Энн Перри - Предательство по любви
– А уход за больными? – В голосе Эдит прозвучала нотка разочарования, и ее гостья вдруг поняла, насколько подруга уважает ее и желает быть хоть в чем-то на нее похожей.
Чувствуя, что краснеет, мисс Лэттерли поискала честный ответ, который не показался бы обидным.
– Место частной сиделки найти довольно трудно даже для тех, кто хорошо знаком с этим делом. Разумнее подобрать занятие, где ты могла бы проявить свои таланты, – заговорила она, глядя в окно, чтобы не смущать Эдит. – Есть люди, которым требуется библиотекарь или помощник, способный изложить их мысли литературным языком. Да и сам предмет исследования может показаться тебе увлекательным.
– Например? – Оживления в голосе миссис Собелл не чувствовалось.
– Да все, что угодно! – Эстер наконец повернулась к ней лицом, стараясь говорить самым бодрым тоном. – Археология… история… путешествия… – Тут она заметила промелькнувшую в глазах подруги искорку и улыбнулась с облегчением. – А почему нет? Женщины часто мечтают о дальних чудесных странах. Египет, Магриб… Африка!
– Африка… Да… – еле слышно выдохнула Эдит с надеждой. – Да. Это именно то, чего бы мне хотелось. Спасибо, Эстер, большое тебе спасибо!
Продолжить она не успела, потому что дверь отворилась и вошла Дамарис. Сегодня она выглядела совсем иначе. На ней был костюм для верховой езды, а в ее манере держаться проступало нечто дерзкое и мальчишеское.
Эстер улыбнулась. Сама она куда глубже любой другой женщины вторглась в суровый мир мужской жизни, где прежде всего ценились верная дружба, храбрость и профессионализм и куда меньше внимания уделялось светским условностям. Так что невинное бунтарство Дамарис ни в каком случае не могло потрясти ее.
– Добрый день, миссис Эрскин, – бодро сказала мисс Лэттерли. – Рада вас видеть. Вы прекрасно сегодня выглядите.
Красавица усмехнулась, закрыла за собой дверь и застыла на месте.
– Эдит сказала, что вы собираетесь поговорить с вашим знакомым, поистине блестящим адвокатом, – это так?
Эстер была захвачена врасплох. Она и не предполагала, что Дамарис тоже обо всем знает.
– Э… да. – Запираться не имело смысла. – Думаете, мистер Эрскин воспротивится этому?
– О, вовсе нет! Но за маму не ручаюсь. Лучше будет, если вы позавтракаете с нами и заодно обо всем расскажете.
Гостья в отчаянии взглянула на Эдит, надеясь, что та придет ей на выручку. Она-то рассчитывала ограничиться приватным разговором с подругой, а теперь была обречена на застольную беседу сразу со всем семейством!
Но миссис Собелл, казалось, не замечала, какое волнение испытывает ее подруга.
– Конечно, – кивнула она старшей сестре. – Пев уже пришел?
– Да. Так что самое время. – Дамарис повернулась и распахнула дверь. – Действовать нужно как можно быстрее. – Она ослепительно улыбнулась Эстер. – С вашей стороны это так любезно!
Столовая была обильно и богато обставлена, а на столе располагался полный обеденный сервиз – бирюзовый, в узорах и позолоте. Фелиция была уже на месте. Во главе стола восседал Рэндольф, выглядевший теперь куда солиднее и словно увеличившийся в размерах. Его тяжелое, в упрямых морщинах лицо хранило неподвижность. Гостья попыталась представить, каков он был в юности и как можно было влюбиться в такого мужчину. Или все дело в мундире? На его лице не было ни тени юмора и ни тени мысли. Хотя с годами люди меняются, а она застала его в самый трудный момент жизни… Единственный сын убит, причем явно кем-то из его же семьи!
– Добрый день, миссис Карлайон, добрый день, полковник Карлайон, – сдержанно поздоровалась Эстер и попыталась подготовиться к возражениям, которые неминуемо последуют, как только разговор зайдет об Оливере Рэтбоуне.
– Добрый день, мисс Лэттерли, – сказала Фелиция, с вежливым удивлением приподнимая брови. – Рада вас видеть. Что привело вас сюда на этот раз?
Рэндольф пробормотал нечто невразумительное. Скорее всего, он просто забыл, как зовут их новую знакомую.
Певерелл выглядел точно так же, как и в прошлый раз: вежливый и со всем согласный. Он молча улыбнулся Эстер.
А хозяйка ждала, что скажет гостья. Ее вопрос явно не был риторическим.
Дамарис прошла к своему месту за столом и села с весьма развязным видом, как бы не замечая, что мать хмурится.
– Мисс Лэттерли пришла повидать Певерелла, – сообщила она с легкой усмешкой.
Теперь Фелиция уже откровенно нервничала.
– За завтраком? – В голосе ее прозвучало холодное недоверие. – Уверена, что Певерелл, скорее, назначил бы встречу в конторе. Вряд ли мисс Лэттерли пожелает обсуждать свои частные дела в нашей компании, да еще за столом. Ты, должно быть, ошиблась, Дамарис. Или ты шутишь? В таком случае я требую, чтобы ты немедленно извинилась и никогда больше этого не повторяла.
