересвистываются. Значит, так, Егорка, ты со мной. Час на сборы! — явно копируя есаула, проговорил Фрол и добавил: — Разойдись!
Шли молча, только Фрол едва слышно что-то бормотал себе под нос.
— Дядя Фрол! — не выдержал любопытный Егорка. — Ты что-то сказал, а?
— Да видишь ли, Егорка, дело-то как поворачивается: лошадей-то теперь что? Нет их! То-то и оно! А в кладовой, видал, куча лыж свалена? Это всё Корф! Ох хитрющий мужик, я тебе скажу! Он, конешно, из господ, руки у него, видал, ладошки, как у младенца, а какие брёвна ворочал вместе с нами?! Ох, непрост он, непрост! А как он с Евгением Ивановичем? Не поймёшь даже, пред кем папаху ломать! Но это я тебе по-свойски говорю, понял? Штоб никому ни гугу! Так вот, што я говорю? Лыжи-то, а? Так теперь мы кто, я тебя, Егорка, спрашиваю?
— Казаки! — бойко отчеканил шустрый станичник.
— Так-то оно так, да где ты видал казака на лыжах, а? Вот то-то!
Фрол умолк, и дальше шли молча под уклон направо от стоянки. Лес поменялся, стал плотнее, гуще. Стало больше лиственных деревьев, кустарников, ореха, черёмухи, зарослей смородины. Повлажнело, травы стало больше, появились папоротники. Фрол вдруг остановился, поднял руку, прислушиваясь:
— Слышь, Егорка?
— Точно, дядя Фрол, вода журчит.
— Пойдём-ка!
Отошли на несколько десятков шагов в сторону. Под ногами захлюпало, дальше — большая поляна с сырой землёй, истоптанной ногами животных, и ручей шириной в несколько сажень. Егорка набрал в ладошку воды:
— Вкусная, но страх какая холодная!
— Водопой этот — для зверушек, Егорка! — пояснил дядя Фрол.
И вдруг, приставив палец ко рту, замолк. А другой рукой стал настойчиво тыкать куда-то в сторону. Егорка всмотрелся. Это же надо, коза! Стоит себе и спокойно так разглядывает казаков. Первый раз в жизни, должно быть, людей увидела, потому и не боится.
— Дядя Фрол! — не выдержал Егорка. — А в ногах-то у неё, глянь, козлёночек!
Смотрины были недолгими: коза резко повернулась и тут же исчезла в кустарниках. Там же, подальше, вспугнутый ею, хрюкнул кабан, взвизгнули поросята, и треск, и гул пошёл по лесу — кинулось куда-то в сторону свиное стадо.
— На водопой шли, Егорка, — пояснил Фрол. — Чуешь? Голодными зимой не будем. Полон лес зверьём непуганым!
Пошли дальше по натоптанной животными тропе. Прошли несколько вёрст и
