Антон Кротков - Загадка о тигрином следе
– Я поговорю с Мануйловым – сказал старик. – Он меня уважает. Я попрошу его, чтобы они скорей покинули наше село. А потом мы пошлём людей в соседние кишлаки рассказать, что мы выгнали русских, отказав им в гостеприимстве.
– Но это ляжет позором на наш кишлак, нельзя нарушать святую традицию гостеприимства!
– Лучше позор, чем гибель всех – вздохнул аксакал.
Лукова отпустили.
– Возвращайтесь к своим, – сказал ему старик, – и, пожалуйста, не говорите, что с вами здесь произошло. Мои односельчане сами не знают, что творят. Страх затуманил их головы. Простите их!
– Я понимаю это, и не обижаюсь – благодарно глядя в мудрые глаза старейшине, ответил Одиссей. – Вам не надо ходить к Мануйлову, уважаемый. Я начальник экспедиции. И обещаю: через час мы покинем кишлак.
*
– Многие загадочные смерти в этих краях нынче пытаются приписать оборотню, – рассуждал Мануйлов, мерно покачиваясь в седле в такт движения своего коня. – Джунаид-беку это только на руку. Страх и слепая вера людей в суеверия помогает ему править этим краем. Уже не раз так бывало, что при одном только известии о приближении его банды деревенские милиционеры и ополченцы бросали оружие и разбегались кто куда.
– А центральная власть что предпринимает?
– Пока мы можем бить его только этим – Мануйлов показал Лукову, который ехал рядом, листовку, на которой знаменитый предводитель басмачей был карикатурно изображён в виде худосочного болезненного вида дохляка, кутающегося в тигриную шкуру. Подпись к листовке гласила: «Не так страшен враг, как его малюют!». Также листовка содержала обещание выплатить миллион (без указания валюты) тому, кто поможет арестовать или уничтожить Джунаид-бека.
Чоновец рассказал, что эти листовки не только сотнями расклеивают на стенах домов и даже на придорожных деревьях, но даже разбрасывают с аэропланов.
– Только по моему мнению это пустой перевод бумаги. Никто его всё равно не выдаст.
Одиссей с интересом рассматривал листовку. Тут в разговор вступил археолог.
– Ваша агитация проигрывает вот этому, – сказал он и вытащил из кармана монету. – Она хоть чеканится из артиллерийских гильз, но местные крестьяне и торговцы других денег не признают. Это лучший показатель того, насколько высок авторитет Джунаид-бека. Адольф Карлович пояснил, что обменял эту монету достоинством в десять тенге на пять тысяч республиканских рублей.
– Обратите внимание на тигра, отчеканенного на монете.
Как известно, в исламе существует запрет на изображение живых существ. Однако, именно для тигров в суфизме, – одной из ветвей ислама распространенном в Средней Азии, – было сделано своеобразное исключение. Образ тигра встречается на коврах и тканях, а также на фасадах мечетей и медресе. Видя на монете изображение тигра, люди укрепляются в вере, что это действительно второе лицо хозяина этих мест. Для них Джунаид-бек – на половину человек, на половину зверь. И скорей даже второе. Поскольку большинство дехкан даже в глаза не видели живого «Чёрного хана» и воспринимают его образ исключительно по этим монетам.
– А вам доводилось видеть этого бандита? – снова повернулся к Мануйлову Одиссей.
– Т-только однажды, д-да и то лишь издали, – чоновец отчего-то начал слегка заикаться и ожесточённо скрести ногтями гимнастёрку на груди, словно давно не мылся.
Мануйлов рассказал, как несколько дней назад его отряд попал в засаду басмачей. Во время боя Мануйлов видел в бинокль знаменитого вожака басмачей, который объявил себя оборотнем. На нём была накидка из тигриной шкуры и зелёная чалма. Он сидел на великолепном скакуне и командовал стрельбой из австрийской горной пушки. Правда лица его было не разобрать, слишком далеко.
– Могущество его б-базируется на в-вере простых дехкан во всякие н-н-небылицы. А также на помощи англичан. Б-британцы щедро снабжают Д-д-джунаида оружием через памирские перевалы. Что же касается неуловимости, – помрачнел чоновец, – я действительно гоняюсь за этой бандой уже шестой месяц.
Мануйлов рассказал, что его отряд совместно с частями Красной армии уже несколько раз окружал не такое уж многочисленное войско Джунаид-бека, но оно вдруг «растворялось» среди местного населения. Рядовые басмачи, а также десятники рассеивались по окрестным аулам и на время превращались в мирных жителей.
