Эдвард Марстон - Голова королевы
Первым порывом Ричарда было побежать прямиком к Николасу, но в ушах звенела угроза Стефана Джадда. Он решил вытереться и никому ничего не говорить. За гримерной располагалось небольшое помещение, служившее одновременно складом и комнатой отдыха, где актеры коротали время до своего следующего выхода. Ричард забежал туда и с облегчением обнаружил, что внутри никого нет. Он стянул мокрую рубашку, взял кусок дерюги и принялся вытирать волосы, грудь и спину.
Он не услышал, как вошел Барнаби Джилл. Актер постоял в дверях, любуясь безволосой грудью мальчика с просвечивающими сквозь кожу голубоватыми жилками, потом вошел в комнату и затворил за собой дверь. Ричард в страхе обернулся.
— А, это вы, мистер Джилл!
— Не бойся, Дик. Я тебя не обижу.
— А я тут… вытираюсь.
— Я вижу.
Невинность слепа. Пока Джилл бесшумно крался по комнате, Ричард даже вообразить не мог, какая опасность его подстерегает, и продолжал спокойно вытираться.
— Эта ткань слишком груба, — промурлыкал Джилл. — Для твоего тела нужно что-то более нежное.
— Я уже почти закончил.
— Но у тебя мокрые штанишки. Давай-ка, спусти их и вытрись хорошенько. — Ричард замялся, и голос Джилла стал еще ласковее: — Никто тебя не увидит. Ну, давай же, смелее! Я помогу тебе.
Мальчик колебался. Как-никак Джилл был ведущим актером группы и имел немалый вес в коллективе. Ему нельзя перечить. Кроме того, он всегда так добр и заботлив. Дик слышал шуточки, которые другие ученики отпускали в адрес Джилла, но пока что не понимал их значения.
По мере того как Джилл с улыбкой приближался к нему, Ричард уже почти решился довериться актеру, но этому не суждено было случиться. Только Джилл простер к мальчику свои похотливые руки, как дверь отворилась, и раздался чей-то голос.
— Ты здесь, Дик?
— Да, мистер Рафф!
— Чего тебе? — проворчал Барнаби.
— Я искал паренька, — беспечно объяснил Сэмюель. — Пойдем, Дик. Лучше всего отправляйся на солнышко. Сегодня так жарко, что двор раскалился, как итальянская пьяцца. Мы тебя повесим с бельем — мигом высохнешь.
Барнаби Джилл не успел ничего предпринять, как Сэмюель Рафф уже подхватил мокрую рубашку Дика и вывел мальчика из комнаты. Оставшись в гордом одиночестве, Джилл взял кусок дерюги, которым вытирался Ричард, и несколько секунд задумчиво гладил его, а потом со злостью отбросил в сторону и пошел обратно в гримерку.
Рафф тем временем отвел мальчика во двор понаблюдать за репетициями. Ричард так и не понял, что произошло, но у него возникло странное ощущение, что новый член труппы только что спас его от чего-то. А Рафф сказал:
— Если такое еще раз случится, скажи мне.
Дик радостно кивнул. Он обрел нового друга.
Патриотизм — мощный наркотик. После победы над Армадой он подействовал почти на всех. Волна гордости за свою страну прокатилась по венам целой нации. Роджер Бартоломью тоже ощутил нарастающую пульсацию патриотического порыва. Он упивался деталями победы над гишпанцами, слушал проповеди в соборе святого Павла и посещал службы благодарения. В лицах окружающих он улавливал новые настроения, оживление и даже некоторую надменность. Люди как никогда осознавали, насколько же это прекрасно — быть англичанами.
Патриотическая эйфория помогла Бартоломью позабыть обо всех прошлых неудачах и обетах. Муза явилась ему, и едва молодой драматург взял в руки перо, казалось, пьеса сама выплеснулась на бумагу. Новое произведение прославляло великую победу Англии, в нем звучали речи, которые, как с приличествующей скромностью считал сам автор, будут греметь в веках. Стихи жаждали слететь со страниц, а герои томились в ожидании, когда же они смогут войти в вечность.
Промокнув последнюю строку и откинувшись на спинку стула, Бартоломью улыбнулся, мысленно поздравив себя. Его первая пьеса — просто детский лепет. «Враг разбит» — вот по-настоящему зрелое произведение. Успех сотрет все неприятные воспоминания о крушении былых надежд. Оставалась одна проблема. Роджеру Бартоломью нужно было принять очень важное решение, а именно — какую труппу осчастливить своим шедевром. И он упивался возможностью выбора.
