Мэтт Рубинштейн - После дождичка в четверг

Мэтт Рубинштейн

После дождичка в четверг

ГЛАВА 1

Много лет назад здесь было море, о чем свидетельствовали верфь со стапелями, старый причал и череда портовых кранов. С площадки для пикников, уставленной каменными столиками, открывался вид на пляж — бесконечную, до самого горизонта песчаную пустыню, что была когда-то морским дном. С претворением в жизнь оголтелой политики советских чиновников по изменению русла рек с целью высвобождения земель для промышленного строительства и сельского хозяйства это внутреннее море лишилось подпитки. Все рыбаки уехали; консервный завод существовал некоторое время благодаря поставкам рыбы с Балтики, но недолго. Деревня тонула в ядовитых песках.

По некогда морскому дну мимо лежавших на песке ржавых судов, отбрасывавших длинные тени в сторону деревушки, шла женщина. Закатное солнце освещало морщинистое лицо и полные невыразимой тоски глаза; возможно, она жила здесь еще девочкой, до того как ушло море. Вот она прижалась щекой к остову старой рыбачьей лодки — из-под пальцев посыпались пластинки ржавчины. Солнце блестело в кристаллах соли, которые оставило море. Это была прекрасная и пугающая глубиной психологизма сцена, великолепно поставленная и отснятая на высокочувствительной пленке.

В выражении ее лица было что-то пронзительное, и Джек наклонился ближе, чтобы ничего не упустить. Она явно что-что искала. Что эта старая женщина могла потерять на кладбище кораблей? Может быть, давно, когда все эти ржавые суда еще плавали, а море было полно загадок, она играла на берегу с подругами и что-то обронила здесь? Джек не знал, что именно она потеряла, но женщина то и дело приподнимала руку к левой груди, к сердцу, и ему подумалось, что в молодости она могла лишиться возлюбленного или даже ребенка. Он заерзал на стуле.

Из-за полузасыпанной песком землечерпалки показался приземистый мужчина в джинсах и спортивной куртке. Засунув руки в карманы, он оглянулся по сторонам, как турист, и подошел к женщине. Оба молчали. Никакой музыки на заднем фоне; только шум ветра. Джек вздрогнул. Ему определенно нравились меркнущий свет, обломки кораблей в пустыне и эти двое.

Женщина сказала: «После дождичка в четверг».

Джек нажал на «стоп», и женщина замерла с чуть приоткрытым ртом. Джек потер лоб и потянулся за сценарием — многократно отксерокопированным, скрепленным скобками, — где полстраницы занимали ремарки, а потом… «дождичек в четверг». Прежде он никогда не видел печатной машинки с кириллическим шрифтом — мог лишь представить. Эта фраза заинтриговала его. Почему «дождичек» и почему «в четверг»? На это, должно быть, имеются специфически славянские причины — бледные полуночные степи, тундра, тайга и, разумеется, некий четверг, изменивший ход истории благодаря дождю.

Это не самая распространенная русская поговорка, но Джек знал, что она означает «никогда». Есть и другие: «Когда ад замерзнет», «Когда свинья полетит». Значение то же, а стремительности, поэзии нет. Ничего похожего.

Он придвинул клавиатуру, и компьютер ожил. Мигнул курсор. Джек увидел свое отражение в обоих экранах — песочного цвета волосы, взгляд серых глаз сквозь очки. Ему было тридцать два года, и он не знал, как перевести эту строчку. «Никогда»? «Когда ад замерзнет»? «Когда в четверг случится ливень, что, по общему мнению, крайне маловероятно»?

Мужчина и женщина в пустыне, в тени старого корабля, среди песка и соли — здесь нужен правильный субтитр. Джек никак не мог понять, что женщина имеет в виду — то ли отказывается прекратить поиски, то ли, наоборот, признает свое поражение, — как не удавалось уяснить, задумывается ли она о смысле сказанного подобно ему. Дождичек в пустыне, где за сотни миль от воды стоит рыбацкая деревушка, — понимает ли она сама, в конце концов, что это значит?!

Он записал несколько вариантов, но ни один из них не годился. Возможно, он неверно понял смысл. Джек ощутил нарастающую панику. Интересно, когда вернется Бет.

Фильм назывался «Кино». В определенных кругах он пользовался дурной славой, и Джек сомневался, что его вообще удастся снабдить субтитрами. Может, по-польски или по-чешски, но точно не по-английски. Коллеги предостерегали его, когда он впервые взялся за эту работу, но их опасения лишь подстегнули его решимость. К самоуверенности прибавилась безрассудная смелость.

Паника уступила место ужасу.