Это было весьма характерно для басмаческой войны: в армейских сводках всегда указывалось количество только активных участников бандитских формирований. Обыденной была ситуация, когда в крупный кишлак входила банда в полсотни сабель, а выходила оттуда уже небольшая армия из нескольких сотен джигитов.
Если ситуация для бандитов складывалась не лучшим образом, то ядро банды уходило в горы или за рубеж, а остальные снова превращались в обычных дехкан: «В чем дело товарищ-начальник, какой я басмач?! Нет, крестьянин я!» – удивлённо убеждал такой мирный крестьянин предъявляющего ему какие-то претензии чекиста.
Но проходил месяц-два, и ядро банды возвращалось, везя с собой из Афганистана сотни новеньких винтовок в заводской смазке и десятки пулеметов, поставленных англичанами для сотен «оборотней», маскирующихся под мирных крестьян. Бороться с такими «мерцающими» бандами было крайне сложно
– Это об-б-бо всей банде надо говорить, как об об-боротне, а не об одном ч-ч-человеке. Я д-дав-в-вно говорил начальству, надо проводить тотальную зачистку всех аулов, брать под арест каждого, кто вызывает сомнение и под конвоем отправлять в Ташкент! – горячился Мануйлов и всё ожесточённей чесал грудь, щека его начинала подергиваться. От сильного волнения заикание его сделалось навязчивым, чрезвычайно замедляя речь.
– А ещё л-л-л-лучше б-брать в з-з-заложники родственников бандитов или его односельчан. Т-т-тогда в с-ск-к-кором б-будущем басмачей, входящих в кишлак, б-б-будут вст-т-т-речать уже не леп-п-пешками с м-м-маслом, а п-п-ппулями и в-в-вил-л-лами.
Мануйлов лишь посетовал на то, что пока применить такие меры не позволяет тяжёлая ситуация на фронте, ибо для полной ликвидации басмачества понадобится слишком много регулярных войск, которые сейчас ведут напряжённые бои с белыми армиями.
Глава 61
Кира скакала впереди колонны. Несмотря на женственные формы, она держалась в седле, как гусар. И смело неслась во весь опор, перемахивая густые заросли колючего кустарника. Слышан был её заливистый смех.
– Да пошлите же ей вдогонку пару своих солдат! – молил Мануйлова переживающий за свою молодую знакомую Кенингсон. – А не то эта несносная девчонка свернёт себе шею или снова попадёт в какую-нибудь переделку, как недавно с бухарским бронепоездом!
Сам почтенный археолог крайне неловко держался в седле. У него даже был подложен специальный матрасик под мягкое место. Лукова это поначалу удивляло. Глядя как некрасиво, даже неуклюже археолог чувствует себя на лошади, Одиссей испытывал чувство неловкости за коллегу. Он то был уверен, что объездивший весь этот край исследователь азиатской старины, несомненно должен являться превосходным наездником! Но оказалось, что это совсем не так. Адольф Карлович даже признался Лукову, что не очень любит ездить верхом, и прежде всегда предпочитал путешествовать в наёмной коляске. А там где рельеф местности не позволял – в удобных, защищённых от солнца складных носилках, для чего всегда нанимал крепких и выносливых молодых парней. И всегда его сопровождало несколько слуг.
Впрочем, дискомфорт от езды верхом не мешал Кенингсону большую часть времени торжественно восседать на своём матрасике, словно на подушке трона, оглядывая весенний степной простор с гордым видом первооткрывателя. Когда становилось очень жарко, Кенингсон временами снимал свою широкополую шляпу и начинал обмахиваться ею. Лысая красная голова археолога блестела на солнце как отполированный бильярдный шар. Он немного сокрушался, что забыл положить в чемодан свои любимые солнцезащитный зонтик и веер. Оптимизм и склонность к философствованию, похоже, всегда помогали ему героически переносить все неудобства.
– Наше путешествие по жизни напоминает мне долгие странствия дервиша, которое делится на 4 больших отрезка пути и на 28 маленьких, семилетних. Не все из нас пройдут этот путь от начала и до конца: на то – воля Всевышнего. Но каждый из нас имеет возможность в короткие привалы между этими отрезками пути оглянуться на прожитые годы, чтобы лучше понять своё предназначение и быть готовым к различным неожиданностям. Познавший себя – познает Всевышнего!
– И где же мы теперь, если опираться на вашу теорию? – шутливо осведомился Луков.
Кенингсон поправил подушку под собой, поменяв неудобную позу, и ответил:
– Сейчас мы на первом отрезке. Это пора исканий и любви. Её символ стремительный речной поток.