– Это не шутка, мама, – сказала миссис Эрскин, внезапно нахмурившись. – Речь идет о том, как помочь Алекс. В конце концов, это касается интересов всей нашей семьи.
– В самом деле? – Пожилая леди в упор смотрела на дочь. – И каким же образом мисс Лэттерли может помочь Александре? Это наша, и только наша трагедия, что Александра лишилась рассудка. – Кожа на ее скулах натянулась. – Даже лучшие доктора здесь бессильны, а того, что случилось, не поправить и Всевышнему.
– Но мы не знаем, что именно случилось, мама, – заметила Дамарис.
– Мы знаем, что Александра призналась в убийстве Таддеуша, – скрывая душевную боль, холодно произнесла миссис Карлайон. – Вам не следовало просить мисс Лэттерли о помощи, поскольку ни она, ни кто-либо другой помочь уже не сумеет. Мы имеем возможность нанять собственных докторов, которые присмотрят за Александрой, когда она будет изолирована для блага общества и для своего собственного блага. – Наконец она повернулась к Эстер. – Не желаете ли супу, мисс Лэттерли?
– Благодарю вас. – Это было все, что она смогла ответить.
Дело обернулось куда хуже, чем ей представлялось. Надо было отклонить приглашение Дамарис, ограничиться разговором с Эдит, а все остальное предоставить Певереллу. Но теперь было уже поздно.
Фелиция кивнула горничной, и в торжественной тишине внесли супницу.
Несколько раз зачерпнув ложкой суп, Рэндольф повернулся к Эстер:
– Если речь идет не о докторе, мисс Лэттерли, нам лучше вас выслушать.
Хозяйка сердито посмотрела на мужа, но тот предпочел проигнорировать ее взгляд.
Гостья хотела объяснить, что она собиралась поговорить не с ним, а с Певереллом, но, конечно, не решилась этого сделать. За столом стало тихо. Никто не торопился прийти ей на помощь.
– Я… – Она вздохнула, решаясь. – Я знакома с одним весьма выдающимся адвокатом, выигравшим несколько совершенно безнадежных процессов. Мне подумалось… что мистер Эрскин согласится воспользоваться его услугами при защите миссис Карлайон.
Ноздри Фелиции гневно затрепетали, а лицо вспыхнуло:
– Благодарю вас, мисс Лэттерли, но, как я уже упомянула, у нас нет никакой нужды в адвокате. Моя невестка призналась в содеянном, и спорить тут не о чем. Единственное, что можно сделать, – это поскорее поместить ее в соответствующее приличное заведение.
– А если она не виновата, мама? – осторожно спросила Эдит. Надежда и энтузиазм исчезли из ее голоса бесследно.
– Тогда почему она взяла вину на себя? – отозвалась миссис Карлайон, не потрудившись даже взглянуть на дочь.
Лицо миссис Собелл застыло.
– Чтобы защитить Сабеллу, – сказал она. – Алекс – не сумасшедшая, мы все это знаем. А вот Сабелла вполне могла…
– Чепуха! – резко возразила Фелиция. – Она просто легко возбудима и стала такой сразу после рождения ребенка. Это случается. И это проходит. – Она переломила пальцами маленький хлебец. – Женщины иногда убивают своего ребенка в приступах такой меланхолии, но я никогда не слышала, чтобы они убивали своих отцов. Поэтому не ссылайся на то, чего не знаешь.
– Она ненавидела Таддеуша, – настаивала Эдит. На щеках ее выступили пятна, и Эстер подумалось, что такой упрек в адрес ее бездетной подруги был по меньшей мере жестоким.
– Не будь смешной! – оборвала дочь пожилая леди. – Она своевольна и не умеет держать себя в руках. Александра ее распустила. Но Сабелла никогда не помышляла об убийстве.
Эрскин очаровательно улыбнулся.
– Это, право, не имеет значения, матушка, потому что Александра выскажет мне свои пожелания, и я должен буду следовать им неукоснительно. Она уже все обдумала и, возможно уяснив, что ей грозит не просто заключение под присмотром врачей, а казнь через повешение, переменила свое решение и согласна на защиту. – Словно не заметив, как вздрогнула его теща от этих страшных слов, он поднес ложку ко рту. – И, конечно, я предоставлю ей для этого все возможности.
Фелиция помрачнела.
– Ради всего святого, Певерелл, разве ты не в состоянии придать этому делу надлежащее направление? – презрительно спросила она. – Бедная Александра лишилась рассудка. Она утратила контроль над собой и позволила болезненным фантазиям взять верх. Да это самое нелепое из преступлений! Что случится, если каждая женщина, заподозрившая своего мужа в неверности – а таких половина Лондона! – прибегнет к убийству? Общество просто расшатается и рухнет. – Она перевела дух и заговорила более спокойно. – Можешь ты внушить ей, когда вы снова увидитесь, что если она не желает думать о себе, то пусть подумает хотя бы о своей семье, особенно о сыне, который еще совсем дитя? Пусть представит, что будет с ним после публичного скандала! Объясни ей все это – если, конечно, ее бедный рассудок способен еще что-то воспринять.
