Антон Чиж - Холодные сердца

– Ой, что творишь… Пусти… Руку сломаешь!..

– Сломаю, если дернешься, – пообещал молодой человек, поднял бесполезную финку и выкинул в открытое окно. – Все, Чиж, гастроль окончена…

– Да кто ты… Ой, больно, ой, зверь… Да кто таков?

– Ванзаров.

Вор от боли кривился, но стонать не посмел.

– Прощения просим, господин начальник… Ваше превосходительство… Обознался… Не посмел бы…

– Видишь, а говорил, что не знакомы. Рад, что осознал.

– Так точно… Ошибочка вышла… Очень рады приятной встрече… О-ой-ей…

Ванзаров выпустил кисть, свернутую в жгут. Чиж кое-как поднялся, старательно пряча бесчувственную конечность, улыбался, заискивая, и даже скромно потупился. Все-таки для вора честь, что его лично залепил столичная знаменитость.

– Разговор у нас такой будет. Заниматься тобой мне сейчас некогда, считай, не повезло тебе, Чиж. Сел не на тот поезд. В этом сезоне в столице тебе делать больше нечего. Возвращаешься в Ростов-папу.

– Не сомневайтесь, господин Ванзаров, мы слово держим…

– Дербанку сдаешь мне прямо сейчас.

– Не извольте сомневаться… – в протянутую ладонь Ванзарова лег золотой портсигар.

– Про шмель забыл.

– Ах, извините… – вор тут же вернул объемное портмоне. – Полный расчет.

– Ты меня хорошо понял?

– Не извольте беспокоиться, господин Ванзаров. Мы слово держим-с…

– Тогда тебе выходить. – Ванзаров открыл вагонную дверь. В тамбур ворвался порыв ветра и стук колес. Поезд замедлился на повороте. Не желая утруждать уговорами столь уважаемое воровским миром лицо, Чиж отдал честь здоровой рукой и спрыгнул на ходу. Удачно ли прошло приземление, Ванзарова не интересовало. Он вернулся в вагон.

Почтенный пассажир как раз ощупывал карманы и боролся с сомнением. Приподняв шляпу, Ванзаров протянул ценные вещи.

– Это не вы обронили?

Старичок схватил их так, словно вся жизнь его зависела от портсигара и портмоне. Благодарил он бурно и искренно. Быть может, памятный подарок. Ванзаров отказался от благодарностей – всего-то поднял с пола, – простился и перешел в другой вагон, чтобы не смущать барышню.

Дарья все одно терзалась в мучительных раздумьях. Выйдя на платформу, она успела заметить, как необыкновенный юноша взял первого извозчика из тех, что большим табуном дожидались на привокзальной площади, и, подняв пыль, стремительно уехал. Даже не обернулся на ее взгляд. А ведь Дарья так старалась, чтобы он почувствовал, и даже загадала кое-что. Все напрасно. Подхватив корзину с работой, она пошла в город.

Извозчик не обманул. За гривенник доставил быстро, как только позволяли кривые улочки и полное отсутствие мостовой.

– Извольте, барин, полицейский участок.

Даже если б над казенным домом не висела доска с государственным орлом, опознать его не составило бы труда. У дверей толкалось с десяток городовых, возбужденных беседой.

Ванзаров подошел довольно близко и без стеснения стал подслушивать. В горячке спора на чужака не обратили внимания. Понять, о чем шла речь, было трудно. Служивые говорили все вместе, обсуждая что-то такое из ряда вон выходящее. Кажется, кого-то ловили, судачили о жарком бое и неравном поединке. Разговор как раз достиг той высокой ноты, когда никто уже не следит за правдой, а старается расписать случившееся поярче, да с подробностями все более фантастическими, не забывая о своем участии.

Все же чужака заметили. Гам стих, как по команде. Ванзарову пришлось невинно улыбнуться и пройти в участок. Внутри обстановка была несколько спокойней. Два чиновника о чем-то шептались в углу, а пол мерил шагами маленький пристав, размахивая рукой так, словно рубил в капусту неприятеля.

– Правосудие! Торжествует! Неотвратимо! – повторял он.

Ванзаров громко кашлянул, привлекая внимание.

– Имею честь видеть господина станового пристава?

Недельский замер с занесенной рукой, словно звал за собой в атаку кавалерийский полк, и уставился на незнакомца.

– Кто таков? Почему? Кто позволил? Не принимаем! Сегодня нет приема! Мы заняты! Извольте не мешать государственной службе! Не мешаться под ногами! Да, да, именно так мы их…

Кого имел в виду пристав, каких «их», было загадочно. От такой встречи человек робкого десятка окончательно оробел и растаял бы, как мороженое на горячем песке. Но Ванзаров только усами шевельнул.

