К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

В этот миг я сделал самый отчаянный шаг в своей жизни. У меня была всего одна попытка, ибо я знал, что в противном случае мне грозит верная гибель. Единым махом я развел руки в стороны, перевернулся в воздухе и, упираясь ногами в площадку, которая послужила мне опорой для толчка, метнулся в сторону оградительных перил, всей душой устремившись к Господу и воззвав к Нему, возможно, в последний раз в своей земной жизни.

Ударившись о перила грудью, я ощутил, что из нее вышел весь воздух, а тело пронзила сильная дрожь. Вцепившись руками в ограждение, я изо всех сил рванулся вперед и каким-то чудом умудрился его преодолеть, ибо в следующий миг я уже лежал на полу, испытывая неимоверную боль в предплечьях и спине. По другую сторону комнаты на коленях стоял Эдвиг, сжимая в руке горсть монет и сверля меня исполненным ярости взглядом. А колокола продолжали бить, оглушая нас звоном, от которого под нами сотрясались доски.

В мгновение ока казначей вскочил на ноги и, прихватив корзины, ринулся к двери. Я рванулся к нему и что было сил вцепился ему в глаза. Он отшвырнул меня в сторону, однако из-за тяжелых сумок потерял равновесие и, пошатнувшись, отпрянул назад так, что уперся спиной в перила аккурат на том самом месте, на котором в свою роковую минуту стоял я. При этом поклажа соскользнула с его плеч за оградительную решетку. Исторгнув дикий рев, он быстро развернулся и успел поймать рукой веревку, которой были привязаны друг к другу кожаные корзинки. Поначалу ему удавалось их удержать, но в следующий миг они потянули его вниз. Когда же он на мгновение замер, балансируя на перилах, у меня мелькнула мысль, что он еще может спастись, если выпустит из своих рук сумки с золотом. Но он продолжал держать их мертвой хваткой. В конце концов груз перевесил его и потянул за собой. Он полетел головой вниз, ударившись о боковую поверхность колокола и огласив воздух истошным ревом, который, очевидно, свидетельствовал о его невыразимом гневе, вызванном тем, что ему придется предстать перед Творцом прежде, чем он успел преподнести ему свой великий дар. Подскочив к перилам, я увидел, как его грузное тело неслось к земле, вертясь в воздухе, со вздыбленным вверх одеянием, посреди золотого дождя высыпавшихся из сумок монет. Толпа в панике бросилась врассыпную, и пол в один миг окрасился кровью, смешанной с золотым потоком.

От страшного зрелища меня бросило в жар. Тяжело дыша и перегнувшись через перила, я не мог оторвать взгляда от того, что происходило внизу. Помню, как толпа медленно и осторожно стала приближаться к месту происшествия. Кое-кто принялся разглядывать останки казначея, другие бросать взоры наверх, туда, где находился я. Затем, к своему величайшему разочарованию, я стал невольным свидетелем еще более покоробившего меня зрелища: монахи и служки, встав на четвереньки, начали горстями сгребать с пола золотые монеты.

ЭПИЛОГ

Февраль 1538 года.

Спустя три месяца

Когда я въехал в монастырский двор, то прежде всего увидел, что огромные колокола сняты и вынесены из храма. Ныне они представляли собой гору здоровенных металлических осколков, частично сохранивших остатки декора, которую подготовили для переплавки. Очевидно, пришлось проделать немалую работу, чтобы спустить их вниз, предварительно отсоединив от крепивших их к крыше больших колец. Представляю, какой стоял грохот, когда они упали с высоты вниз.

Немного поодаль от них, по соседству с кучей угля, была возведена каменная печь, в которой плавился свинец. Стоявшие на крыше мужчины сбрасывали вниз свинцовые полосы, которые внизу подбирали другие работники и швыряли в огонь.

Кромвель оказался прав: множество закрытых к началу зимы монастырей убедили прочих в том, что сопротивление бессмысленно, и ныне каждый день был ознаменован тем, что та или иная обитель объявляла о прекращении своего существования. Казалось, еще немного, и в стране не останется ни одного монастыря. Аббаты по всей Англии получили весьма солидное денежное содержание, меж тем как остальным членам братства были предложены выплаты куда более скромных размеров. Многочисленные слухи свидетельствовали о царившем повсеместно хаосе. Так, на постоялом дворе в Скарнси, где ныне остановился я, мне порассказали о том, как три месяца назад его покидали монахи. Добрых полдюжины из них были слишком стары и немощны, чтобы самостоятельно передвигаться. Сняв комнаты, они отказывались выезжать, пока у них не закончились деньги и не прибыл констебль вместе со своими помощниками, чтобы выставить их на улицу. Среди прочих был один толстый монах с изъязвленной ногой, в котором по описанию я сразу узнал бедного и глупого Септимуса.

