Стивен Сейлор - Орудие Немезиды

— В том числе он следил и за использованием этого дома?

— Этот дом и все окружающие его земли принадлежат Крассу. В виллах он не нуждается. Не в его вкусе сельская жизнь, чтение стихов. И все же он приобретает поместья целыми дюжинами. Чтобы не держать пустыми дома по всей Италии, он предпочитает сдавать их в аренду членам своей семьи и своим управляющим. При этом, разъезжая по стране, он всегда может при необходимости в них остановиться как гость, права его в таких случаях не ограничены.

— А рабы в этих домах?

— Они тоже являются собственностью Красса.

— А «Фурия» — трирема, которая привезла меня из Остии?

— Она тоже принадлежит Крассу, хотя ее эксплуатацией ведал Луций.

— А те пустующие виноградники, по которым мы проезжали по пути из Мизен?

— Собственность Красса. Как и множество другой недвижимости, гладиаторских школ и ферм в обширном районе, простирающемся отсюда до Суррента.

— Значит, называть Луция Лициния хозяином этого дома…

— Лициний, разумеется, распоряжался и действовал в своем собственном доме вполне независимо. Но был при этом не более чем слугой Красса, пусть даже избалованным и пользующимся привилегиями.

— Понятно. У него осталась вдова?

— Ее зовут Гелина.

— А дети есть?

— Они бездетны.

— И нет наследника?

— Как долги, так и всю собственность Лициния, наследует Красс, его родственник и покровитель.

— А Гелина?

— Теперь она оказывается иждивенкой Красса.

— Судя по вашим словам, Фауст Фабий, выходит, что Красс владеет всем миром.

— Иногда мне кажется, что так оно и есть.

Глава пятая

Послышался громкий стук в дверь. К ней поспешил раб. Дверь широко распахнулась, в проеме возник широкоплечий силуэт в развевающейся красной накидке. Через небольшой сад, тяжело ступая по зеленому газону, к нам направлялся Марк Муммий.

Он остановился перед телом и нахмурился, увидев открытую рану.

— Значит, вы уже в курсе дела, — проговорил он, протягивая руку, чтобы лучше прикрыть плющом лицо покойного. — Бедный Луций Лициний. Надо полагать, Фабий вам все объяснил.

— Вовсе нет, — возразил я.

— Ну и хорошо. Не его это дело информировать вас о здешних делах. Я не надеялся на то, что он будет держать язык за зубами, но, возможно, нам еще удастся сделать из него солдата, — широко ухмыльнулся Муммий.

Фабий улыбнулся с холодным презрением.

— Вы, как я вижу, в отличном настроении.

— Я вовсю гнал своих людей по дороге сюда из Мизен. Быстрая езда полезна после нескольких дней морского перехода, а если учесть еще и воздух Чаши, то хорошему настроению удивляться не приходится.

— И все же из уважения к памяти покойного не могли бы вы говорить чуть потише. — Фабий был сама вежливость.

— Виноват, — пробормотал Муммий, коснувшись смоченными пальцами нахмуренного лба. Взглянув еще раз на тело, он посмотрел на каждого из нас с испугом, словно ожидая продолжения упреков в неуважении к тени Луция Лициния.

— Может быть, стоит позвать Гелину, — сказал он наконец.

— Это уже без меня, — заметил Фабий. — У меня дела в Путеолах, а времени остается мало, чтобы вернуться сюда засветло.

— А где Красс? — вдогонку Фабию спросил Муммий.

— Он тоже в Путеолах, у него там свои дела. Уехал утром, сказав, чтобы Гелина не ждала его раньше обеда.

Словно по волшебству, при его приближении к двери она открылась — невидимый в тени раб знал свое дело. Он шагнул в освещенный проем и исчез из виду.

— Гордец! — обиженно пробормотал себе под нос Муммий. — Видимо, его семье не хватило денег, чтобы в свое время нанять для него достойного воспитателя. Славная кровь, но один из его предков очистил семейные денежные сундуки, и никто из последующих не смог наполнить их снова. Красс сделал его своим управляющим только ради его отца. У него нет военного таланта. Некоторые плебеи за последние сто лет имеют гораздо больше военных заслуг, чем Фабий. — Он несколько вызывающе улыбнулся, затем подозвал к себе мальчика-раба, проходившего по атриуму: — Эй, Метон, разыщи госпожу и скажи ей, что я приехал с гостем из Рима. Как только мы освежимся в ваннах, так сразу явимся к ней.

— Это вовсе не обязательно, — заметил я. — Неужели вы действительно думаете, что после того, как меня доставили сюда в такой безумной спешке, мы можем тратить время на ванны?

