Елена Афанасьева - Колодец в небо
Младореформатор, казалось, во время игры и не заметил ее, но, выйдя из казино после смены, она увидела, что элегантный молодой министр ждет ее недалеко от выхода.
Володя заговорил с ней по-русски.
– Откуда вы знаете, что я русская? Ах да, бэджик на пиджаке…
– При чем тут бэджик! – отозвался младореформатор. – Глаза нашего человека ни в каком казино мира не спрячешь.
– Нам запрещено встречаться с клиентами, – заученно предупредила она.
– ОК, я больше не клиент. Моя переговорная миссия окончена. Завтра я улетаю в Москву, – ответил он. И ей вдруг отчего-то стало жалко, что Володя улетает, что он больше не войдет в игровой зал, не подсядет к ее столику.
Младореформатор в тот вечер порядочно выиграл и пригласил ее отметить. После ресторана, сев в такси и еще не сказав, куда ехать, поцеловал ее, и тогда уж решительно назвал адрес своей гостиницы:
– Надо же опровергнуть истину, что везение в любви и в картах несовместны.
Секс случился как секс. Со сладостью мщения Алику – беспричинной своей ревностью замучил, так пусть хоть невыдуманная причина будет! И с повторившимся в самый неподходящий момент навязчивым видением отбракованной суки. «Крыша поехала», – на этот раз не пугаясь и не терзаясь решила она. И поняла, что удовольствия от секса ей лучше больше не ждать. Все, приехали.
На следующее утро младореформатор улетел в Москву, а Жанна вскоре поняла, что беременна.
Это было похоже на чудо. После тех студенческих абортов беременеть ей больше не приходилось, и американские врачи говорили, что шансов почти нет. Теперь шанс был. А у этого шанса должен был быть собственный шанс.
Что она могла дать не рожденному еще ребенку здесь, в вожделенной некогда Америке? Пьяную брань Алика? Невозможность даже выкормить ребенка грудью, потому что тогда будет некому кормить ее и ребенка – на Алика надежды почти не было. Из казино, как только живот станет заметным, ее уволят, и что тогда?
«Тогда» решилось само собой. Младореформатор, улетевший якобы навсегда, стал звонить каждое утро и каждый вечер, благо международные звонки из его министерского кабинета оплачивались за счет российского правительства. А вскоре Володя прилетел снова – в якобы законченных переговорах с потенциальными инвесторами что-то не срослось и ему пришлось снова умасливать проклятых буржуинов, обещая им «гарантии политической стабильности» и «режим наибольшего благоприятствования».
Младореформатор был весьма кстати холост. Формальный развод, прежде рушивший карьеру любого высокопоставленного (и не только высокопоставленного) чиновника, теперь стал доступен хоть для министра, хоть для вице-премьера, хоть для… Нет, пожалуй, для этих, всенародно избранных, простая житейская радость развода доступна по-прежнему не была. А остальным – пожалуйста! Министр топлива и энергетики женился на француженке, и хоть бы хны.
Так и ее младореформатор как раз накануне свалившегося на его тридцатипятилетнюю голову министерского поста развелся. Узнав о беременности Жанны, он снял трубку, попросил помощника забронировать еще один билет до Москвы.
Из съемного жилища Жанна выбиралась почти в чем была – заметил бы Алик ее побег, убил бы! С порога последний раз глянула на отразившегося в зеркале спящего тяжелым похмельным сном некогда бесконечно любимого человека и осторожно, но решительно закрыла дверь. Все. И никаких больше иллюзий. Возврата нет. Она и так потратила на это сокровище десять лучших лет своей жизни. Теперь ей надо наверстывать. Теперь все только для себя. Только для себя.
В Москве служебная машина отвезла ее в отведенную суженому половину двухэтажного дома в правительственном дачном поселке под Москвой. Будущий супруг прямо из аэропорта умчался на заседание правительства, и она вошла в незнакомое богато обставленное, но казенное пространство. Посмотрела заполненную новомодной бытовой техникой кухню, на неуютную столовую с большим столом посредине и оставшейся с цэковских времен румынской стенкой. От нечего делать включила телевизор – почему-то не японский или корейский, как прочая бытовая электроника, а еще советский «Рубин». Показывали «Крестного отца». По телевидению на всю страну показывали фильм, несколько лет назад сломавший жизнь Алика. И ее собственную жизнь.
