Лампа паладина - Наталья Николаевна Александрова
Я промолчала – не рассказывать же ей про старинную лампу и посещающие меня видения…
А Ираида Павловна немного помолчала и смущенно добавила:
– И спасибо тебе… ты ведь меня спасла… я в какой-то ступор впала, и если бы не ты…
Я опять промолчала – не знала, что ответить на такие слова. Не скажешь ведь «пожалуйста» или «всегда к вашим услугам».
– Удивительно, как ты быстро отреагировала на опасность! Я и не представляла, что у тебя такая реакция!
Что я могла на это сказать? Что я и сама не представляла? Или что я так быстро реагировала, потому что была готова к подобному развитию событий?
А она еще добавила:
– А как ты догадалась прихватить доску?
– Ну, не знаю… интуиция…
– Вот именно! Я же говорю – интуиция в нашем деле важнее всего!
Надо же, все-таки есть в ней что-то человеческое, может испытывать благодарность.
– Ну устрою я прорабу этому, утверждал ведь, что все тщательно проверил, а тут такое! – Ираида сокрушенно покачала головой, глядя на обломки галереи, скрывшие кариатиду. Вторая кариатида смотрела на гибель своей сестры довольно равнодушно. Ираида же выглядела бледновато.
Делать было нечего, мы выбрались на улицу и уселись на крыльце. Нужно было звонить прорабу, но Бастинда что-то медлила, и я поняла, что у нее просто нет сил. То есть до нее понемногу доходило, что сейчас она лежала бы там, под обломками, и в лучшем случае ее ждало бы пожизненное кресло инвалида.
– Выпейте водички! – предложила я, это мама настояла на том, чтобы я всегда носила с собой бутылку воды, она прослушала передачу о том, что вода – это жизнь, и усиленно выполняла все рекомендации. Надо же, в кои-то веки пригодилось!
Ираида вцепилась в бутылку, как будто пробыла в пустыне дней десять, выхлебала одним махом половину, потом закурила, причем, что характерно, разрешения не спросила, из чего я сделала вывод, что она пришла в себя.
Так и оказалось, потому что после перекура она позвонила сначала прорабу, а потом – начальнику. Вот тут я отошла в сторонку, поскольку слушать ее цветистую ругань мне было неинтересно. И это еще были относительно приличные выражения, обычно наша Бастинда и матом не брезгует.
Я достала телефон и обнаружила там пять или шесть непринятых звонков от мамы. Меня кольнуло беспокойство: что-то явно случилось. Я упросила Ираиду Павловну ехать отсюда к цивилизации, не дожидаясь прораба, она открыла было рот, чтобы произнести свои обычные хамские речи, но своевременно одумалась, прикусила язык и тронула машину с места.
Мужчина неопределенного возраста, в черных очках, с коротко стриженными белыми волосами подошел к трансформаторной будке, огляделся по сторонам и открыл железную дверцу с изображением черепа и грозной надписью: «Высокое напряжение. Опасно для жизни».
За дверцей оказалось хитросплетение разноцветных проводов. Мужчина без опаски взялся за эти провода и потянул в сторону, как дверцу шкафа-купе.
Провода вместе с задней стенкой отодвинулись, и за ними оказалась уходящая под землю железная лесенка.
По этой лесенке мужчина спустился, открыл еще одну дверь – она была заперта на ключ, нажал на кнопку выключателя.
Вспыхнул свет.
Мужчина находился в обычной, скудно обставленной комнате без окон.
Здесь были рабочий стол с компьютером, пара стульев, небольшой шкаф, узкая кровать, еще один стол, на котором стояли электрический чайник и кофеварка. Был еще отгорожен уголок, где помещались душ и унитаз.
Первым делом мужчина заправил кофеварку, засыпав в нее двойную порцию кофе. Когда кофе был готов, он выпил его двумя глотками, затем сел за рабочий стол, поставил перед собой настольное зеркало, снял темные очки.
В зеркале отразилось худое костистое лицо с пугающе белыми глазами без зрачков.
Мужчина усмехнулся и вынул белые линзы.
Теперь глаза у него были обыкновенные, блекло-голубые, с обычными круглыми зрачками. И все лицо его при этом утратило свою пугающую загадочность.
Мужчина провел длинными пальцами по лицу, как бы снимая с него усталость.
Затем он выдвинул ящик стола и достал оттуда резную шкатулку из темного дерева. Открыв эту шкатулку, он достал из нее четыре вещи – толстую старинную книгу в потертом кожаном переплете, на каком-то загадочном древнем языке, старинный серебряный канделябр на две свечи, хрустальный шар размером с теннисный мяч и массивный серебряный перстень.
На этом перстне был выгравирован странный символ – восьмиконечный крест, вписанный в пентаграмму.
Мужчина прижал перстень к губам, прошептал несколько слов на загадочном языке, затем надел его на указательный палец правой руки. В канделябр он вставил черные свечи, зажег их и бережно взял в руку хрустальный шар.
Он стал медленно поворачивать шар, глядя сквозь него на пламя свечей, и тихо произносить странное заклинание на незнакомом гортанном языке.
Вскоре внутри шара заклубилось золотистое облачко.
Это облачко сгустилось, меняя форму.
На какое-то время оно стало похоже на старинную масляную лампу… затем оно изменилось, теперь в нем можно было увидеть женское лицо… и снова облачко изменило форму, оно стало похоже на какой-то небольшой дом, но тут же смешалось и утратило форму.
Мужчина выругался на незнакомом языке, встряхнул шар, посмотрел сквозь него на пламя…
Но в шаре по-прежнему клубилось только бесформенное золотистое облачко.
Тогда мужчина положил шар, не оправдавший его надежд, открыл старинную книгу и начал читать ее вслух, нараспев произнося странные гортанные слова.
Так он читал около получаса, и его голос в процессе чтения становился все сильнее и громче.
Постепенно голос его изменился.
Теперь казалось, что не он читает древнюю книгу, а сами ее страницы оживают и звучат странным, гипнотическим голосом, не имеющим возраста и даже пола.
Наконец этот голос замолк, и в комнате наступила тишина.
Мужчина встряхнул головой, словно стряхивая с себя гипнотическое оцепенение, вызванное древними словами.
Он снова вставил в глаза белые линзы, взглянул на себя в зеркало и удовлетворенно ухмыльнулся.
– Придется сделать все самому!
Татьяна Михайловна Соловьянинова была женщиной энергичной и справедливо полагала, что от любых неприятностей нужно спасаться работой. Желательно физической. Ну, разумеется, не таскать камни в гору, как Сизиф, и не копать огород (которого, кстати, у нее никогда не было).
Нет, работа должна быть по силам. Ну, к примеру, уборка квартиры, которая всегда на ней.
Дочка, эта тетеха и размазня, никогда ничего не успевает. А все потому, что не умеет правильно организовать свое время. Ну что делать, уж такая ей досталась, никуда теперь не денешься. Как люди говорят: с мужем можно развестись, с детьми же – никогда. Это ее крест,