– Пристав, у меня важное дело, извольте…

– Нет! Не изволю! Нет важнее дела, чем стоять на страже закона… Я и сегодня показал, что такое отчаянная храбрость с разумением… Да кто вы такой? – пристав, внезапно погаснув, рассмотрел пришедшего. – По какому делу? Репортер? О да, я вас сразу узнал! Репортер к нам пожаловал, господа публика, извольте торжествовать!

Публики, кроме чиновников, притихших в уголке, решительно не имелось. Приставу это не мешало.

– Репортеров мы любим! Как же! – закричал он внезапно. – К репортерам у нас подход имеется! Вынюхивать изволите? Так вас есть чем угостить…

Он схватился за бок, где должна была быть шашка. На его счастье, портупея с ножнами висели на спинке стула. Не растерявшись, Сергей Николаевич рванул кобуру и выхватил наган, привязанный к плетеному шнурку.

– Цирк не люблю, но если изволите показать акробатический номер, готов потратить на него свое бесценное время. Начинайте.

От такой наглости пристав задохнулся. У него натурально сдавило горло. Чиновники благоразумно спрятались под стол, зная, что может случиться. Даже городовые, сунувшиеся в дверной проем, захлопнули створку. Все живое затихло, как перед грозой.

Отступив на шаг, словно был близорук, Недельский уставился на беспримерного наглеца.

– Вот, значит, как, господин репортер…

Он навел револьвер прямо на наглое и спокойное лицо, разукрашенное мерзкими усищами.

– Так я понял… Ты тоже причастен, репортер… А убить репортера грехом не считается, даже в законах разрешено… Я тебя…

– Попрошу мне не тыкать, ротмистр.

Дуло вздрогнуло, словно не решаясь покончить с наглецом одним выстрелом.

– Ты… ты… как… мне… посмел?

– Прежде чем стрелять, проверьте, заряжен ли наган. Иначе конфуз выйдет. Я-то прощу, а вот преступник может не простить, и полиция потеряет такого бесценного сотрудника.

Спокойный, даже несколько равнодушный тон, каким это было сказано, остудил не хуже ведра ледяной воды. Пристав отщелкнул барабан и убедился, что он предательски пуст. Вот ведь незадача.

– Вы кто? – спросил он.

– Разумно задать этот вопрос, как только гость зашел к вам в участок. Разве не так?

– Вы кто? – повторил пристав, засовывая револьвер в кобуру.

– Чиновник для особых поручений Ванзаров. Департамент полиции. Сыскная полиция.

Парочка служащих, прятавшихся под столом, быстро-быстро проскочили к выходу, на бегу сверкая улыбочками высокому гостю и бормоча «здрсьте». Дверь тишайше затворилась.

Пристава предали. Пристава бросили. Пристав остался один на одни с грозной, беспощадной силой. Сергей Николаевич выдержал и этот удар судьбы. Одернув китель, он принял самый гордый и независимый вид, после чего прошел за свой стол. Столешница – хоть какая-то защита.

– Что вам угодно, господин Ванзаров?

– Мне угодно забрать человека, который был задержан вами… – Ванзаров оглянулся. – Кстати, а где вы его держите? Что-то не могу заметить ничего похожего на камеру или сибирку [4] .

Недельский тщательно разглядывал сукно стола.

– Это невозможно…

– Простите, не расслышал. Что невозможно?

– Выдать вам задержанного.

– Причины?

– Он… Опасный и безжалостный преступник.

– Вот как? Что же он такого натворил? Полагаю, устроил в ресторане пьяный дебош. Или вызвал какого-нибудь проходимца на дуэль?

– Не без этого… Но это все мелочи. Главное, что я подозреваю… Он подозревается…

– Простите, как вас…

– Сергей Николаевич…

– Очень приятно, – Ванзаров приложил руку к области сердца. – Так вот, Сергей Николаевич, поверьте моему слову, что…

Узнать, что хотел сказать чиновник для особых поручений, приставу не довелось. В участок ворвался предводитель. Фёкл Антонович тяжело запыхался, как от бега, галстук съехал в сторону, шляпа сорвана, и весь он воплощал одно сплошное нетерпение.

– Где он? Я хочу его видеть, этого человека! В глаза ему посмотреть! Пристав, почему у вас здесь посторонние?

Ванзаров встал.

– Вы кого имеете в виду?

Тут предводитель всплеснул руками, раскрыл объятия и проявил полный восторг.

– Родион Георгиевич! Голубчик! Какое счастье видеть вас!

К счастью, обошлось без объятий. Предводитель долго тряс Ванзарову руку и все никак не хотел ее отпустить. Они познакомились на приеме у губернатора, и вообще Фёкл Антонович был наслышан о восходящей звезде отечественного сыска. Исчерпав запас дружелюбия, он схватил стул и уселся рядышком с дорогим гостем. Пристав как-то сразу ощутил себя чужим на этом празднике дружбы.