Николай Свечин - Пуля с Кавказа
– Имя Малдая как абрека впервые нашумело полтора года назад. Тогда в Согратле был задушен и обобран отставной штабс-капитан Хорьков. С тех пор каждый месяц что-нибудь случается. В марте ограбили почтовую карету, перевозившую содержание Куринского пехотного полка. Убиты четыре человека, похищено 22 000 рублей. В апреле зарезаны ботлихский исправник и вестовой.
– Попытки уловить были?
– Были, но не дали успеха. Позволю напомнить, что весь Дагестан принял участие в восстании 1877-78 годов. У них круговая порука. Малдай, согласно понятиям населения, герой: воевал за свободу, получил ранение, был в ссылках. И убивает гяуров. В условиях, когда вся округа помогает злодеям, их очень трудно поймать.
– А агентура?
– Вы знаете: мне удалось внедрить своего человека в горное общество Анкратль. Это было очень трудно! Агент успел прислать два сообщения, в которых описал Малдая и старика в жёлтой чалме. Он даже сумел поговорить с самим Малдаем. Но, видимо, чем-то себя выдал.
– Мне прислали его голову в мешке, – процедил сквозь зубы Артилевский. – Неаппетитное зрелище…
– То есть, местоположение шайки нам не известно?
– Не известно, – вздохнул капитан. – Карт местности не существует. Лагерь может располагаться где угодно. Между верховий Аварского и Андийского Койсу тьма укромных мест, куда не попасть посторонним.
– Понятно, – подытожил Таубе. – Будем искать иголку в стоге сена. Что ж, мне не впервой; вы все тоже люди опытные. Переходим ко второму персонажу нашей пьесы. Старику в жёлтой чалме. До нас давно уже доходили отрывочные сведения, что в горах скрывается турецкий резидент. Точное его местоположение оставалось тайной. Ваш источник, Андрей Анатольевич, эту тайну вскрыл: старик обнаружился в лагере абрека. Представляете, господа, что это должна быть за личность, ежели ему подчиняется сам Малдай из Бахикли? Тёртый, битый, да ещё аварец! И принимает команды от русского… Но это такой старец, что дальше некуда. Слушайте его историю.
Настоящее имя старика – Зиновий Калинович Лемтюжников. Происхождением из гребенских казаков. Старого хорошего рода, с заслугами, с уважаемыми рубаками… Но природа дала сбой. Волком родился – овцой не бывать! В январе 1839 года, чуть не полвека назад, Зиновий в чине хорунжего попал в отряд генерала Галафеева. Время было для нас тяжёлое. Шамиль укрепился в горах, наладил производство оружия и пороха, создал регулярную армию. Знаменитый крымский мастер Хаджи-Мустафа, специально приехавший к имаму, изготавливал для него так называемые «крымские» винтовки. Джабраил Унцукульский, обучившийся в Аравии производству пушек, начал успешно отливать их в горных аулах. Единственное, что ещё отсутствовало у Шамиля – это конгриевы ракеты. Войска Кавказского корпуса применяли их очень успешно. Мюриды не выдерживали залпа ракет – они бросали позицию и в панике разбегались. Зажигательные снаряды выкуривали противника из лесов лучше любой картечи. Шамиль объявил большую награду тем, кто доставит ему станок. Это сделал – хорунжий Лемтюжников. Он был в отряде Галафеева командиром ракетной полубатареи, и сдал её горцам. Намеренно отстал на марше, отпустив предварительно пехотное прикрытие. Шамиль не только получил два станка конструкции Засядко с запасом шестифунтовых ракет – он получил изменника-ракетчика. Зиновий наладил имаму производство и станков, и зарядов, а главное – избавил мирюдов от ракетной боязни.
Весной того же года генерал Граббе ценой больших усилий осадил столицу Шамиля аул Ахульго. Селение находилось на двух соседствующих утёсах, разделённых узким ущельем. По дну его, на глубине пятидесяти саженей, протекала речка Ашильта. Войскам предстояло сначала взять первый утёс с Новым Ахульго, затем перейти по узким мосткам в Старый; оба утёса были сильно укреплены. 16 июля Граббе скомандовал штурм. Пока две колонны атаковали утёсы, третья выдвинулась по дну ущелья с задачей обойти аул с тыла. Шесть рот Апшеронского полка вошли в узкую расщелину и были тут же остановлены градом камней, сбрасываемых сверху защитниками обоих утёсов. Кроме того, поперёк Ашильты обнаружился не замеченный ранее завал, обороняемый мюридами. Даже храбрые апшеронцы не смогли в таких условиях выполнить приказ… В течение двух часов они стояли под навесами скал, не смея двинуться с места. Каждый, кто выходил на середину ущелья, немедленно погибал под камнями. Ни барабаны, ни команды офицеров не помогали – солдаты отказывались идти вперёд. Вдруг через два часа такого невыносимого положения впереди раздался крик: «Берегись! Горцы бросаются в шашки!». Одного этого крика оказалось достаточно: уцелевшие апшеронцы выскочили из-под скал и устремились назад, к выходу из ущелья. Тут-то и понесли они наибольшую потерю от нового града камней и выстрелов от завала в спину… Так вот, пленные потом показали: провокационный крик сделал Лемтюжников, прокравшийся в офицерской форме в голову колонны.