Когда королю Генриху стало известно о событиях, происшедших в монастыре Святого Доната, он тотчас приказал сровнять его с землей. Для этого Кромвель направил в Скарнси итальянского инженера по имени Портинари, успешно осуществившего подобные работы в монастыре Льюиса. Мне довелось слышать, что он был большим знатоком в этих делах. Так, к примеру, в Льюисе под его руководством был столь искусно заминирован фундамент, что здание церкви в мгновение ока превратилось в огромное облако пыли. Те, кто наблюдал за этим событием из Скарнси, говорили, что это было воистину ужасающее и столь завораживающее зрелище, что многие были весьма не прочь увидеть его еще раз.

Поскольку зима в тот год выдалась суровой, Портинари сумел направить своих людей и необходимое снаряжение к берегам Скарнси лишь с наступлением весны. Их прибытия ожидали через неделю. Однако приезд предварили чиновники Палаты, явившиеся затем, чтобы вывести все ценное, а также снять свинец с крыш и медь с колоколов. Представители их ведомства встретили меня у сторожевого дома, потребовав предъявить удостоверение. Судя по всему, ни Багги, ни прочих работников в монастыре уже не осталось.

Я был немало удивлен, когда Кромвель направил мне письмо с приказом отправляться в Скарнси в качестве надзирателя за производимыми там работами. Я почти не имел никаких вестей от него со времени своего короткого визита к нему в декабре минувшего года – мы с ним обсуждали тогда мое официальное сообщение. Помнится, он рассказал мне о том, как тяжело ему дались те полчаса, что он провел с королем, докладывая ему об имевших место в религиозном доме Скарнси убийствах и бесчинствах, – сведения, которые он долгое время утаивал от Генриха Восьмого. Ему также пришлось поведать историю о том, что мой молодой помощник сбежал вместе с убийцей прежнего уполномоченного Кромвеля. Может статься, что король отвесил своему главному правителю несколько оплеух, во всяком случае, насколько я слышал, рукоприкладство за ним нередко водилось. Так или иначе, но Кромвель вел себя со мной весьма бесцеремонно и распрощался, не сказав ни слова благодарности. Другими словами, я был лишен всякой благосклонности.

Хотя я до сих пор числился уполномоченным по делам Кромвеля, в моих услугах, по всей очевидности, он больше не нуждался, поскольку с насущной работой могли прекрасно справиться служащие Палаты перераспределения монастырского имущества. Я неоднократно задавался вопросом, зачем Кромвелю вздумалось еще раз направить меня в эти места. Уж не затем ли, чтобы заставить вспомнить весь пережитый мною здесь ужас в отместку за те жуткие полчаса, которые он провел с королем? Во всяком случае, это было вполне в его духе.

Судья Копингер, ныне являвшийся арендатором бывших монастырских земель, стоял поодаль от меня, изучая вместе с неизвестным мне мужчиной планы. Направившись к нему, я по дороге встретил двух работников Палаты; они выносили из библиотеки связки книг и складывали в кучу на дворе, видимо предполагая сжечь их.

Копингер учтиво пожал мне руку.

– Эмиссар, как поживаете? Теперь у нас погода куда лучше, чем в то время, когда вы посещали нас в последний раз.

– Что правда, то правда. Уже почти весна. Впрочем, с моря еще дует холодный ветер. Как вы находите дом аббата?

– Прекрасно. Я обустроил его наилучшим образом. Должен заметить, аббат Фабиан поддерживал его в образцовом состоянии. Теперь, когда лишние постройки убрали, оттуда открылся великолепный вид на море. – Он махнул рукой в сторону монастырского кладбища, где несколько мужчин выкапывали надгробия. – Смотрите. Вон там я собираюсь построить загон для моих лошадей. Я приобрел монастырскую конюшню по сходной цене.

– Надеюсь, на эту работу вы наняли не работников Палаты, сэр Гилберт? – с улыбкой поинтересовался я.

На Рождество Копингеру пожаловали дворянский титул, и сам король оказал ему честь, коснувшись мечом его плеча. Кромвелю как никогда прежде нужны были преданные люди в графствах.

– Нет, нет. Это мои люди. Я плачу им из собственного кармана. – Он окинул меня высокомерным взглядом. – Очень жаль, что вы в свое время не пожелали остаться со мной.