Александр Арсаньев - Продолжение путешествия
«Ничего я ему не расскажу», – сказала я себе и вздохнула облегченно.
Алсуфьев удивленно вскинул на меня глаза. Моя реакция, видимо, удивила его.
– Вы что-то сказали? – спросил он меня.
На что я лишь молча махнула рукой и отвернулась к стене.
Так я и просидела весь час, пока он производил безуспешные попытки заставить меня говорить, переходя от уговоров к угрозам. Но так ничего и не добившись, приказал вернуть меня на прежнее место, то есть в ту самую камеру, которая еще пару часов назад вызывала у меня такой ужас, а теперь стала такой желанной. По дороге туда я совершенно укрепилась в принятом уже решении – раз и навсегда отказаться отвечать на любые его вопросы. И почувствовала такое облегчение, словно сбросила с плеч тяготивший и давно опостылевший груз. Можно даже сказать, что я совершенно успокоилась. Кому-то это может показаться странным, но попытаюсь объяснить. До этой минуты я собиралась воевать с этим неприятным человеком, доказывая ему свою невиновность, и необходимость этого унизительной процедуры повергала меня в отчаянье. Теперь же я поняла, что все эти попытки с самого начала были бы обречены на провал, даже если бы я переступила через собственную гордость и исповедалась ему, как на духу.
Через пару минут я была на месте и с наслаждением вытянулась на неструганых досках, не обращая внимания ни на запах, ни на ползущего по стене черного таракана. Да и что мне оставалось делать? Я уже поняла, что выбраться из этого места мне удастся не скоро.
Времени у меня было предостаточно, занять себя в этом положении было совершенно нечем, и я стала развлекаться следующим образом: день за днем вспоминала свои недавние приключения, старалась воспринимать их со стороны, то есть по возможности объективно. Временами эффект получался настолько неожиданным, что я от души смеялась, стараясь делать это по возможности тише. Мои надзиратели могли принять эти звуки за плач, или подумали бы, что я сошла с ума. Ни то, ни другое меня не устраивало.
Ну, посудите сами, что можно сказать о молодой состоятельной женщине из приличного общества, если она переодевается в крестьянское платье и отправляется гулять в лес, о котором повсюду ходят весьма сомнительные и я бы сказала непристойные слухи? Или поселяется в усадьбе покойного приятеля своего мужа под видом его незаконнорожденной дочери. Я уже не говорю о том весьма пикантном впечатлении, которое на непосвященного произвела бы история мнимого соблазнения одержимого любовным недугом человека и побег от него среди ночи. Только представьте себе эту картину. А перестрелка с крестьянами из окна дома, на полу которого лежат два свежих трупа? Как вам это покажется? Не правда ли – достойное занятие для приличной женщины?
А ведь все это на самом деле произошло с вашей покорной слугой. Но с этой точки зрения я взглянула на эти свои поступки впервые и была поражена – любой нормальный человек, узнав все эти подробности, пришел бы к единственно возможному выводу: эта женщина или преступница, или сумасшедшая. Потому что ни одному человеку на свете, особенно в те годы, не пришло бы в голову, что женщина эта решила взять на себя обязанности сыщика, или, как стали называть людей этой профессии некоторое время спустя, – частного детектива.
Благодаря этим отчасти юмористическим размышлениям, я смогла вполне прийти в себя и вернуть себе утраченное было присутствие духа.
И как только это произошло, в моей голове тут же возник очевидный на первый взгляд вопрос: откуда все это стало известно следователю? Хотя вопрос был и очевидным, но ответить на него оказалось совсем не просто. И чем больше я размышляла на эту тему, тем больше недоумевала. Словно он следил за мной все это время… Ничем иным я подобной осведомленности объяснить не могла.
«Или он действительно все это время следил за мной исподтишка? Но с какой стати? – подумала я и неприятный холодок пронесся по моему затылку. – Значит ли это, что он ни на минуту не переставал подозревать меня в преступлении, и могла ли я быть настолько ненаблюдательной, чтобы не заметить его слежки? А если он видел все это, то почему не попытался вмешаться? Нет, – сама себя опровергла я. – Этого просто не может быть. Но тогда каким образом эти сведения достигли его розовых ушей?»
Ответа ни на один из этих вопросов у меня не было. И это было самым неприятным. А знать ответ мне было совершенно необходимо, хотя бы для того, чтобы знать, чего ожидать дальше.