За две недели в труппе уэстфилдцев произошло немало изменений. После похорон Уилла Фаулера все впали в уныние. Сэмюель Рафф успешно заменил своего друга и, несмотря на то что время от времени он и грозился вскоре уехать в Норидж, на самом деле устроился неплохо. Ричард Ханидью радовался, что теперь за ним присматривает еще один взрослый, и наслаждался отеческой заботой, которой его окружил Рафф. Лоуренс Фаэторн порхал, словно на крыльях. Каждый день, как считал Лоуренс, приближал его к встрече с леди Розамундой Варли, а каждый спектакль давал шанс пококетничать с ней со сцены. Едкие замечания Барнаби Джилла по поводу этого романа члены труппы пропускали мимо ушей. Они были даже благодарны леди Варли. Когда Лоуренс влюблялся, выигрывали все.
Суровые будни суфлерской жизни оставляли Николасу Брейсвеллу меньше времени, чем хотелось бы, на расследование убийства Уилла Фаулера, но решимость его не убавилась. Жестокость и бессмысленность произошедшей трагедии постоянно терзали Николаса, и он часто мысленно возвращался к событиям той ночи.
— Рыжебородый нес бутылку в руке?
— Да, Ник, — ответил Сэмюель Рафф.
— Ты уверен?
— Совершенно. Когда он приблизился, я почувствовал, как от него несет элем. Этот парень выпил столько, что уже не мог удержать бутылку.
— Так. А потом что?
Раффу много раз пришлось повторять свой рассказ в подробностях, но он не жаловался, поскольку хотел найти убийцу старого друга не меньше, чем Николас.
— Рыжебородый налетел на скамейку, на которой сидел Уилл, и сильно толкнул ее, пролив эль на Уилла.
— То есть он первый начал?
— Ссора вспыхнула в считанные секунды.
Суфлер вздохнул. Вспыльчивый характер Уилла Фаулера сыграл с ним злую шутку. В памяти Николаса возник образ друга в пылу спора: глаза горят, щеки пылают, голос дрожит, а сильные руки так и рвутся ударить оппонента. В таком состоянии Уилла непросто было успокоить. И лишь коварный удар меча вместе с кровью по капле лишил его последнего запаса ярости.
— Никогда себе этого не прощу, — грустно произнес Рафф.
— Но ты пытался защитить Уилла.
— А в итоге помог этому мерзавцу. Лучше бы он поразил меня в самое сердце!
— Думаю, в определенном смысле так и вышло, — заметил Николас.
Они только что покинули «Голову королевы» после очередного трудного дня. Обоим не давал покоя Рыжебородый. Николас рассудил, что человек, пользующийся услугами шлюх, не может долго обходиться без походов в бордель, а значит, должен посещать их по очереди. Они с Раффом, как умели, нарисовали портрет незнакомца; вроде бы вышло похоже, но прошло уже довольно много времени, и воспоминания несколько сгладились.
Сэмюель взялся пройтись с портретом по борделям Истчипа. Николас сосредоточил свои усилия на более многочисленных публичных домах в Бэнксайде, уверенный, что рано или поздно нападет на след преступника.
— Я все думаю про те шрамы на спине, — сказал как-то Рафф. — Возможно, именно из-за них Уилл лишился жизни. Рыжебородого кто-то сильно потрепал, и спина все еще причиняла ему страдания. Он жаждал отмщения. Сначала накинулся на бедную девушку, потом в хмельном угаре спустился вниз, а шрамы все еще пылали.
— Разве Уилл дотронулся до его спины?
— Когда он кинулся на него с кулаками, удар пришелся по касательной. Неудивительно, что рыжебородый схватился за меч. Уилл в прямом смысле слова задел его за живое.
— Это не оправдывает убийство, Сэм, — покачал головой Николас.
— Разумеется, нет, но ты понимаешь, о чем я? Если бы злодея не покалечили, Уилл, возможно, был бы жив.
Николас задумался:
— В твоих словах есть доля истины… Но эти шрамы… Думаю, его отхлестали розгами.
— Значит, он преступник? — спросил удивленный Рафф.
— Непременно у него поинтересуюсь, когда наконец поймаю.
Николас отмахнулся, когда Рафф предложил ему составить компанию в поисках, и устремился в темноту. Было уже поздно, но Николас пообещал себе зайти хотя бы в три места. Первые два визита не принесли результатов, но Николас не унывал и решил посетить третье заведение, значившееся в его списке.
«Шляпа кардинала» располагалась на извилистой улочке, посреди которой шла открытая сточная канава. Название вовсе не было проявлением любви к католицизму. На вывеске, рекламировавшей услуги заведения, шляпа кардинала была изображена весьма непристойно: цветом и формой она напоминала головку полового члена.
Когда Николас свернул в мрачный проулок, из темноты вынырнула какая-то фигура и налетела на него. Пробормотав извинения, незнакомец попытался проскользнуть мимо, но Николас крепко схватил его за глотку, сунул руку в карман жилета и выудил оттуда свой собственный кошелек, после чего швырнул карманника об стену. Со стонами и проклятьями вор похромал прочь.
