Виталий фон Ланге - Воспоминания одесского сыщика

В виде предисловия, еврей знакомит нас с г. Овидиополем, разъясняя, какой губернии и уезда этот город и какой уезд в соседстве с ним. Спросив Ладыженского, на чье имя желает он иметь паспорт и сколько ему лет, приступает к делу.

Ладыженский просил написать документ на имя, якобы, его товарища, кр. Киевск. губ. Филиппа Ладыженского, назвав свою настоящую фамилию и имя.

Еврей делает надпись «Билет» и засим выполняет весь текст годового паспорта, наверху паспорта делает надпись, что «за неимением паспортного бланка, билет пишется на гербовой бумаге». Окончив текст, год и число выдачи билета, еврей, взяв перо в левую руку, подписывает фамилию старосты, говоря, что старосты малограмотны, а затем правою рукою делает подпись писаря.

Вынув из кармана жестяную коробку, где помещалась печать, он заявляет, что перед таким тяжелым делом, как приложение казенной печати, нужно выпить и тут же, выпивая рюмку водки, прикладывает печать и вручает билет Ладыженскому с пожеланием наилучшего.

Для меня было совершенно достаточно одного подложного паспорта и поддельной печати Ольвиопольскаго мещанского старосты и, открыв писателю, кто я, потребовал назвать его фамилию и указать квартиру, где хранилась печать, отобранная у него.

Еврей, в страшном испуге, назвался Гатовым и заявил, что печать была закопана в земле, возле б. вокзала.

«Нет, друг мой! я перехитрил вас, поедем со мною и я вам укажу, где хранилась печать», заявил я Гатову.

Приехав к дому под № 100 по Екатерининской ул., я вошел с Гатовым и Ладыженским в ту самую квартиру, куда заходил час тому назад Гатов. Квартира эта оказалась известного уже мне за сбытчика фальшивых паспортов Дувида Латмана, кличка коего «Дувид мещан». Квартирохозяин, старик лет 60, лежал на кровати больной, жена его находилась возле колыбели их внука. Пригласив двух понятых, я приступил к обыску. При личном осмотре жены Латмана, в чулке я нашел два вытравленных паспортных бланка, а в колыбели под грудным ребенком три новых паспортных бланка, причем на одном была печать Виленского мещанского старосты, на другом Конвалишского мещанского старосты и на третьем Ольвиопольского мещанского старосты. Дальнейшим обыском ничего более не найдено, но я был убежден, что тут же в квартире должны быть и те печати, которые оказались на бланках. Заметив щель в полу, я рискнул вырубить доску пола, но безрезультатно. Искать было негде, все уголки обшарил. Остались неосмотренными только одни цветы, находившиеся на окнах. Появилась мысль, не поискать ли в вазонах? Решил утвердительно, подхожу к первому вазону, беру его в руки и осматриваю землю; в это время жена Латмана возвышенным голосом заявляет претензию за порчу цветов, угрожая жаловаться моему начальству. Подобное возражение меня взволновало и я вытащил цветок с корнем, но ничего там не нашел; проделывая ту же комбинацию и с другим цветком, я обнаружил под землею две мраморные, небольшие плитки: на одной была выгравирована печать Виленской мещанской управы, а на другой Конвалишской мещанской управы. При дальнейшем осмотре остальных цветков, я обнаружил еще печать Одесской Городской Управы и две мраморные плитки с изображением только окружностей, очевидно, приготовленных для печатей. Г.г. Латман и Гатов в продолжении 3 1/2 лет были хозяевами арестантских рот.

XIII

Проницательность, находчивость, смелость и быстрая сообразительность, как я раньше сказал, дают возможность успешно произвести розыск.

Проходя вечером по одной из глухих улиц в Одессе, а именно по Средней, я на ливаде в стороне от дороги, заметив два папиросных огонька, быстро направился к ним, забыв даже, что вооружение мое состояло из небольшой только шашки. Найдя там двух мужчин, я схватил их за воротники с целью ареста, но один, бывший в левой руке, успел вырваться, а второй, ударив меня чем-то твердым по руке, также вырвался, оставив у меня часть рубахи, жилета и пиджака.

