Филлис Джеймс - Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

Три беспомощных магистрата и неутомимый Хэрриот прекрасно сознавали, что тревога в обществе начинает перерастать в панику. Но все их усилия принесли не много плодов. Однако в среду 11 декабря наметился некоторый прогресс. Суд Шэдуэлла взял под стражу и допросил по поводу стамески плотника, который занимался ремонтом лавки Марра. «Таймс» в этой связи сообщала:

«В доме мистера Марра некоторое время шел ремонт. Мистер Паф подрядился надзирать за выполнением плотницких работ. Он нанял человека, который переделывал витрину лавки. Тому потребовалась стамеска, которая уже описана как имеющая двадцать дюймов в длину. У мистера Пафа не было подобного инструмента, и он позаимствовал его у соседа. Рабочий, закончив дело, получил расчет, но инструмента не отдал. Мистер Паф спросил его, куда делась стамеска – ведь он взял ее на время у соседа. Рабочий ответил, что она где-то в доме, но пока не найдена. Это произошло три недели назад. Паф зашел к Марру и попросил поискать стамеску, чтобы вернуть ее соседу. Через несколько дней Марр сообщил Пафу, что обыскал весь дом, но ничего подобного не нашел. С тех пор о стамеске не было известий, пока в день роковой бойни ее не нашли рядом с телом мистера Марра. Паф рассказал об обстоятельствах ее потери, и плотника арестовали для допроса. Паф и потерявший стамеску плотник показали под присягой, что стамеска имеет те же особые приметы, которые были у той, что получил для работы задержанный. Теперь его личность предстояло опознать девушке-служанке (чью жизнь чудом сохранило провидение) – она должна была подтвердить, что это тот самый человек, который работал в лавке ее хозяина».

Таким образом, к среде было определенно опознано одно из орудий, обнаруженных в доме убитого, и взят под стражу плотник, который, как стало известно, этим орудием пользовался. Обвинения предъявили и мужчине, которого полиция задержала во вторник в пабе, где тот хвастался, будто знает совершившую убийство компанию. Его допросили и в качестве подозреваемого посадили за решетку. Но рассказ этого человека был настолько невнятным, что всем стало ясно: в пабе он говорил под действием паров алкоголя. Его отпустили, строго предупредив, чтобы впредь не болтал чего не следует и не сквернословил. И еще одному человеку предъявили обвинение на основе таких же слабых и необоснованных улик. И точно так же, рассмотрев дело, обвинение сняли.

Только в четверг, на пятый день после убийства, министр внутренних дел сдался давлению «Таймс» и других газет и согласился объявить вознаграждение от имени правительства. Это было беспрецедентным шагом – по крайней мере, случилось впервые за полстолетия. Правительство нередко предлагало награды за информацию о тех, кто совершил преступления против общественного блага, но все просьбы относительно вознаграждения за информацию о совершивших преступления против личности, в том числе убийства, неизменно отклонялись. Таким образом, появившаяся на Рэтклифф-хайуэй и в других частях города вторая листовка должна была свидетельствовать о крайней озабоченности правительства. Вот ее текст:

«Уайтхолл, 12 декабря 1811 года. Когда его королевскому высочеству принцу-регенту было нижайше доложено, что на дом торговца льняным товаром Тимоти Марра номер 29 по Рэтклифф-хайуэй, приход Святого Георгия, в ночь с субботы на воскресенье примерно между двенадцатью и двумя часами неизвестным или неизвестными совершено нападение и убиты сам мистер Марр, его жена Селия, их грудной младенец в колыбели и мальчик-слуга Джеймс Гоуэн – все чрезвычайно варварским способом, – его королевское высочество милостивейше повелели: для наилучшего разрешения дела и предания правосудию жестоких убийц назначить вознаграждение в 100 фунтов любому (кроме того или тех, кто сам совершил преступление) за информацию о соучастнике или соучастниках убийства. Деньги будут выплачены достопочтенными лордами, представляющими Казначейство Его Величества, после того как уличенное лицо или лица будут признаны виновными.

Обещанное вознаграждение было существенным, но не чрезмерно щедрым. Как обычно, делалась ставка на случай. Плотник все еще находился в тюрьме. Оставалась вероятность, что он все-таки замешан в убийствах. Тогда кому-нибудь из его сообщников награда в 100 фунтов могла показаться достаточной, чтобы уличить подельника.

Но обвинение против плотника тоже оказалось несостоятельным. 13 декабря «Таймс» писала:

«Вчера (в среду) утром плотник из работников мистера Пафа, нанятый примерно три недели назад для ремонта лавки мистера Марра, подвергся очередному дознанию. Опознать его пригласили служанку Марра и каменщика. Многие уважаемые квартиросъемщики, его домовладелец и прочие свидетельствовали в пользу подозреваемого, и, к удовлетворению магистратов, его алиби было установлено. Стамеска оказалась та самая, которую взял на время работник мистера Пафа, но молодой человек показал под присягой, что нашел ее в подвале, когда сразу же после убийств обходил с ночным сторожем дом Марра. Судьи освободили плотника, решив, что для нового слушания недостаточно улик».

