Борис фон Шмерцек - Второй Грааль
Строки, что я доверяю этому пергаменту, — как просьбу о прощении и свидетельство моего очищения — ни один летописец никогда не повторит. Из поколения в поколение будут передавать из уст в уста, что освобождение Иерусалима было актом единения христиан. Все будут верить, что крестовый поход состоялся во имя Господа.
Но они ошибаются. Бог не хотел этой войны, ее захотели люди из плоти и крови. Приорат Сиона, названный по имени часовни на берегу Соммы, где посвященные заключили свой договор. Я сам был частью этого тайного ордена демонов.
Все начиналось в 1093 году от Рождества Христова, когда Петр Амьенский, называемый Пустынником, вернулся из своего паломничества в Святую землю. В Иерусалиме, как он потом сообщил, он узнал от одного монаха тайну: местонахождение той чаши, которую пригубил Иисус из Назарета при последнем причастии и в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь нашего Спасителя — das sang réal, кровь Царя, — когда тело Христа было снято с креста. Sang réal. Saint Graal. Святой Грааль.
Столетия Грааль обрастал мифами и легендами, ему приписывали магическую силу. Утверждали, что он — сокровищница счастья, рог изобилия земных радостей и награждает людей такой могучей жизненной силой, что тело долгие годы сохраняет юношескую свежесть.
Петр Амьенский умолял монаха показать ему Грааль, чтобы убедиться в подлинности и сверхъестественных способностях Чаши. Однако, прежде чем монах смог отвести его к святому месту, их схватили несколько всадников-язычников. Монаха убили, Петр Амьенский с большим трудом сумел избежать смерти. Когда позже он продолжил поиски Святой чаши, они ни к чему не привели. Члены ордена, к которому принадлежал убитый монах, погрузились в молчание, и кого бы Петр ни спрашивал, никто не мог или не хотел ему ничего рассказать. Многие просто высмеивали его или принимали за безумца. Таким образом, ему пришлось ни с чем вернуться в Европу. Однако мысли о Граале больше не покидали его.
Я хорошо знал Петра. Он был пожилым коренастым мужчиной со смуглой кожей. Из-за небольшого роста некоторые называли его «малыш Петр». Однако большинство звали Пустынником, или Эремитом, так как он всегда ходил босиком и носил заляпанную грязью рясу. Длинное, худое лицо походило на морду осла. Однако вопреки всем физическим недостаткам он обладал талантом, в котором вряд ли кто-нибудь был ему равным: он владел даром волновать умы людей. Его глаза пылали вдохновением. Во всем, что он говорил или делал, казалось, проявлялась воля самого Бога. И Петр знал, как использовать этот дар себе на пользу.
Когда он вернулся из Святой земли, то объявился во дворе Готфрида Бульонского, герцога Нижней Лотарингии, воспитателем которого он был когда-то. Ему он и рассказал о чаше Христа. Слова упали на благодатную почву, так как Готфрид был известен своим происхождением. Он принадлежал к роду Меровингов, династия которых утратила трон в 678 году от Рождества Христова с убийством Дагоберта II. В свою очередь, род Меровингов восходит к одному из двенадцати племен древнего Израиля — роду Вениамина, которому при разделе Земли обетованной, согласно книге Иосуа,[4] глава 18, стих 28, достался кроме всего прочего город Йевус — сегодняшний Иерусалим.
Петру Амьенскому, с его ловко подвешенным языком, было проще простого убедить своего бывшего воспитанника Готфрида в необходимости вернуть себе то, что по праву причиталось ему, потомку Вениамина. И если у Готфрида еще оставались какие-либо сомнения, то сразу после упоминания о Святом Граале они улетучились. К тому же дед Готфрида был не кем иным, как самим Лоэнгрином, сыном благородного рыцаря Святого Грааля Парсифаля.
Как потомок Вениамина и Меровингов, Готфрид имел право на трон Иерусалима, как у отпрыска Парсифаля, стремление к поиску Грааля было у него в крови. Однако Петр и Готфрид знали, что они должны, действовать тайно и искусно плести нити интриги, чтобы достичь цели и не привлечь к себе внимание недоброжелательных завистников. Им было необходимо заполучить союзников и собрать армию, с которой можно двинуться на Иерусалим. Иначе они никогда бы не смогли получить занятый сарацинами город.
Таким образом, они основали в часовне Сиона тайный союз, задачей которого было отвоевать Святую землю. Стремление увидеть чашу с кровью Иисуса и испытать ее волшебные свойства быстро собрало вокруг Петра и Готфрида маленький, но могущественный круг посвященных, которые действовали за кулисами и сумели изменить судьбы мира. Приорат Сиона.