Поведение этих двух субъектов меня страшно возмутило и я решил во что бы ни стало преследовать их. Погнавшись за ними по рвам, канавам и балкам, я потерял их след; попавшаяся мне навстречу женщина указала направление двух бежавших, говоря, что они побежали к стороне Бугаевки. Я ускорил свой путь и по дороге, найдя городового, узнал дальнейшее следование. Городовой доложил мне, что он хотел задержать бежавших людей, но они ему заявили, что гонятся за извозчиком, увезшим их вещи. С городовым я побежал вдогонку, заглядывая по пути в пивные и рестораны. Будучи сильно утомленным и придя к заключению о потере следа, я в конце улицы присел отдохнуть, в то же время сделал выговор городовому за несообразительность по отношению бежавших двух лиц. Рассказывая городовому инцидент с теми субъектами, я услышал вблизи себя мужской смех и разговор; в 50-ти шагах от себя я заметил сидевших на траве спинами ко мне двух мужчин. Указав жестом городовому, я с ним осторожно стал приближаться и когда был в 15-и шагах от них, то они, заметив нас, бросились бежать в разные стороны. Я погнался за одним, а городовой за другим. Мой клиент бегал не хуже зайца, был легко одет и босой; когда я нагонял его, он моментально останавливался, приседая; я же пробегал мимо, успевая нанести ему удар шашкою; таких ударов пришлось нанести три. В момент третьей его остановки, он произвел выстрел из револьвера, пуля пролетела мимо, затем выстрелил во второй раз и тоже промахнулся; наконец, он два раза щелкнул курком, очевидно, были осечки. Я оказался невредим.

Преступник, видя свое бессилие и потеряв надежду на револьвер, решил испытать свою силу и бросился на меня; схватив меня подсилки за пояс, старался свалить меня на землю. К его прискорбию, я оказался гораздо сильнее его и, будучи с малолетства хорошим борцом (как воспитанник кадетского корпуса и бывший офицер), я сразу свалил его на землю, наступив коленом на горло. На выстрелы успели подойти какие-то два господина, которые помогли мне связать преступника. При обыске у него я обнаружил часть церковного ручного креста и револьвер с двумя выпущенными пулями и тремя осечками. Записав свидетелей и пригласив их на другой день в участок, я, взяв арестованного, дошел до первого извозчика и поехал в участок.

Городовой, погнавшийся за другим преступником, доложил мне, что тот успел скрыться в саду сахарного завода, перескочив туда через забор. Задержанный назвался бродягою Гонтаренко.

Дня через три после задержания Гонтаренко, я получил сведения, что в квартиру одного домовладельца Картомышевской ул. заходит какой-то мужчина, который поздно ночью куда-то уходит, и что этот мужчина днем, очевидно, боится показаться на улице.

Взяв с собою городового Бондаря, отличающегося силою и сообразительностью, отправился по указанному адресу. Придя в квартиру домовладельца, я застал незнакомого мне мужчину, показавшегося мне за отчаянного разбойника. Он смотрел на меня исподлобья и вызывающе. В кармане у него я обнаружил также часть церковного креста, долото, три отмычки, щипцы и огарок свечи. Назвался он Порохнявкою. В участке, при сличении частей креста, составился целый крест. Крест этот в числе других вещей был ограблен из церкви Тираспольского уезда. Гонтаренко до суда успел бежать из-под стражи; Порохнявка приговорен к 10-тилетней каторге, он был уличен церковными сторожами.

XIV

Производя розыск преступников и посещая всевозможные воровские притоны и вообще подозрительные места, я часто посещал и низкопробные рестораны. Придя в один из таких ресторанов и став в дверях, я осмотрел всех присутствующих с целью уловить какой-либо жест или прием посетителя. Публики было человек до 50-ти, сидели они за столами, заставленными бутылками с напитками и вели оживленный разговор; здесь под столом валялся пьяный, в другом углу, опершись на стол, спал также какой-то мужчина, в конце комнаты за столом сидели два человека, прилично одетые. При моем появлении в ресторан, я заметил, как один другого толкнул локтем и что-то вполголоса сказал; мне послышалось, что он произнес мою фамилию. Обоих мужчин я совершенно не знал и видел впервые, но они мне показались подозрительными и я решил их арестовать. Подойдя прямо к их столу, не боясь такой массы подвыпившего народа, я рискнул их обыскать. Кто-то из посетителей оказался благоразумным человеком и сообщил городовому о моем нахождении в ресторане; городовой явился ко мне, я ему приказал обыскать одного, а сам принялся обыскивать другого. Кроме ножей и денег, ничего подозрительного я не нашел.

«В чем дело? За что вы нас обыскиваете, мы не воры, а честные ремесленники, сидим в ресторане чинно, никого не трогая и не совершая бесчинств», ― заявляет первый.

«Не зная вас лично, я желаю узнать, кто вы и какие у вас виды на жительство, а поэтому приглашаю вас следовать со мною».

«Извольте мой документ, я потомственный дворянин Иван Добровольский, за лишение меня свободы будете отвечать перед судом, ибо я так не оставляю», ― говорит все тот же.