Проклятие Тары. Артефакт-детектив - Монт Алекс
— Мама! — распахнув деревянную, обитую изнутри белым войлоком халагу, прикрывавшую вход в юрту, он позвал Отонхой. — Поклянись, что сохранишь тайну, которую доверю тебе и которая принадлежит не мне, — торжественно обратился он к матери. — Когда же тебе придет срок покинуть этот мир, ты передашь ее тому, кого сочтешь этой тайны достойным.
— Отонхой исполнит все, о чем ты просишь, сынок. Но почему бы тебе не доверить свою тайну кому-нибудь из братьев, когда они станут мужчинами? — дрожащим голосом спросила женщина. — Неужели отважный Камет не захочет проводить свою любящую мать? — укоряла она его.
— Камет выполнит свой сыновний долг, но хозяин его судьбы великий Махакала. Доверенная Камету тайна не должна умереть вместе с ним.
— Тогда говори, сынок. Твоя мать слушает тебя…
После июльского сражения под стенами Гусиноозерского дацана и последующего отступления в Монголию Камет неотлучно находился при бароне. Как цепной пес он охранял сон Унгерна, в точности исполняя его приказы и стараясь угадать малейшие желания. Бурят боготворил барона и считал его живым воплощением Махакалы — свирепым божеством, беспощадно разящим врагов буддизма. Хранитель веры, устрашающий Бог войны — вот кем был для него Унгерн.
Камет, как и его сородичи, исповедовал укоренившийся в этих местах ламаизм, своеобразный религиозный коктейль из буддизма и местных шамаистских культов, где смирению и пацифизму отводилась далеко не главная роль. Эту особенность бурят-монгольского буддизма тонко прочувствовал барон и накануне взятия Урги объявил себя Махакалой. Монахи не спорили с этим, особенно когда он изгнал из Урги китайцев и восстановил на престоле Богдо-хана, а сам Далай-лама утвердил его в этом звании. Но времена, когда застывшие в благоговейном молчании коленопреклоненные толпы подобострастно встречали ехавшего на белом коне Унгерна, безвозвратно канули в Лету. Над головой барона сгущались тучи, а он будто не замечал опасности, сохранял бодрость духа и был полон замыслов.
Идти в Тибет на поиски волшебной страны Шамбалы — казалось, эта идея полностью овладела им. Первоначальные планы двигаться на Харбин на соединение с Дальневосточным центром русской эмиграции или прорываться в Приморье, оставив наводненную красными войсками Монголию, были отброшены и забыты. Впрочем, на это имелись веские причины. Экстравагантная фигура барона в глазах вождей Белого движения выглядела слишком одиозной, и, в отличие от японцев и англичан, он едва ли мог рассчитывать на их помощь. Более того, появись Унгерн в Харбине или Владивостоке, он мог быть арестован и даже казнен. Слишком многих обидел Унгерн, о его жестокостях и зверствах ходили легенды, а те его «жертвы», которым удалось благополучно добраться до Приморья, в красках дорисовывали кровожадный портрет.
Офицерам из ближнего окружения барона не было дела до этих, с позволения сказать, трудностей их предводителя. Они изо всех сил рвались в Приморье, а тибетскую авантюру барона считали откровенным бредом и всерьез подумывали, как избавиться от беспокойного и потерявшего всякое понятие о реальности вождя. Камет догадывался о брожении умов в дивизии и не скрывал истинной картины перед бароном. То, что в рядах его воинства зреет недовольство, Унгерн догадывался и без предостережений преданного слуги, но вряд ли полагал, что недовольство зашло настолько далеко, что превратилось в предательство и против него составился заговор. Однако спрятать имевшееся при нем золото он посчитал не лишним и поручил Камету тайно вывезти казну дивизии из расположения лагеря…
Когда Камет добрался до родного улуса, дело было сделано. Ящики с золотом зарыли в степи, а исполнители и непосредственные участники этого мероприятия мирно лакомились бараниной. Избавиться от свидетелей в своем улусе — значит нарушить освященный предками вековой закон гостеприимства. Камет решил исполнить приказ барона чуть позже, когда отряд тронется в путь…
Глава 10. Тайна дедовского портфеля
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})После ужина Матвей сгреб со стола бумаги и закрылся в кабинете, позабыв о бесхозно валявшемся под столом портфеле. Убедившись, что муж капитально увяз в документах, Марина пробралась в гостиную и, открыв потайное отделение портфеля, обнаружила подробную карту и описание к ней. Первым порывом было забрать бумаги. Но, подумав, она сообразила, что в документах, которые сейчас изучает муж, могут содержаться намеки на эту карту. И если Матвей не обнаружит ее в секретном кармане, подозрение неминуемо падет на нее. Недолго думая, она заложила листы в ксерокс, после чего вернула их на место. В ходе этой манипуляции ей бросилось в глаза, что бумага была хоть и пожелтевшая, но без характерных пятен. Во всяком случае, документы за 1921 год, которые она разбирала в архиве, выглядели куда хуже. «Похоже, карта и пояснения к ней составлялись значительно позже», — рассудила женщина. В эту минуту дверь кабинета шумно распахнулась. Тяжелые шаги Матвея раздались в коридоре, затем дверь вновь захлопнулась. «Ай да я, ай да молодец!» — внутренне торжествуя, она похвалила собственную предусмотрительность. Матвей был тоже доволен. В его руки попала карта, с помощью которой он отыщет золотую статую Тары. Дедушка Самуил оставил неплохое наследство единственному внуку. Дело теперь за малым. Снарядить экспедицию и добыть сокровище.
