Елена Ярошенко - Две жены господина Н.
Утром Бетси проснулась очень рано. Судебный следователь, грозный судебный следователь, которого все так боялись, спал рядом с ней на кружевной подушке. Лицо его казалось во сне совсем мальчишеским и беззащитным.
«Какой он милый, — подумала Бетси. — А постель у него гораздо удобнее, чем у меня в фургоне. Пожалуй, пора его разбудить…»
Бетси стала тихонько щекотать Дмитрия кончиком своего пушистого локона и целовать в шею.
— Дмитрий Степанович, проснитесь!
Колычев открыл глаза.
— Доброе утро, милый Дмитрий Степанович!
Дмитрий улыбнулся и прижал Бетси к себе.
— Дорогая, обращение «Дмитрий Степанович!» совершенно не годится для утренних совместных пробуждений.
— А как же прикажете вас называть?
— Можно, например, по-домашнему — Митя. И потом я уже заслужил, чтобы меня называли на «ты».
— Заслужил? Э, нет, придется еще потрудиться.
Через час Василий постучал в дверь спальни хозяина, чтобы разбудить его, но, прислушавшись, различил тихий женский смех. Значит, господин Колычев уже не спит, причем не спит в хорошей компании.
«Вот те раз, неужели циркачка у него? Ловко… То-то они вчера в ресторацию после представления поехали… Да, наш Дмитрий Степанович не промах!»
Василий на цыпочках отошел от двери и поплелся накрывать стол к завтраку на двоих. Женщин Колычев никогда не приводил в свой дом, и исключительность ситуации озадачивала слугу.
«Черт его знает, может, кофею в спальню подать прикажет, а может, и к завтраку выведет, лучше сразу два прибора поставить. А если барышня застенчивая, так сама потихоньку удерет, — думал Вася. — Но уж коли она к столу выйдет, мне нельзя лицом в грязь ударить — и накрыть стол надо по-людски, и покормить как следует. Пожалуй, оладушек им напеку. Надо же барышню побаловать, раз в гости к нам такая птица райская залетела. Она тощенькая — кожа да кости, пусть хоть поест от души. Да, что тут скажешь, барин-то не растерялся. Хороша циркачка-то, даром что тощая, а как хороша! Невольно барину позавидуешь».
Василий поставил тесто для оладий (как раз молочница принесла с утра свежей сметаны), потом постелил на стол чистую скатерть голландского полотна и вынул из буфета самые красивые китайские фарфоровые чашки, которыми обычно в доме не пользовались. Теперь, по мнению Васи, сервировка была как в лучших домах. Не хватало только одной детали…
Спустившись в палисадник, Василий нарвал цветочков поярче из тех, что росли вдоль дорожки, воткнул букетик в вазочку и водрузил ее в центре стола.
— Ну уж теперь-то попрекнуть меня не за что будет, — удовлетворенно сказал он сам себе и отправился на кухню ставить сковороду на огонь.
За завтраком Бетси опять почти ничего не ела.
— Нет, Митя, оладьи со сметаной мне не годятся. Этак я на первом же выступлении потеряю эквилибр, — равновесие. У меня специальное питание, Арнольди называет это диетой. Главный деликатес — пара отварных капустных листиков. А сейчас я только выпью кофе. И, пожалуйста, без сахара.
— Ты удивительная женщина, Бетси. Я до сих пор удивляюсь, как ты решилась вчера ко мне прийти.
— А что? Ты находишь это безнравственным, презренный ханжа? Надеюсь, мораль читать ты мне не будешь? Вчера я не заметила ни удивления, ни недовольства с твоей стороны.
— Ну что ты, я был счастлив. Но, честно признаться, сам бы я ни за что не решился тебя пригласить…
— Видишь ли, я не могу, как ваши уездные барышни, годами ждать, не обратит ли на меня внимание какой-нибудь кавалер, а потом еще полгода размышлять, можно ли подарить ему первый поцелуй или еще слишком рано. Цирковая жизнь — разъездная, сегодня здесь, завтра покатили дальше. И если откладывать на завтра все самое хорошее, так ничего у меня и не будет. Лучше немного счастья сегодня, чем много — неизвестно когда, а может быть, и никогда. Надеюсь, ты теперь не начнешь меня презирать?
— Ну что ты, я тобой восхищаюсь. В твоей бесшабашности есть что-то очень привлекательное.