В конце лета 1095 года Папа Урбан II отправился во Францию, решив по пути на Клермонский церковный собор осмотреть некоторые из своих епископств. В числе прочих он нанес визит епископу Адемару Монтейльскому, епископу Лё Пюи, не догадываясь, что Адемар входит в союз посвященных. Адемар, девять лет тому назад предпринявший паломничество в Иерусалим, сообщил Папе об ужасном положении дел в Святой земле — об осквернении сарацинами святых мест, превышении власти и жестоком обращении с восточными христианами. Набожных пилигримов убивали, женщин и детей продавали в рабство, обрекая на ужасную, нищенскую жизнь. Адемар не уступал в красноречии Петру Амьенскому и изобразил события так убедительно, что у Папы на глаза навернулись слезы.
Продолжая путь в Клермон, Папа навестил еще двух епископов, повлиявших на него в интересах Приората, — епископа Авиньонского и епископа Клюни. Последний даже показал Урбану мужчин, на которых по пути в Иерусалим напали мусульманские орды и покалечили их. Таким образом, не приходится удивляться, что когда святой отец прибыл в Клермон, он пребывал в полной уверенности, что необходимо что-то предпринять ради освобождения Святой земли.
Собор состоялся в ноябре. В течение нескольких дней сотни священнослужителей собирались в соборе Клермона, чтобы обсудить различные вопросы, касающиеся святой нашей матери Церкви. Дискутировали об инвеституре, о бракосочетании священнослужителей и об отлучении от церкви короля Филиппа из-за супружеской измены. Пустяки по сравнению с тем, что Папа Урбан собирался поставить на обсуждение!
Уже в начале собора он велел сообщить, что на девятый день сделает чрезвычайно важное сообщение. В связи с чем было повсеместно объявлено, что во вторник, двадцать седьмого ноября, состоится открытое заседание. Наплыв священнослужителей и светских лиц был настолько велик, что для того, чтобы принять всех пришедших, епископского собора было уже недостаточно. Тогда тронное кресло Папы поставили на помост под открытым небом перед восточными воротами города. Там среди собравшейся толпы святой отец поднялся и обратился к людям с речью.
Не догадываясь, что его ввели в заблуждение, Папа повторял то, что нашептал ему на ухо Приорат Сиона, — что христиане Востока обращаются с просьбой о содействии, что мусульмане-сарацины угрожают носителям единственно истинной веры, что они калечат и убивают христиан и попирают все, за что Иисус пострадал на кресте.
Многое из вышесказанного соответствовало правде. И потому обвинять Приорат в откровенной лжи было бы ошибочно. Однако агенты Приората специально сгустили краски и подвигли Папу на то, что он развязал войну, служившую целям Приората.
Слово святого отца никто не осмеливался подвергнуть сомнению. У каждого на лице был написан ужас, каждый представил себе жестокую участь христианских пилигримов в Святой земле. Некоторые плакали, закрывая мокрое от слез лицо руками.
Чем убедительнее говорил Папа Урбан, тем сильнее становилась ярость окружавших его слушателей. И когда в конце речи он призвал христианский мир Запада отправиться в поход для спасения Востока, вся толпа была на его стороне. «Богатые и бедные должны как один выступить в поход, — говорил он. — Вместо того чтобы вести междоусобные распри, отправляйтесь в Иерусалим и начните справедливую войну, во имя Господа нашего. Кто падет на поле брани, тому даруется отпущение грехов». Уже стали раздаваться первые возгласы из толпы. «Deus le volt! — кричали они. — Этого хочет Бог!»
Переполненные яростью к язычникам и твердой верой послужить правому делу, все отправились по домам, чтобы начать подготовку для длительного похода на Восток. Пятнадцатого августа следующего года, ко дню Вознесения Девы Марии, Папа Урбан потребовал, чтобы каждый был готов покинуть домашний очаг и отправиться в путь, в Константинополь, где собираются все войска. Как символ посвящения каждый участник святой экспедиции должен нашить красный крест на плечо верхней одежды. Вот так все происходило.
Крестьяне были первыми, кто отправился в крестовый поход, вдохновляемые не кем иным, как Петром Амьенским. Он ездил по стране, от графства Берри через Шампань в Лотарингию и оттуда — в Аахен и Кёльн, где и провел пасхальные дни. С пылким рвением он заботился о том, чтобы обращение Папы не было предано забвению. От города к городу росло число его сторонников. Когда после празднования Пасхи он покинул Кёльн, его сопровождали уже более пятнадцати тысяч человек.