— Значит, точно такая же карта с подсказками есть и у Матвея? — вглядываясь в четкий разборчивый текст описания, поинтересовался Чаров, когда они увиделись в офисе. Он не стал играть задуманную роль скрывающегося в шалаше Ильича и подыскивать для их встреч конспиративную квартиру. «Раз муж в курсе, чем занимается супруга, зачем шифроваться? Наоборот, надо вести себя естественно», — справедливо заключил детектив. — Интересно, расскажет ли Матвей про эти бумаги, как обещал намедни? — спросил он, усмехаясь.
— Держи карман шире! — в тон ему бросила женщина. — Главное, что теперь он будет искать статую, зная, что ты, вернее, мы тоже ее ищем!
— М-да… Ситуация идиотская! Хотя, насчет статуи ты погорячилась. Матвей знает, что мы ищем золото Унгерна, а не статую. Как думаешь?
Передернув в сомнении плечами, она отвела взгляд.
— Вот что я думаю, Мариш. Нужно дать понять твоему мужу, что наши поиски зашли в тупик и я собираюсь вернуть аванс клиенту. Может, тогда он что-то и проронит на предмет содержания дедовского портфеля. Во всяком случае, обмолвиться на сей счет будет не лишним. Ведь, как ты говоришь, помимо этой карты с описанием у него море документов. Определенно в них указано, какая местность изображена на карте и что надлежит искать. Впрочем, «что» мы и сами знаем. На карте Самуила, скорее всего, изображен участок местности где-то в Забайкалье, а не в степи. Это судя по рельефу. Однако если верить Хеллеру, казна Азиатской дивизии зарыта в даурской степи, а здесь явно не степь. Река, покрытые лесом склоны, довольно большое озеро, но точно не Байкал, окруженное горами плато… Короче, смахивает на Забайкалье.
— В Монголии, дорогой мой, покрытых лесом гор, рек, озер и разных там плато тоже навалом, — не без ехидства возразила Марина. — Так что это не аргумент. Нужно смотреть на координатную сетку, а не делать далеко идущие выводы по первому впечатлению от рельефа.
— А ты язва, Мариш! — процедил сквозь зубы попавший впросак Чаров. — Хорошо, исследуем карту досконально, но давай предположим, — не отступался от своей первоначальной идеи Георгий, — что Дягур доставил статую Тары на территорию Дальневосточной республики, а потом, по неизвестной нам причине, ее решили не отправлять в Москву с остальным золотом, а оставили у себя. Дед Матвея служил штабным писарем, соответственно, многое слышал и видел. Гипотетически он мог быть посвящен в эту тайну или случайно узнать о судьбе статуи. А если так, — детектив с улыбкой посмотрел на женщину, — на подводе, которую потерял Дягур во время боя с отрядом Кабардина, никакой статуи не было! Так что не парься! Сейчас надо детальнейшим образом изучить описание к карте. А если Матвей даст мне понять, что в бумажках старика нет ни слова о сокровищах барона, значит, во-первых, — будет разыгрывать свою партию, ну а во-вторых, я, — Георгий обреченно махнул рукой, — раз и навсегда потерял его доверие.