Ядовитое кино - Валерий Георгиевич Шарапов

Дорохов махнул рукой:

– А вас не проведешь! Ладно, признаюсь, что насчет пистолета я слукавил. Просто вас мне описали.

– Кто?

– Головин, перед тем как умотал в столицу.

– И что же он вам про меня сказал?

– Сказал, что делом об убийстве Качинского занимается очень уж стильный мужчина, некий майор Зверев, который выглядит как адвокат их кинофильма «Дело Прадайна»[2]. Глядя на ваш костюм и лаковые туфли, было нетрудно догадаться, что Зверев – это вы.

Павел рассмеялся и поднял со стола скомканный фантик от конфеты.

– За лестное сравнение – спасибо. А Головин вам только про мою внешность рассказал? Или жаловался, что я его в допросной долго мурыжил?

Дорохов лукаво прищурился:

– И снова в точку! Ругался на чем свет стоит! Говорил, что вы его что-то писать оставили, а потом про него забыли. Было такое?

Зверев пожал плечами:

– Это такой метод допроса.

– Ко мне его тоже примените?

– Это смотря как вы будете отвечать.

Дорохов вытянулся, вскинул руку на манер пионерского приветствия и зычно рявкнул:

– Обязуюсь говорить только правду, ничего не утаю!

Зверев взял со столика фантик:

– Любите сладкое?

Дорохов поморщился:

– Боже упаси. Разве что под коньячок…

– Армянский, если не ошибаюсь?

– Желаете?

– Не стоит. Итак, раз уж вы блеснули своей возможностью отгадывать загадки, позвольте, я попробую ответить вам тем же.

Дорохов оживился, в его глазах мелькнул азарт.

– А ну-ка…

– Скажите, ваша борода, она – настоящая?

Актер откинулся назад и огладил свою окладистую бороду:

– Самая что ни на есть. Специально отращивал для роли. Я ведь играю псковского воеводу. В жизни я просто ношу усы.

Зверев понимающе кивнул:

– Значит, борода не бутафорская?

– Совершенно верно.

– То есть вы сейчас в своем, так сказать, натуральном обличье и с некоторых пор не посещали гримерку?

Все еще не ощущая подвоха, Дорохов кивнул. Зверев взял из пепельницы один из окурков, потом предъявил хозяину фантик:

– «Мишка на севере»! «Camel»! Бьюсь от заклад, что вы любите крупных женщин?

– Что? – Дорохов подался вперед, но тут же откинулся назад и рассмеялся: – А вы действительно ловкий малый! Вас не проведешь! Да, меня недавно посещала наша очаровательная Аглая Денисовна, наш гример.

– До того как прийти к вам, я посетил ее пенаты, и она предложила мне то же самое, включая армянский коньяк.

Дорохов рассмеялся еще громче:

– Да уж… Я действительно не люблю худых женщин, и что с того? Я надеюсь, что ваша проницательность не сыграет со мной дурную шутку? Я вообще-то женат! Будет не очень уместно, если о посещении этой комнаты узнают мои коллеги.

– Я уже говорил, многое зависит от вашей искренности! – Зверев хитро оскалился.

– Так спрашивайте же!

Дорохов встал и, подойдя к шкафу, вынул оттуда еще одну, уже откупоренную бутылку коньяка. Еще немного, и разговаривать с ним будет затруднительно.

– Скажите, кто из ваших коллег, обитающих сейчас в этом здании, мог желать Качинскому смерти? Ваша недавняя гостья уверяла меня, что Качинского все любили… в особенности женщины!

Дорохов поморщился и махнул рукой:

– Что? Качинского? Эту высокомерную сволочь? Да кто угодно мог его убить! Наш гений кинематографа был самым настоящим тираном! Женщинам, конечно, он нравился, зато мужчины, да и некоторые женщины, его просто ненавидели! Он же издевался над нами, как только мог…

– Горшкова могла желать Качинскому смерти?

– А почему нет?

– Есть мнение, что эта женщина была влюблена в своего начальника.

– И что? Сами знаете, что от любви до ненависти – один шаг!

– Если любой мог убить, то вы тоже не исключение?

Дорохов рассмеялся и стукнул себе по колену кулаком:

– А чем я хуже других? Наш звездный Всеволод Михайлович, наш гений киноиндустрии, наш лауреат всяческих там премий и прочее и прочее был, как я уже сказал, настоящей сволочью! Он менял женщин как перчатки, пользовался ими, а потом бросал. Как на съемочной площадке, так и за ее пределами он мог себе позволить сказать любую гадость, мог наорать, обозвать любого. А если кто-то и осмеливался с ним спорить или даже просто не соглашаться, то Качинский, обладая данной ему властью и пользуясь определенной поддержкой в высших эшелонах власти, мог того выгнать взашей. Те, с кем он так поступал, как правило, после этого уходили из кинематографа навсегда. Буду с вами откровенен: теперь, когда его не стало, я вздохнул спокойно. Я его просто ненавидел, все остальные, думаю, – тоже.

Зверев покачал головой. Его собеседник был пьян, и майор гадал, можно ли ему верить.

– Я понял, что вы не любили Качинского. А что вы думаете о нем как о специалисте? Вы же не станете отрицать, что он был талантлив?

– Талантлив, не талантлив… – Дорохов икнул. – Кстати, совсем недавно, дня три или четыре назад Качинский обозвал Уточкина «безмозглым кретином» и обещал уволить. Когда Анечка заступилась за своего приятеля, Качинский сказал, что уволит и ее, и назвал девчонку «недозрелым цыпленком, недостойным давать советы таким, как он».

– И он мог их обоих уволить?

– Запросто! Если бы они в тот день не промолчали, как это бывало с теми, кто был посмелее… Но у этой пигалицы и ее очкастого ухажера, который больше пыжится, чем делает, хватило ума промолчать…

– Но обиду они все же затаили? Вы это хотите сказать?

– Анька вряд ли, не такой у нее характер, а вот Митя…

Пока Зверев обдумывал услышанное, Дорохов схватил бутылку и выпил прямо из горлышка. Вслед за этим стал клевать носом.

Павел засуетился:

– Ответьте еще на один вопрос. Накануне отравления Качинского, когда он вас собрал в фойе, что вы делали после того, как режиссер всех отпустил?

Дорохов снова икнул, вскинул голову и почесал бороду:

– Что я делал, когда он нас отпустил? Ну да… Пришел сюда и учил роль. Наш тиран не любил, когда мы не знали текст.

– А после этого в фойе вы не возвращались?

Дорохов выпятил нижнюю губу:

– Нет… не возвращался.

С улицы послышались крики. Павел подошел к окну, выглянул во двор и увидел Малиновскую, которая стояла в наспех надетом поверх сарафана халате и обнимала своими пухленькими ручками Анечку Дроздову. Девушка кричала и размахивала руками. Потом прикрыла лицо руками и разрыдалась. Малиновская прижала девушку к своей груди.

– Что случилось? – крикнул Зверев, высунувшись в окно.

За его спиной Дорохов глухо предположил:

– Бьюсь об заклад, что у нас снова кого-то убили.

Часть вторая

Марианна

Глава первая

Зверев в сопровождении Анечки Дроздовой и присоединившейся