И еще один вопрос волновал меня не на шутку. Люси была арестована в Хвалынске, и, насколько я понимала, никто там не сомневался в ее причастности к убийству Синицына. А то, что она совершила побег, с моей точки зрения, лишь подтвердило ее вину. И ладно бы просто побег, но оказавшийся рядом с ней полицейский найден мертвым. Неужели даже это не убедило господина Алсуфьева, что я тут совершенно не причем?
Что-то тут было не так. В подобной версии явно не сходились концы с концами, и это было видно невооруженным взглядом. Почему же главный следователь полицейского управления этого не замечал? Или это я чего-то не понимала? Эта мысль не покидала меня ни на мгновенье до самого вечера, когда мне снова принесли поесть.
На сей раз я не стала пренебрегать тюремной баландой. Можно, конечно, было объявить голодовку, но у нас, увы, не Европа, и это вряд ли привело бы к какому-либо положительному результату. Кроме того, от этого быстрее наступило бы не столько физическое, сколько нервное истощение, а это могло не самым лучшим образом сказаться на моей решительности и воле к победе. А сдаваться на милость врага я не собиралась.
По всем этим причинам я проглотила содержимое миски за один присест. И в этот раз (скорее всего, от голода) еда не показалась мне такой уж безобразной, хотя я знаю толк в хорошей кухне.
Молоденький надзиратель посмотрел на меня с удивлением, когда я поблагодарила его за обед и, пожав плечами, забрал пустую посуду. Видимо, это произошло впервые в его жизни.
Пора было как следует изучить свое новое место жительства, к чему я и приступила после трапезы. Камера была темноватой, единственное выходящее в тюремный двор зарешеченное окошко почти не пропускало в нее света, поэтому читать было довольно трудно, хотя я и захватила с собой… что бы вы думали? Ну, конечно же «Графа Монте-Кристо».
Самый тщательный осмотр помещения не дал мне практически никакой новой информации, и волей-неволей я вернулась к своим размышлениям.
Много загадочного было и в самом моем аресте, и в той наглости, с которой вел себя господин Алсуфьев с самого начала. Я опять вспомнила нашу первую с ним встречу и уверилась, что уже тогда он смотрел на меня, как на убийцу и, даже отпуская в виду очевидных доказательств моей невиновности, всем своим видом демонстрировал, что это всего лишь временное явление.
«За что он меня так ненавидел? – снова и снова я задавалась одним и тем же вопросом. – Может быть, Александр, будучи при жизни его начальником, чем нибудь его сильно обидел, и не имея тогда возможности расквитаться с ним самим, Алсуфьев вымещал теперь свою обиду на его вдове?»
– Но так или иначе, – произнесла я вслух, подводя итог этим бесплодным размышлениям, – но в одном отношении это неожиданное заключение мне даже на руку. Мести Люси за этими толстыми стенами я могу не опасаться. Так что будем считать, что мне в определенном смысле повезло. А то, что я начала говорить сама с собой, – всего лишь признак моей акклиматизации в тюремной обстановке. Все заключенные раньше или позже открывают для себя этот способ общения со своим вторым «я».
И снова, в который раз за этот день я вспомнила Эдмона Дантеса, знакомство с похождениями которого вынуждена была прервать на самом интересном месте по независящим от меня причинам. Поверьте, это не бравада и не исключительное равнодушие к посланным мне судьбой тяготам и испытаниям, но я действительно достала новенький, пахнущий типографской краской томик и стала его читать. Привыкшие к полумраку глаза и достаточно крупный шрифт позволили сделать это без особых затруднений, хотя время от времени мне приходилось менять место, следуя за перемещением тоненького солнечного зайчика, каким-то чудом проникшего ко мне в камеру и таким образом пополнившего ряды российских заключенных.
Последние страницы я дочитывала стоя, поскольку к тому времени освещенным в камере оставался всего лишь маленький уголок, но оторваться от событий, настолько близких моим собственным обстоятельствам, было невозможно. Не скрою, я надеялась найти в этом авантюрном романе подсказки на некоторые мучившие меня вопросы. И временами мне казалось, что мне это удается.
Так, например, за немудреную, но до сих пор попросту не приходившую в голову мысль, что у меня существуют враги, я в конечном итоге должна быть благодарна именно этому роману и его автору. И сравнение с Дантесом в этом смысле сослужило мне добрую службу. «Если в жизни происходит нечто, не укладывающееся в рамки нормальных причинно-следственных отношений, – решила я, – значит, ты рассматриваешь эти события с неверной точки зрения.»
