Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак
Всего через несколько минут пристани остались далеко позади, и Куизль добрался до моста через Лех. Там стояли два ничего не подозревающих стражника с алебардами. Оба изумленно обернулись на палача: драку за складом никто из них, похоже, не услышал.
– Господи, Куизль! – крикнул один из них. – Ты бежишь, будто за тобой сам дьявол гонится.
– Не дьявол, всего лишь Бертхольды, – прохрипел палач. – Лучше бы вам поскорее проверить склад, пока аугсбургцы не начали про свою пшеницу спрашивать.
Еще стоя на мосту, Якоб решил больше ни на секунду не спускать глаз с внуков.
* * *Симон вышел из монастыря и только тут вспомнил о травах для Магдалены. Травы для Магдалены! Он ощупал плотно набитый мешок на поясе, в который сложил растения, и со всех ног бросился в деревню. Про себя лекарь надеялся, что жена не заметила его долгого отсутствия. Иначе можно было бы и схлопотать.
Однако, добравшись до дома живодера, лекарь с удивлением обнаружил, что там никого не было. Перед хижиной паслись несколько коз, и дверь стояла открытой настежь, но ни Михаэля Греца с помощником, ни Магдалены в доме не оказалось.
– А ведь я раза три ей сказал не вставать с постели, – растерянно пробормотал Симон. – Упрямая баба…
Внутренне он уже настроился на хороший выговор.
Поразмыслив немного, лекарь решил вернуться к монастырю. Быть может, Магдалена отыщется где-нибудь в церкви или у строительной площадки. К монастырским стенам подступила очередная группа паломников, и один из монахов приветствовал их благословением. С громкими песнопениями и молитвами паломники выставили перед собой свечи и медленно поднимались к монастырю, намереваясь, видимо, сразу же отправиться в церковь. Хотя до праздника была целая неделя, народу собралось уже немало, и люди теснились в узком переулке.
Чтобы миновать толчею, Симон прошел вдоль стены и недалеко от лесной опушки отыскал еще одну открытую калитку. Здесь также стояли в ряд сараи, мычали коровы, где-то хрюкала свинья, и в воздухе стоял запах навоза и солода. Слева от утоптанной тропинки примостился нарядный каменный домик; оштукатуренные стены и сад с маками и маргаритками резко выделяли его среди грязных амбаров. Позади него поднималась крутая лестница к монастырю.
Не успел Симон подняться и на пару ступеней, как позади него что-то громко хлопнуло. Пока лекарь соображал, откуда именно донесся звук, в одном из окон каменного домика он увидел густые клубы дыма. Должно быть, что-то взорвалось внутри!
Не раздумывая, лекарь развернулся, бросился к дому и вышиб дверь. Его окутал черный, пахнущий серой дым и не позволил ничего разглядеть.
– Всё… у вас всё в порядке? – крикнул он неуверенно.
Кто-то закашлялся, затем хриплый голос проговорил:
– Нет повода для беспокойства. Видимо, слишком много пороха. Но, насколько я могу судить, все в порядке.
Дым потянулся в открытую дверь, и взору Симона предстала самая удивительная комната, какую он когда-либо видел. Вдоль стен стояли грубо сколоченные столы, на которых расставлены были всевозможные приспособления необычайного вида. По левую руку Симон увидел серебряную коробку, внутри которой вращалось множество шестеренок. Рядом лежала кукольная рука из белого фарфора; голова куклы прокатилась по столу и остановилась, лишь стукнувшись о маятниковые часы с крошечными серебряными нимфами. С кривой усмешкой голова уставилась на Симона, затем веки ее опустились, и кукла, казалось, заснула. Далее на столах поблескивали десятки металлических деталей, о значении которых Симон мог только догадываться. Вся комната пахла серой и жженым металлом; закрытые ставни, несмотря на ясный полдень, едва пропускали солнечный свет. Бо́льшая часть комнаты по-прежнему скрывалась в мутной дымке.
– Подойдите ближе, – снова раздался голос в дыму. – Вам нечего здесь бояться. Даже набитого аллигатора под потолком. Между прочим, настоящий раритет из страны пирамид.
Лекарь поднял взгляд к потолку и увидел бескрылого зеленого дракона с длинным хвостом. Он медленно кружился на веревке, и стеклянные глаза его безучастно взирали на Симона.
– Господи, – пробормотал Симон. – Куда я попал? В преддверие ада?
Кто-то засмеялся.
– Скорее, в рай. Наука открывает тем, кто перед ней не отрекается, небывалые просторы. Подойдите же немного ближе, чтобы я мог разглядеть, с кем имею честь разговаривать.
