Исчезнувшее свидетельство - Борис Михайлович Сударушкин
Как бы подтверждая мои сомнения, Окладин спросил краеведа:
– Вы уверены, что книги Актова – из библиотеки московских государей? А может, речь идет совсем о другом книжном собрании, которое случайно удалось отыскать Актову?
Пташников кивнул на лежащее посреди стола «Житие Антония Киевского» с печатью Ивана Грозного и лаконично, но веско произнес:
– Вам мало этого доказательства?
Окладин промолчал. Да и что можно было сказать, когда перед нами лежала на столе книга, действительно принадлежавшая Ивану Грозному?
Глава седьмая. Куда ведут следы
У читателей может сложиться впечатление, что кроме как об исчезнувших библиотеках и загадочных коллекционерах ни о чем другом на юбилее Пташникова не говорили. Конечно же дело обстояло не так: были и поздравления, и тосты, и разговоры, не имеющие касательства к книгам. Как всегда бывает в таких случаях, беседовали между собой соседи по столу, во время перерывов в застолье женщины собирались на кухне, мужчины выходили на улицу перекурить, кто-то звонил по телефону.
В этой суматохе я не заметил, как исчезла Марина. Обратил внимание на племянника краеведа Жохова, о чем-то долго говорившего с Лидией Сергеевной Строевой. Удивился поведению Тучкова, который весь вечер промолчал, обменявшись всего несколькими фразами со своим соседом Веретилиным. Тот тоже больше отмалчивался, слушая журналиста Мамаева. Еще в начале юбилея Мамаев несколько раз пытался завязать разговор с Мариной, при этом смотрел на нее так внимательно, словно пытался что-то вспомнить. Может, подумал я, эти настойчивые взгляды и заставили девушку уйти с юбилея раньше времени?
Показавшийся мне мрачным и немногословным Тяжлов неожиданно оживился, увлеченно беседовал то со Звонцовым, то с Метелиным. О чем-то тихонько переговаривались сидящие рядом Окладин и Ивашов. А я, оставшись без соседки, не нашел себе другого собеседника и всякий раз, когда общий разговор за столом прерывался, с нетерпением ожидал его продолжения.
Конечно, если бы знать, какие события последуют после юбилея, я был бы более внимательным к гостям краеведа. Однако в этот день интуиция, которая часто руководила мною в аналогичных ситуациях, ничего мне не подсказала, весь мой интерес сосредоточился на судьбе библиотеки Ивана Грозного. Поэтому я был очень доволен, когда под самый конец юбилея спор между Пташниковым и Окладиным вспыхнул с новой силой.
На этот раз инициативу перехватил историк:
– Если такое крупное книжное собрание, как библиотека московских государей, действительно существовало, оно не могло исчезнуть без следа, какая-то часть его книг оказалась бы в других собраниях. А что получается? Книги из этой загадочной библиотеки искали в бывшем Патриаршем училище, в Синодальной типографии, в библиотеке Святейшего синода, в архиве Министерства иностранных дел – и не нашли ни единой. Сообщение Актова я вообще не принимаю во внимание, поскольку с ним надо еще разбираться.
– Какой же вы сделали из этого вывод? – нахмурился краевед, вероятно, уже догадываясь, к чему клонит Окладин.
– Вывод можно сделать только один – значит, ее просто не было и все разговоры о ней – романтический вымысел. Впрочем, это мнение блестяще изложил в своей работе «О библиотеке московских государей в XVI столетии» историк и археограф Сергей Алексеевич Белокуров. Тысяча страниц печатного текста, сотни аргументов, опровергающие саму возможность существования подобной книгохранительницы.
– Да, труд был проделан огромный, а задачу перед собой автор поставил самую что ни на есть неблагодарную – доказать бедность русской культуры, – вполголоса проронил Пташников, но Окладин услышал его и наставительным тоном произнес:
– Это был объективный, добросовестный ученый. С его выводами согласился известный историк Ключевский.
– Еще бы – Белокуров был его учеником, – проворчал краевед.
– Белокурова поддержали члены Московского общества истории и древностей российских. За эту работу ему была присуждена почетная премия. А это говорит о многом.
– Премия за неверие, – фыркнул Пташников. – Если бы он потратил столько же усилий на поиски библиотеки, то, возможно, отыскал бы ее. Энергии и усидчивости ему было не занимать, а вот с его выводами я категорически не согласен.
– Белокуров вынес окончательный приговор по делу о библиотеке московских государей – вот что вам не нравится. Он доказательно разоблачил все вымышленные факты, правильно осветил общеизвестные, а впридачу провел огромную исследовательскую и поисковую работу. Только по Максиму Греку собрал свыше двухсот пятидесяти новых документов.
– И не смог правильно прочитать высказывание Максима Грека о библиотеке московских государей в его послании Василию Третьему. Вот вам и объективный, добросовестный ученый. Все его доказательства шиты белыми нитками. А все потому, что с самого начала своего исследования он поставил целью доказать бессмысленность поисков царской книгохранительницы. Это ненаучный подход. Надо беспристрастно и непредвзято рассмотреть все имеющиеся факты, а уж потом выносить приговор. Пусть в результате он пришел бы к тем же самым выводам, но все равно доверия к его книге было бы больше, по крайней мере – у меня.
– Такие же энтузиасты, как вы, в чем только не обвиняли Белокурова. Даже называли его желчным, реакционным писакой, не любящим русский народ. Как легко прослыть реакционером – достаточно высказать сомнение в подлинности какого-нибудь свидетельства, ранее использованного ура-патриотами. Нельзя научную добросовестность сводить к недостатку патриотического чувства. Вся деятельность Белокурова доказывает, что это был честный, настоящий ученый.
– Настоящими учеными были и те, кто возражал Белокурову. Среди них такой крупный специалист, как Николай Петрович Лихачев. В 1893 году он выступил с докладом о библиотеке московских государей в Петербургском обществе любителей древней письменности и признал достоверным сообщение о показе библиотеки Максиму Греку.
– Это сообщение все равно выглядит очень сомнительно, – бросил реплику Окладин.
Как подхлестнутый, Пташников вскочил со стула, каким-то чудом сразу нашел на книжной полке тоненькую книжицу большого формата.
– Академик Алексей Иванович Соболевский в этой маленькой брошюре в шестнадцать страниц, изданной в Санкт-Петербурге в 1900 году, не оставил от всех так называемых доказательств Белокурова камня на камне. Вот что он пишет о его работе: «Перед нами книга в тысячу без малого страниц, стоившая автору нескольких лет работы, посвященная далеко не важному вопросу и дающая решительный ответ на этот вопрос. Можно бы думать, что автору удалось разрешить вопрос окончательно; но, увы, даже беглое чтение книги показывает читателю, что до разрешения так же далеко, как и прежде». Очень пагубно для истины – пытаться вырвать из истории какое-то событие или явление. Белокуров вступил на этот путь – и потерпел полное поражение, загадка библиотеки московских государей как существовала, так и существует, какими бы авторитетными суждениями эту проблему