— Никогда не угадаешь, что может показаться привлекательным мужчинам! Говорят, все пессимисты уверены в порочности женщин, а все оптимисты робко на это надеются. На самом-то деле, сказать по совести, я крайне редко позволяю себе подобные безумные поступки, так что секрет моей привлекательности (не буду скромничать!) вовсе не в них. Обычно мои поклонники, рассчитывая на скорую победу, остаются лишь в приятных ожиданиях. И не потому, что я так уж дорожу своей репутацией, а потому, что для моей цирковой карьеры нужна регулярная, я бы сказала, аккуратная жизнь, иначе вскоре я буду уже ни на что не пригодна. Я живу на деньги, которые зарабатываю сама своим собственным мастерством. Поэтому должна всегда держать себя в форме и не могу позволить себе слабости и разгульного веселья. Но нет правил без исключений, а ты — самое замечательное исключение, Митя.
— Ты все больше меня удивляешь! Вчера утром, на пустыре, ты показалась мне такой беззащитной, растерянной, слабой. Хотелось взять тебя на руки и гладить по голове как ребенка. А ты просто стальная женщина, маленькая изящная стальная пружинка.
— Ну, то, что было на пустыре, нельзя назвать обыденной ситуацией. Я сильно испугалась, когда увидела мертвую. Очень боюсь покойников. И еще мышей, особенно дохлых. Если ты когда-нибудь захочешь меня убить, покажи мне дохлую мышь во время выступления. Я сразу упаду с каната и разобьюсь насмерть.
— Ни за что! Я готов лично переловить и уничтожить всех мышей в городе, лишь бы тебе не было страшно. Ты сегодня не торопишься?
— А что? Мне пора уходить?
— Напротив, я бы хотел, чтобы мы прогулялись к торговым рядам и выбрали тебе какую-нибудь безделушку в ювелирной лавочке на память о нашей безумной ночи.
— Ты меня покупаешь? Еще бы деньги предложил!
— Не обижайся. Я просто хочу, чтобы ты иногда обо мне вспоминала.
— Я тебя и так не забуду. И потом наши гастроли в Демьянове кончаются не завтра, и я пока совсем не хочу с тобой расставаться.
Дмитрию все же удалось уговорить Бетси принять подарок. Они сходили в ювелирный магазинчик «Греза» Соломона Либерзона (место, по представлениям многих демьяновцев, являющее миру вызывающую и совершенно недоступную простым смертным роскошь) и выбрали изящную брошь с изумрудами, от которых глаза Бетси казались еще зеленее.
Брошь из «Грезы», купленная господином Колычевым (принадлежавшим к числу самых завидных женихов города) для артистки из бродячего цирка, произвела в Демьянове настоящий фурор.
Оказавшиеся в магазине Либерзона покупательницы жадно следили за судебным следователем и его дамой, понимая, что эта сенсация сделает их сегодня самыми знаменитыми рассказчицами среди всех демьяновских сплетниц.
Вскоре новость об изумрудной брошке взбудоражила все женское население города, а в особенности тех барышень, для которых Дмитрий Степанович Колычев являлся недостижимой мечтой в матримониальном плане.
Из уст в уста передавались подробности: рыжая циркачка ночевала у судебного следователя (и когда только эта мерзавка успела подцепить его на крючок?), а утром как ни в чем не бывало, людей не стесняясь, вышла с господином Колычевым под руку из его дома и потащила нового любовника в торговые ряды к ювелиру, где выпросила весьма дорогую золотую вещицу с камнями, и не с какими-нибудь, а с крупными изумрудами.
Очевидцы приобретения брошки утверждали, что эта канатная плясунья вела себя крайне бесцеремонно, впрочем, нынче, к несчастью, так принято… Развелось слишком много жриц свободной любви!
Следователь, конечно, мужчина видный, молодой, холостой, ему шалости позволительны, не монах же он. Но нужно и про дело помнить, он же здесь служит, а не просто жуирует. В городе два убийства, а следователь, вместо того чтобы поторопиться с расследованием, на глазах всего города с кокотками развлекается и драгоценности им под ноги швыряет. Что ни говори, а это уж совершенно не к лицу господину Колычеву и выглядит крайне вызывающе… Все-таки нынешняя молодежь (даже лучшие ее представители) весьма далека от совершенства.
Окружной прокурор Хомутовский, до которого также дошли вести об изумрудной брошке из «Грезы», подаренной наглой циркачке за ночь любви, по слухам заявил: «Я отношусь к Дмитрию Степановичу как к сыну, но будь я и вправду его отцом, ни такого поведения, ни такого знакомства одобрить не смог бы!»
Жена ювелира Либерзона Рашель, присутствовавшая при появлении следователя Колычева и циркачки в ювелирной лавке и знавшая все подробности дела, ненадолго превратилась в одну из самых популярных персон города Демьянова.
Сама мадам Либерзон сильно удивлялась, как, оказывается, много у нее приятельниц и подруг и все как одна жаждут поболтать с ней по душам…