Джек перемотал пленку и вернулся к началу фильма. Вероятно, он что-то пропустил. Пустыня… заходящее солнце… шум ветра… Должно быть что-то еще — это «что-то» и подскажет идеальный перевод.

После многочасового сидения перед экраном компьютера церковь казалась благословенно прохладной — именно такой, какой она и была на протяжении веков. Необозримо высокий потолок, теряющиеся в полумраке балки. Через высокие окна, точнее, смотровые отверстия, проглядывает небо, снизу кажущееся низким и хмурым; возле единственного надгробия на церковном дворе кучка скрюченных деревьев.

Джек поднялся из-за стола и отправился через неф за теплой курткой. По ту сторону окруженного перилами алтаря тянулась череда каменных келий-исповедален, заканчивавшаяся ризницей, кухней и ванной. Эта церковь, расположенная в восточном пригороде Сиднея, всего в нескольких километрах от центра, была одиннадцатым по счету образцом каменного зодчества в Новом Южном Уэльсе.

Фрэнк, отец Бет, служил здесь вот уже пятнадцать лет. Задолго до того как Джек с ним познакомился, это был молодой, исполненный энтузиазма священник, но годы шли, прихожан становилось все меньше, строение обветшало, а епархия не давала денег на ремонт. Фрэнк выкупил здание и сам взялся за реставрацию. Двери храма не открывались много лет, поскольку процесс оставался незавершенным.

Фрэнк умер месяц назад. Бет смотрела в пол, когда адвокат читал завещание, словно надеялась сквозь разглагольствования юриста расслышать отцовский голос. Последняя воля отца удивила ее. И хотя до сих пор они с Джеком ютились в квартирке с протекающим потолком и заплесневелыми стенами, где стояла неистребимая вонь грязных носков и прокисшей еды, и мечтали поскорее переехать, но в церковь… Что ж, в конце концов Фрэнк так пожелал; такова была его воля.

Когда они только переехали, пол церкви покрывал толстый слой пыли, сохранивший отпечатки ног Фрэнка. Бет не решалась вытирать пыль, дабы не исчезла память об отце. Но потом они распахнули тяжелые двери и открыли окна, внутрь ворвался ветер и снес отпечатки подобно морскому приливу. В исповедальнях обнаружилось множество журналов, теологических и научных, покоробившихся от старости.

Джек распаковал видеоаппаратуру и развесил на стенах афиши русских и немецких фильмов, которые дублировал. Бет позаботилась обо всех юридических тонкостях.

Коробки с вещами до сих пор стояли между церковными скамьями, и Джек пробирался между ними, возвращаясь за стол. Одежда, фотографии и сотни книг. Буквально повсюду.

Джек все еще смотрел фильм, когда вернулась Бет. Услышав скрип тяжелой двери и шум шагов на ступеньках, он поднялся, чтобы встретить ее.

Бет промокла насквозь. Джек так увлекся работой, что даже не заметил, как началась гроза. Струи дождя хлестали по окнам, вспышки молнии выхватывали из тьмы стволы палисандров, выл ветер. С Бет текло ручьем. Волосы облепили ей лицо, тушь размазалась. Она стояла под сводами церкви в образовавшейся на полу лужице.

— Прости, я задержалась. Мне нужно было…

После часов, проведенных в мире чужого языка, Джек иногда чувствовал, что разучился говорить по-английски. Он хотел сказать ей, что не надо оправдываться, но вместо этого оборвал на полуслове, притянул к себе и крепко обнял. Бет приподняла лицо и поцеловала его холодными от дождя губами.

— Я хотела проверить, как там мама.

— И как она?

— Не знаю… Она… наполнила чайник виски и пьет его из чашек. Представляешь, полные чашки виски. Не знаю, кого она хочет обмануть.

— Это… — Джек помолчал. — Это неплохая идея.

Бет улыбнулась:

— Наверное, с ней все в порядке. Они не такие уж и большие, эти чашки. И пьет она маленькими глоточками. Сначала дует, а потом пьет.

Бет взяла воображаемую чашку, подула, вытянув губы трубочкой, и, состроив счастливую пьяную гримасу, покачала головой:

— С ней все в порядке.

Джек отвел с ее лба прядь волос.

— А с тобой?

— Со мной тоже. Спасибо.

Он видел, что она плачет, — а может быть, это были капли дождя. Бет заметила его взгляд и отошла в глубь нефа, к укрытому тканью алтарю. Протянув руку, она провела по нему кончиками пальцев, как будто могла нащупать родные отпечатки.

— Все оказалось так сложно, — сказала она. — Пришлось подписать кучу бумаг. До сознания никак не доходил смысл того, что там говорилось. Поверить не могу, что это теперь мое… То есть наше.