То свое беременное лето она выхаживала по дорожкам правительственного Архангельского, высиживала на бесконечных полночных поисках истины, где муж со товарищи решали вопросы взаимозачетов и прочей экономической дребедени, в которой она не смыслила. И быстро сообразила, что роль госпожи министерши, показавшаяся ей столь заманчивой из ее безрадостного заокеанского бытия, в новой России больших преимуществ не сулит.
Почета никакого – после отпуска цен правительство, в которое входил и ее супруг, не проклинал разве что ленивый. Денег и у самих было не густо. Это потом часть младореформаторов резко рванет навстречу государственно-олигархическому капиталу. А в то лето министерская зарплата составляла одиннадцать тысяч стремительно дешевеющих рублей, в то время как зимние сапоги, которыми все еще измерялось благосостояние некогда советской женщины, стоили пять тысяч. Во что обходилось детское приданое, и заикнуться страшно.
Жить приходилось за городом, на выделенной младоминистру половине госдачи. Прежняя питерская квартира осталась прежней питерской жене, а ей только казенная мебель и половинка спаренного домика. Когда в воздухе впервые запахло отставкой правительства, Жанна испугалась, что снова останется на улице. Брак по расчету не удался ей, как и брак по любви. Расчет оказался неверным. Не учла перемен, случившихся в стране за время ее отсутствия.
Раз выбралась на новую постановку модного антрепризного театра и обалдела, увидев на сцене того питерского мальчика из хорошей семьи, который жил в общаге в одной комнате с Аликом и, отгороженный от их кровати шкафом, вынужденно терпел их оргии. Тогда мальчика с чистой шеей она и в упор не видела ни как мужчину – какой там мужчина из двадцатилетнего юнца, в жизни ничего не видевшего, кроме своих книжек, ни как актера – на их курсе на фоне Алика меркли все. Теперь же она с искренним удивлением заметила, что вечно мешавший им мальчик вырос. И стал мужчиной. И, что важнее, стал актером. Блистательным Актером.
Мелькнула мысль – а не поменять ли министра на актера, актеры ей все же ближе, но в тот раз как-то не сложилось. Зашла за кулисы, Андрей ей вроде и обрадовался, но глаза его горели не ею зажженным огнем. Кроме того, все кому не лень намекнули на гомосексуальность актера – что, думаешь, до тридцати лет дожил и бабу себе не нашел! Да и за собственным беременным животом своих сапог не видно было – не лучшее время новые брачные расчеты затевать. Пришлось, наслаждаясь бесконечными цитатами из Хайека и Фридмана, протянуть еще какое-то время на переднем крае реформаторского фронта.
Она на этом переднем крае и еще дольше бы протянула, да не протянул сам край. Основной костяк того правительства, дабы не злить и без того злой народ, поперли в ту же зиму, когда она родила Настю. Девочка получилась смешная, ни на кого не похожая, с забавным родимым пятнышком в форме Австралии на едва покрытой нежным пушком младенческих волосиков головке. Но и долгожданное материнство особого счастья Жанне не принесло. Перегорела. Перехотела быть матерью, пережелала родить ребенка тому, кого любила. Нынешняя девочка оказалась лишь приложением к новой обыденной жизни – ни счастливой, ни несчастной – никакой.
Муж ее в ту зиму уволен не был. Получив кличку «вдова Гайдара», продержался в следующем правительстве еще полгода. Потом был отправлен в почетную ссылку в дружественный младореформаторскому правительству банк, в качестве утешительного приза избран депутатом. Отсидел несколько лет зампредом думского комитета, но на следующих выборах его проправительственная партийка провалилась, пришлось возвращаться в банк.
Казавшаяся в девяносто втором блестящей карьера мужа все тухла и тухла. Произносимая им прежде с бахвальством фраза «Если ты такой умный, почему же ты такой бедный», теперь обернулась против него. Старые соратники по младореформаторству переругались между собой, и все вместе отвернулись каждый от каждого. Банк, в который Володя дважды был почетно сослан, в кризис девяносто восьмого года лопнул. Откатов, накопленных за недолгое время его думствования, на жизнь не хватало. Это потом торговля депутатскими возможностями – запросами, поправками и прочим законотворческим хламом – была поставлена на широкий поток. А в краткий двухлетний созыв депутатствования мужа, кроме цирка впервые избравшихся в парламент жириновцев, от первой Думы и не осталось.
Дальше – была без радости любовь, разлука будет без печали. Благо квартиру на Плющихе муж еще за младореформаторствование получить успел и в банке кое-что наскреб. Этого хватило, чтобы Жанна могла без угрызений совести выставить благоверного за дверь.