Симон сделал несколько шагов в полумраке и справа увидел высокий силуэт. Обрадованный, что отыскал наконец странного обитателя дома, он повернулся к нему и протянул руку.
– Должен признаться, нагнали вы на меня… – начал было Симон, но потом вдруг замолчал, и сердце у него заколотилось.
Силуэт перед ним оказался женщиной, одетой в красное бальное платье; волосы ее были собраны в пучок на затылке по придворной моде прошлых десятилетий. Алые губы ее улыбались лекарю, но лицо было бледным, как у покойника: казалось, в нем не было ни капли жизни. Рот ее вдруг распахнулся, и где-то внутри тела зазвучала тихая жестяная мелодия.
Потребовалось некоторое время, пока Симон не различил в ней звон колокольчиков. Невидимые молоточки со звоном выстукивали мелодию к старинной любовной песне.
– Это… это же… – пробормотал он.
– Автомат,[5] я знаю. Жаль, я не могу позволить себе общество живой женщины. Но зато Аврора никогда не превратится в сварливую старуху. Она всегда будет молодой и красивой.
Из-за высокой куклы выступил маленький человечек. Симон вздрогнул в очередной раз, когда узнал в нем монаха, который пару часов назад спорил с братом Йоханнесом. Симон попытался вспомнить, как звали монаха. Настоятель упоминал его имя на совете. Как уж его звали? Брат…
– Брат Виргилиус, – сказал монах и протянул Симону правую руку, в то время как левой опирался на украшенную слоновой костью трость с серебряной рукояткой. По лицу его пробежала робкая улыбка. – Мы не встречались с вами прежде?
– Сегодня утром перед домом аптекаря, – проговорил Симон. – Я приходил за травами для жены. Анис, полынь и лапчатка от колик в животе.
Монах обеспокоенно нахмурил сморщенное личико; на вид ему уже перевалило за пятьдесят, но сам он походил на ребенка.
– Припоминаю, – сказал он бесстрастно. – Надеюсь, брат Йоханнес сумел помочь вашей жене. Он, без сомнения, хороший аптекарь, хоть иногда немного… несдержанный. – По лицу его снова скользнула улыбка. – Но побеседуем о вещах более приятных. Вы говорите на латыни? Вы как, дружите ли с науками?
Симон представился в двух словах, после чего обвел рукой странные приборы вокруг:
– Это самая удивительная комната, в какой мне довелось побывать. Чем же вы занимаетесь, позвольте спросить?
– Я часовщик, – ответил брат Виргилиус. – Монастырь дает мне возможность заниматься работой и при этом немножко… скажем так, экспериментировать. – Он подмигнул Симону. – Сейчас вы стали невольным свидетелем повторения эксперимента Герике с полушариями.
– Эксперимента с полушариями? – Симон растерянно взглянул на маленького монаха. – Боюсь, я не совсем понимаю.
Брат Виргилиус небрежно показал на медный шар со следами копоти, лежащий на обугленном столе.
– Поразительная сила вакуума, – начал он объяснять. – Изобретатель Отто фон Герике, выступая однажды перед Рейхстагом в Регенсбурге, соединил два полушария и выкачал из них воздух, так что образовался вакуум. Шестнадцать лошадей оказались не в состоянии разъединить половины. Это не удалось даже разрушительной силе пороха.
Он вздохнул.
– Quod erat demonstrandum.[6] Мой трусливый подручный сбежал от грохота на чердак… Виталис! Вита-а-л-и-ис!
Маленький монах нетерпеливо постучал тростью по полу, после чего из соседней комнаты показался робкий юноша. На вид ему не исполнилось и восемнадцати, а сложен он был столь изящно, что Симон в первую секунду принял его за девушку.
– Это Виталис, послушник монастыря, – представил его брат Виргилиус немного резко. – Он хоть и не часто подает голос, зато пальцы у него такие ловкие, что он любую самую маленькую шестерню может в механизм вставить. Верно, Виталис?
Послушник опустил глаза и робко поклонился.
– Я стараюсь, – прошептал он. – Есть поручения для меня, наставник?
– Раз уж ты не видел эксперимента, то хоть после него сделай что-нибудь полезное, – проворчал Виргилиус. – Боюсь, нам потребуется новый стол. Сходи к брату Мартину, может, у него в мастерской уже есть готовый.
– Как скажете, наставник.
Виталис поклонился еще раз и направился к выходу, а монах повернулся к Симону.
– А что скажете насчет моей Авроры? – Он показал на автомат. – Разве она не прекрасна?
Симон украдкой взглянул на куклу, которая недвижимо стояла подле него с неизменной улыбкой на губах. Только теперь он заметил, что под платьем вместо ног у нее были маленькие колеса.
