Исчезнувшее свидетельство - Борис Михайлович Сударушкин
Как по команде, гости краеведа вытянули головы к книге. На обороте ее обложки было оттиснуто нечто вроде старинного экслибриса: в прямоугольной орнаментальной рамке помещался еще один прямоугольник меньшего размера, в центре которого находилось изображение двуглавого орла с щитом на груди, но без державы и скипетра; вверху церковнославянской вязью было напечатано: «Иоан Божиею Милостью Господарь», внизу: «Царь и Великий князь всея Руси».
Явно довольный произведенным эффектом, Пташников будничным тоном объяснил:
– Эта книга – «Житие Антония Киевского» шестнадцатого века, принадлежавшее Ивану Грозному.
– Точно такой штамп стоит на одном из федоровских апостолов, – вспомнил Тучков.
– Вы правы, этой печатью, вероятно, помечены те книги из библиотеки Грозного, которые были напечатаны или написаны по его заказу, – рассудительно произнес Пташников и повернулся к Окладину, ожидая, как он отнесется к представленному им свидетельству.
– Почему вы раньше никогда не говорили об этой книге? – осторожно перелистывая ее страницы, спросил историк.
– Слишком необычны те обстоятельства, при которых книга попала мне в руки, я ничего не знал о ее судьбе. Но сегодня кое-что прояснилось, поэтому молчать больше не резон.
– А что сегодня произошло? – обескураженно спросил Окладин.
Не ответив ему, краевед обратился ко мне:
– Я уверен, что рассказанная вами история о сундуке с книгами, обнаруженном в тайнике под часовней, имеет прямое отношение к этому житию из библиотеки Ивана Грозного…
Нет необходимости объяснять, как меня и остальных гостей краеведа заинтриговало это многообещающее заявление.
– Вряд ли можно назвать случайным совпадением, что я приобрел эту книгу в тот самый год, в конце августа, – начал свой рассказ Пташни-ков. – Поздно вечером ко мне в дверь позвонил мужчина средних лет, с порога поинтересовавшийся, действительно ли я собираю старинные книги. Получив мой утвердительный ответ, он показал мне эту самую книгу с экслибрисом Грозного и предложил ее купить. Рассмотрев книгу, я понял, что она имеет очень большую ценность, и прямо сказал об этом незнакомцу, посоветовав отнести ее в фонд редкой книги областной научной библиотеки. Однако мужчина категорически заявил, что никуда не пойдет, а если книга ценная, он отыщет другого частного покупателя, но будет лучше, если я ее сам куплю. Я попытался ему объяснить, что у меня нет таких денег, чтобы дать за книгу справедливую цену. Тогда мужчина попросил заплатить столько, сколько смогу. Представляете мое положение? Меня поставили перед выбором: или немедленно купить книгу, или расстаться с ней, может, навсегда. Конечно, я выбрал первое, но прежде спросил у незнакомца, откуда у него эта старинная книга. Однако дельного ответа так и не получил – весьма неубедительно мужчина пытался доказать, что она досталась ему по наследству. Помню, я отдал ему буквально все деньги, которые были у меня в доме, и мы расстались. Но на этом неожиданности не закончились – более тщательно рассматривая эту книгу, я обнаружил вложенное в нее письмо, которое сейчас зачитаю вам…
Пташников вышел в соседнюю комнату, вернувшись, опять сел за стол и развернул лист плотной, желтоватой бумаги. Ниже привожу текст этого письма дословно:
«Милостивый государь Алексей Васильевич! Наконец-то выпала оказия отправить Вам то, о чем я говорил во время нашей последней встречи. Да и здоровье мое с каждым днем ухудшается, посему медлить с отправкой больше нельзя, Бог призовет меня к себе со дня на день.
Но покидать сей мир не покаявшись – большой грех. Вот я и решил покаяться перед смертью, выбрав Вас, человека мне близкого и глубоко порядочного, своим душеприказчиком. Когда умру, решайте сами, что делать с этим покаянием, – или донести его до людей, или оставить в тайне. Целиком полагаюсь на Вашу волю. То же самое – и в отношении древних книг, которые я посылаю Вам: можете оставить их у себя, доверив будущему решить их судьбу, можете сообщить о них людям. В последнем случае, вероятно, к Вам обратятся с вопросами, как такие сокровища оказались у Вас, кто ранее был их владельцем. Посему я и решил открыться Вам, Алексей Васильевич, дабы Вам было что сказать в ответ. И тем самым душу свою перед смертью облегчу.
Страсть к книжному собирательству поразила меня еще в юности, в доме батюшки моего – священника Воскресенской церкви города Нерехты Костромской губернии. Затем я поступил в Костромскую семинарию, после окончания которой служил учителем и инспектором в Макарьевском духовном училище, где еще больше усилилась моя тяга к книжной премудрости, особливо к старинным рукописям и изданиям. Больше стало возможностей к их приобретению, чему немало способствовала трижды в год проводимая знаменитая Макарьевская ярмарка, где широко торговали книгами и другими редкостями. К тому времени я хорошо знал латинский язык, благодаря чему перевел “Краткую римскую историю” Евтропия, перевод которой и по сей день хранится в Костромской семинарии и считается достойным всяческой похвалы. Сообщаю это не для того, чтобы себя в лучшем свете показать, а дабы не составилось предубеждения, будто мое собирательство носило бездумный, механический характер, – каждая приобретенная мною книга служила мне благодатным источником, из которого я черпал знания.
Проработав в Макарьевской семинарии восемь лет, я покинул духовное ведомство и переехал на жительство в Тулу, там четырнадцать лет служил чиновником по гражданской части. А с 1838 года навсегда обосновался в Санкт-Петербурге, где имел честь работать столоначальником в департаменте уделов, осуществлявшем наблюдение за имуществом царской семьи, ее именьями, лесными угодьями, усадьбами и прочим.
Никак не ожидал я, что служба сия, помимо достаточной материальной обеспеченности, вскоре наградит меня подарком бесценным, к моему увлечению книжным собирательством прямое касательство имеющим. Однажды, разбирая старинные документы из царского архива, обнаружил я среди них написанную каким-то дьяком челобитную на имя царевны Софьи. Там сообщалось, что дьяк тот по приказу царевны проник в подземный ход, ведущий к двум палатам за железными дверями, закрытыми на замки со свинцовыми печатями. Вскрыв двери, видел дьяк в тех палатах сундуки, железом окованные, а в них – великое множество древних книг. Несколько книг, чтобы показать их царевне, дьяк взял с собой, а вход в тайник замуровал заново, дабы “сие сокровище ворогу твоему кровному не досталось”. Так думаю, что под ворогом царь Петр подразумевался, с которым царевна Софья в то время за престол боролась.
Челобитная та, судя по всему, была написана на двух листах бумаги, но первого листа, на котором, вероятно, указывалось имя дьяка и как проникнуть в тайник, не было. А в конце челобитной, уже другим почерком, была сделана приписка: “Тайну сию откроют Антоний Киевский и Евфросиния Суздальская, рядом возлежа”.