В этом репортаже обнаруживается несколько странных мест. Стамеску не находили в подвале. Все магистраты, писавшие министру внутренних дел, упоминали, что ее обнаружили на прилавке. Но даже если бы ее нашли в подвале, это бы не реабилитировало плотника. Стамеску уверенно опознали Паф и тот человек, у которого он ее позаимствовал. Она, безусловно, была обнаружена в доме Марра после убийств. А конкретное место в этом случае несущественно. Таким образом, то ли Марру удалось найти стамеску в своей лавке после того, как он отправил Маргарет Джуэлл за устрицами, хотя его прежние прилежные поиски не дали результатов, то ли ее принес кто-то из убийц в качестве потенциального оружия или средства проникновения в дом. Очевидно, насколько важно было установить, что произошло со стамеской с момента ее потери и кто ею завладел. И само собой разумелось, что в первую очередь в связи с этим следовало допросить Маргарет Джуэлл, наверняка знавшую о пропаже стамески и о том, что Паф просил ее хозяина вернуть инструмент. Не исключено, что сама девушка помогала искать стамеску. Дом был небольшим, и если инструмент специально надежно не спрятали, он должен был бы где-нибудь обнаружиться. Джуэлл подтвердила бы, насколько тщательно проводились поиски; ее хозяин был убежден: стамески в доме нет. Можно с достаточной степенью уверенности предположить, что когда девушка уходила за устрицами, стамеска на прилавке не лежала. Даже если бы Маргарет ее не заметила, Марр еще до того, как она покинула дом, крикнул бы жене, что инструмент нашелся. Магистраты, по-видимому, уделили бы этому предмету большее внимание, будь на стамеске кровь и прилипшие волосы. Но если стамески не было в лавке до ухода служанки и если Марр не нашел ее во время отсутствия Джуэлл, то почти наверняка ее принес один из убийц. В таком случае она стала бы существенной, пусть даже не такой эффектной, как запятнанный кровью молот, уликой.

Но очевидно, стамеска в качестве улики не произвела на судей должного впечатления. Их гораздо больше покорили лестные свидетельства в пользу плотника. В отсутствии научных методов сыска характеристика личности ценилась особенно высоко. А о плотнике отзывались с похвалой как о трудолюбивом человеке хорошего поведения. Ему удалось также предъявить алиби, и магистраты, не потрудившись проверить факты, отпустили его.

Еще одна странность, которая особенно ставит в тупик: «Таймс» старательно избегает упоминать имя плотника. Позже станет известно, что на Пафа работали не один, а два человека: Корнелиус Харт и столяр, которого в показаниях называли то Тоулер, то Троттер. Был еще и третий человек – Иеремия Фицпатрик, также столяр и приятель Харта. Не исключено, что и его тоже нанимал Паф. Скорее всего по поводу стамески допрашивали Харта, поскольку именно он имел отношение к последним переделкам в лавке Марра. Но прямых свидетельств этому нет. Опознание стамески было открытием первостепенной важности, однако к нему отнеслись как к мелкому событию в неблагодарной рутине судейского разбирательства.

В тот же день, в среду, желая себя обелить, перед магистратами предстала девушка по имени Уилки. Она в течение полугода прислуживала миссис Марр и лишь шесть месяцев назад ушла от нее. Когда сразу после убийств судьи допрашивали Маргарет Джуэлл, та дала показание, что миссис Марр уволила Уилки, заподозрив в нечестности. Возникла ссора, и обвиняемая девушка грозила убить хозяйку. Миссис Марр мягко упрекнула служанку за несдержанность в выражениях и попросила не волновать ее на таком позднем сроке беременности. Угрозы и неприязнь вряд ли были настолько серьезны, поскольку позднее Уилки навещала Марров, «одетая в белое платье, черный бархатный короткий жакет, капор с маленьким перышком и башмаки с греческими завязками». Скорее всего эти визиты были вызваны желанием покрасоваться в своем пышном наряде и показать независимость, а не справиться о здоровье бывших хозяев, но, судя по всему, встречи были дружескими. Миссис Марр, по словам Маргарет Джуэлл, часто уговаривала Уилки сдерживать вспыльчивый и горячий нрав, но при этом уверяла в своей дружбе и готовности помочь, если та бросит ремесло проститутки и вернется к честной службе. Неудивительно, что Уилки не захотела променять «белое платье, башмаки с греческими завязками» и свободу на монотонную работу служанки и тесную кухню в подвале дома 29 по Рэтклифф-хайуэй. Но теперь пришла, чтобы доказать свою невиновность и, чем сумеет, помочь магистратам. Ее немедленно оправдали. Ни у кого не возникло мысли, что обыкновенная служанка, как бы ни разочаровали ее прежние работодатели, может иметь средства и возможности или обладать такой физической привлекательностью, чтобы побудить своих покровителей совершить настолько безжалостную, варварскую месть. Еще смехотворнее было предполагать, будто она сама пустила в ход нож и молот. Судьи сняли с нее обвинения, но прежде чем отпустить, допросили и получили подтверждение, что между Марром и родственниками жены царили любовь и согласие, а в семье самого Марра – счастье и благодать. Возможно, так оно и было, но теперь все, что касалось молодоженов, освящалось состраданием к их ужасной смерти, и они уже стали превращаться в образец добродетели, пример невинности и доброты в противовес подлой низости их убийц. Нам ничего не известно о Маррах, кроме поверхностных характеристик, – они были уважаемыми, трудолюбивыми и честолюбивыми людьми. Вспомним: давая показания, Маррей заметил, что когда он услышал в полночь крики, то решил, что кого-то наказывают. Возникает вопрос: насколько необычными были подобные крики в доме 29 по Рэтклифф-хайуэй? Может, Марр, поднявшись только благодаря собственным стараниям от положения слуги и получив власть над другими, обладал не только тщеславным, но жестоким характером?