— Вздор. Вы не можете предстать перед Гелиной насквозь пропахший морем, словно полурыба-полуконь. — Он рассмеялся собственной остроте и, положив руку мне на плечо, отвел меня от гроба. — Кроме того, водная процедура — это первое, что делает каждый, приезжающий в Байи. Это что-то вроде молитвы Нептуну перед выходом в море. Здесь бьют из-под земли источники живой воды, и мы должны воздать им должное.

Казалось, что расслабляющая атмосфера Чаши была способна смягчить даже железную дисциплину Муммия. Я обнял за плечи Экона и, в недоумении качая головой, последовал за нашим хозяином.

То, что Муммий походя назвал банями, являло собой в действительности впечатляющую систему, установленную внутри дома, построенного, видимо, на естественной террасе склона холма, обращенного к заливу. Все пространство заполнял огромный сверкавший золотой краской купол с круглым отверстием вверху, через которое внутрь лился мощный луч дневного света. Под куполом был круглый бассейн со ступенями, ведшими на глубину, над поверхностью воды клубился сернистый пар. Сводчатый проход с восточной стороны выходил на террасу с видом на залив, уставленную столиками и креслами. Несколько дверей по окружности бассейна образовывали полукруглую аркаду. Они были окрашены в темно-красный цвет, а ручки в виде золотых рыб крепились к дверям головами и хвостами. Первая дверь вела в хорошо натопленную раздевалку. В других комнатах, как объяснил Муммий, когда мы сбросили туники, были бассейны разных размеров и форм, с водой разной температуры.

— Все это построено знаменитым Сергием Оратой, похвастался Муммий. — Вам доводилось о нем слышать?

— Нет.

— Это самый известный из всех путеолян, человек, сделавший Байи такими, каковы они теперь. Начал он с устричной фермы на Лукринском озере, которая положила начало его богатству. Потом стал крупным специалистом по строительству бассейнов и рыбоводных прудов, и владельцы многочисленных вилл, в округе Чаши, буквально забросали его заказами. Когда это поместье приобрел Красс, ванны были скромнее. С разрешения Красса Луций Лициний надстроил здесь второй этаж, там пристроил к дому новое крыло и полностью перестроил ванны по проекту самого Сергия Ората. Я бы предпочел небольшую пещеру в лесу, а то и просто обычную городскую баню — эта роскошь представляется мне довольно абсурдной, вам так не кажется? Впечатляет, но разоряет, как говорят философы.

Муммий шагнул к одному из вделанных в стену бронзовых крюков, выполненных в виде голов Цербера, на две из них надел свои туфли, на челюсть третьей разинувшей рот головы повесил пояс.

— Вас не могут не восхитить здешние чудеса. Как раз в этом месте находится природный горячий источник, потому-то первый владелец и построился именно здесь — горячие ванны, да притом и прекрасный вид. Когда Ората перестраивал всю систему, он провел трубы так, чтобы в одни из бассейнов поступала горячая вода, а в других вода смешивалась с холодной из источников, расположенных выше по склону холма, в третьих вода была совсем холодной. Можно переходить из самой горячей воды в самую холодную, и обратно. Зимой некоторые помещения этого дома отапливаются водой из горячего источника. Поэтому в этой раздевалке, например, тепло круглый год.

— Удивительно, — согласился я, стягивая через голову рубаху. Я хотел было положить ее в один из стенных шкафчиков, но Муммий меня остановил. Он подозвал старого сутулого раба, стоявшего в поклоне посреди комнаты.

— Возьми это и выстирай, — приказал он, указав на мою с Эконом одежду, стягивая с себя тунику. — Да принеси что-нибудь подходящее из одежды.

Раб собрал вещи, на мгновение задержался, чтобы оценить наши размеры, и выскользнул из комнаты.

Обнаженный Марк Муммий был похож на медведя — все тело его было покрыто завитками волос и шрамами. Экона особенно заинтриговал длинный рубец, проходивший по левой стороне груди.

— Память о сражении у Коллинских Ворот, — гордо объявил Муммий. — Участием в нем мы с Крассом гордимся больше всего. В тот день мы вернули Рим Сулле. Диктатор всегда помнил о том, что мы для него сделали. Утром мне нанесли эту рану, но, к счастью, с левой стороны, и я смог продолжать сражаться. — Он изобразил, как это было, выбросив вперед правую руку. — В пылу сражения я едва заметил рану, чувствуя только тупое жжение. И только вечером Крассу сообщили, что я выбыл из строя. Говорят, я был белым как мрамор и проспал целых двое суток. Но это было больше десяти лет назад, я был еще совсем мальчиком — вряд ли старше тебя, — сказал он, ткнув в плечо Экона. Мальчик криво улыбнулся в ответ.