В конце концов, ценой огромных потерь, войска Граббе захватили Ахульго. Шамиль сумел бежать сквозь оцепление с дюжиной верных людей, вынеся на спине раненого сына. Два дня армия выкуривала остатки мюридов из горных пещер. Лемтюжников скрывался в одной из них. Улучшив момент, он, снова в форме офицера, вышел за кордоны и исчез.
В 1843 году Шамиль нанёс нашим войскам самые сильные свои удары. За несколько недель он захватил всю Аварию, истребив полностью стоящие в ней гарнизоны. Имаму досталось множество пленных и орудия. Лемтюжников сделался правой рукой знаменитого Ягья-Хаджи, любимца Шамиля и его главного военного инженера. Ягья ведал русскими беглыми, артиллерией, всеми мастерскими, а так же казной имама. Хорунжий поселился в новой ставке Шамиля, ауле Дарго, и занялся созданием ракетных и артиллерийских батарей. Служили в них исключительно русские и поляки. Лемтюжников вербовал самые отбросы: уголовных, дезертиров, отчаянных без роду-племени.
В 1845 году наместник Кавказа князь Воронцов решил разорить горскую столицу. Состоялся печально знаменитый Даргинский поход. В это время Лемтюжников совершил наиболее гнусный из своих поступков. В Дарго тогда содержались русские пленные – 16 офицеров и 21 нижний чин, всего 37 человек. Шамиль вёл переговоры об их обмене, поэтому русским дозволяли переписку. В апреле генерал-лейтенант Гурко[27] передал пленным письмо через лазутчиков. В нём он зачем-то сообщил узникам, что Воронцов собирается в поход и скоро их всех освободят… Пленные от таких вестей повеселели и стали вести себя более развязно. Это не укрылось от внимания мюридов, и те учинили расследование. Сначала они обыскали самих пленных и их помещение, но ничего не нашли. Тогда несчастных стали пытать… Делал это лично Лемтюжников. Пленные вытерпели страшные истязания, но не выдали тайну письма. Наконец, после более тщательного обыска, бумага была обнаружена и тайна раскрыта.
7 мая пленные, все 37 человек, были приведены на Белгатойские высоты вблизи аула Дарго и привязаны к огромному ореховому дереву. Туда же доставили две пушки. Лемтюжников сам зарядил их картечью и навёл первое орудие. Артиллерийская прислуга была составлена исключительно из русских дезертиров. Ни один из команды Зиновия не отказался… После залпа оставшихся в живых добили шашками.
Через несколько дней пришли войска Воронцова и похоронили несчастных. Дарго был оставлен Шамилем без боя и предан огню. В Солдатской слободе наши разведчики обнаружили дом, в котором проживал Лемтюжников. На двери карандашом было написано: «Швальня Короля Саксонского». И орудия пытки внутри… Тогда-то на бывшего хорунжего и завели в нашем ведомстве персональное дело. Уж сорок лет прошло с тех пор, а дело ещё не закрыто…
– В Даргинском походе Воронцову пришлось туго, – продолжил Таубе через минуту. – Лемтюжников неоднократно «отличился» в той компании. Так, ещё в начале движения русские потеряли командира 5-го сапёрного батальона полковника Завельевского. Сапёры в горах очень важный род войск, поскольку делают дороги и переправы. Именно Зиновий похитил батальонера[28] прямо средь бела дня; тело так и не нашли.
Когда аул Дарго сожгли и Воронцову пора было уходить, началось самое трудное. Войска попали в полное окружение, провиант и боевые припасы заканчивались, накопилось много раненых. Из Грозной прибыл транспорт с сухарями и встал на той стороне леса. Требовалось пробиться к нему сквозь завалы, взять груз и вернуться обратно. «Сухарная экспедиция» – самый злосчастный и кровавый для нас эпизод Кавказской войны… Отряд генерала Клюгенау пробивался по лесной дороге, расстреливаемый и атакуемый со всех сторон. Когда начальник арьергарда генерал Викторов упал, раненый, и все вокруг побежали, он, лёжа, обещал награду тому, кто его спасёт. Никто не остановился… Ночью Клюгенау послал к основным силам семь охотников с просьбой помочь пробиться обратно. Дошёл только один, юнкер Кабардинского полка Длотовский. И лишь потому, что двигался лесом в обход всех постов, прямо к ставке Воронцова. Остальных перехватил Лемтюжников. Для этого он снова надел русский мундир и составил ложный пикет, на который и попадали остальные гонцы. Но даже помощь основных сил, предупреждённых Длотовским, не спасла тех, кто ходил за сухарями. Возвращение через лес оказалось ещё более кровавым, чем рейд к транспорту. Отряд Клюгенау был практически уничтожен. Те немногие, кто выжил, принесли сухарную порцию войскам на полтора дня… Погибли два генерала, более пятиста нижних чинов, свыше семи сотен получили раны. Весь состав русских войск оказался на грани полного истребления. Кое-как отряд пробился к Шаухал-берды, и тут остановился в ожидании подмоги. Вокруг были полчища мюридов. На том берегу Аксая Шамиль разместил батарею под командованием Лемтюжникова, и она четыре дня безнаказанно расстреливала наш лагерь. Особенно старались попасть в палатку наместника. Воронцову пришлось слиться с толпой и ночевать на земле. Только храбрые действия генерала Фрейтага, пришедшего на выручку со свежими силами, спасли остатки войска князя от гибели. Ни до, ни после Кавказский корпус не нёс таких ужасных потерь с такими ничтожными результатами.
