Дмитрий Федотов - Месть древнего бога

Дмитрий Федотов

МЕСТЬ ДРЕВНЕГО БОГА

«…Правительствующий Сенат приказали: по силе состоявшегося Ее Императорского Величества указу, быть посему изыскателями ученым мужьям профессору Герарду Фридриху Миллеру и профессору Ивану Георгу Гмелину, иже с ними помощниками студентам Степану Крашенинникову, Петру Горланову и Семену Торопчину, а також рисовальщику Генриху Люсениусу и иным полезным людям, коими укрепить отряд сей надобно. Определить отряду сему довольствие провиантом, одежей да обувью, прочую же амуницию в должном количестве предоставить согласно реестру Академии наук для описания природы земли Сибирской, також народов и племен тамошних, кои интересны бысть обрядами да промыслами своими…»

ПРОЛОГ

Западная Сибирь, сентябрь 1734 года

В год Огненного Тигра лето пришло необычайно жаркое и засушливое. Томан-елга[1] впервые за много лет обмелела настолько, что даже косули могли переходить ее вброд. Горные ручьи, что берут начало со снежников Алатау[2] и питают реку и ее притоки, совсем иссякли, и мелкая живность в тайге невольно потянулась со склонов в долины и распадки в надежде найти новые места водопоя. Но тайга — не джунгли. Здесь никогда не слыхали о «водяном перемирии». И для хищников — истинных хозяев чащобы — настало время кровавого пира.

Люди тоже не остались в стороне. Охотники днями пропадали в тайге, валились от усталости, но каждый раз приносили богатую добычу. И все радовались: теперь запасов хватит до конца долгой зимы.

Но вот великая сушь пришла в тайгу. Немногие болота пересохли, превратились в гукающие под ногами тугие бубны. Стали еще более коварными — один неверный шаг, и можно провалиться в пещеру без дна с трухлявыми травяными стенками. Из такой уже не выбраться ни человеку, ни даже самому адыгу[3] — хозяину тайги.

А вместе с засухой в тайгу пришел огонь. Этого чудовища боялись и люди, и звери. Он пожирал все, оставляя после себя пепел и смерть.

Напрасно старый колдун Арбанчак день и ночь жег болотную траву и перо глухаря — уговаривал айнов[4] не убивать тайгу и назначить ясак.

Все тщетно. Видимо, снова придется сниматься шорцам и телеутам с обжитых мест и уходить к верховьям Томан-елги, а то и дальше.

Надеялись еще, что осенние дожди остановят пожары, напоят живой влагой болота и ручьи…

Куртегеш еще с вечера засел в удобной развилке огромного столетнего ильма, склонившегося над большой излучиной лесного ручья. Если набраться терпения, здесь можно подстрелить оленя или молодого кабана. На худой конец — зазевавшегося козана.[5] Не всё зверье откочевало на север, кое-что осталось, и у водопоя еще можно было надеяться на удачу.

Куртегеш вздохнул и сжал в кулаке саклагыч[6] в виде головы волка, вырезанный из кедра — священного дерева его рода.

Тайга продолжала гореть. Хотя уже не так сильно, как летом. Но вот пришла осень, а дождей так и не было. Правда, Белый кам[7] Салагай говорил, что знает, как остановить огонь. Еще дед его, Кучуяк, тоже Белый кам, однажды спас людей рода Кедра от буйства айнов, обратившись к самому Тенгри — верховному владыке Верхнего Мира. А в ясак отдал ему свою младшую дочь Куйукчи. Тогда Тенгри усмирил разбушевавшихся айнов — наслал на тайгу проливные дожди, враз погасившие кровожадное пламя. И вот Кучуяк, умирая, якобы передал своему сыну священную бересту, где записано, как говорить с Тенгри, чтобы тот услышал…

Куртегеш принюхался. Ветер с рассветом переменился и теперь дул с полудня, отчего долину ручья постепенно затягивала гарь недалекого пожара. Куртегеш снова сжал саклагыч: если ветер останется, к ночи огонь может добраться и сюда. Тогда придется уходить ни с чем.

Эх, хоть бы у Салагая все получилось! Завтра ночь черной луны — Кара-кай — самое удобное время для камлания. Салагай ушел к урочищу Козыр-агаш еще затемно. С ним его сын Ашпа — лучший в роду следопыт. И ясак приготовлен настоящий — Тенгри понравится.

Выше по тропе послышался треск сучьев и шаги. Куртегеш затаился, медленно потянул из колчана длинную охотничью стрелу — не иначе молодой секач объявился. Но уже мгновение спустя охотник понял, что это не зверь: слишком шумно и беспечно двигался неизвестный сквозь лес. Похоже, и тропы-то не видел — пер наугад, надеясь выбраться из чащобы на более открытое место.

Так мог ходить только человек. И не шорец или телеут, даже не хакас, привыкший к степному раздолью. Так ходили по тайге только пришельцы с закатной стороны — ак-кулы — белорукие. Но что им здесь понадобилось? Отсюда очень далеко до их становища, что появилось на крутом берегу Томан-елги на месте старого торжища, еще когда отец Куртегеша был маленьким.

Шаги приближались. Стало ясно, что людей — трое. Причем один не белорукий! Куртегеш буквально слился со стволом ильма. И вот появился первый.

Да, это был телеут, не знакомый Куртегешу, но, несомненно, хорошо знающий эти места. Он ступал уверенно, и от него-то как раз шума не было. Кряхтели, сопели и ломали ветки двое белоруких. Оба молодые, не старше Куртегеша, одетые, конечно, не для похода по тайге, но явно для дальней дороги. Куртегеш уже видел такую одежду, когда приходил на торжище у Томан-елге прошлым летом. Никакого оружия у пришельцев Куртегеш не заметил, и значит, белорукие явились сюда не охотиться. Телеут куда-то вел их.

Куртегеш, подчиняясь скорее инстинкту, нежели голосу разума, тенью соскользнул с дерева и устремился за незваными гостями. А когда солнце коснулось далеких вершин Салтышыка, охотнику окончательно стало ясно, что белорукие идут прямиком к урочищу Козыр-агаш.

Но зачем? Ни пришельцы, ни телеут не могли знать о священном месте людей из рода Кедра. Конечно, успокаивал себя Куртегеш, они просто идут в том направлении по каким-то своим делам. Может быть, ищут новое место для становища. А может быть, заблудились и теперь пытаются выйти на берег Томан-елги, по которой часто плавают белорукие на своих странных плоских лодках.

Но даже если это так, они все равно могут выйти к священному кедру и невольно помешать камланию Салагая. Куртегеш решил остановить белоруких, но вовремя вспомнил, что почти не знает их языка. Да и как поведут себя пришельцы, если на них из чащи выскочит вооруженный человек? Наверное, испугаются. Они и так боятся. Куртегеш буквально чуял их страх. Точнее, одного из белоруких — низенького и толстого. Куртегеш назвал его про себя Майнакчи — жирненький. Второй же, высокий и поджарый, сильно походил на самого Куртегеша, и охотник дал ему прозвище Тенеш — ровесник.

Так, мучаясь сомнениями, Куртегеш продолжал неслышно следовать за пришельцами. В конце концов, решил охотник, он просто будет следовать за ними и вмешается, только если его помощь действительно понадобится.

К середине дня белорукие, ведомые телеутом, добрались-таки до перевала. Они долго отдыхали в тени большого ильма, телеут куда-то уходил, потом вернулся и, улыбаясь, стал что-то оживленно рассказывать белоруким. Затем они двинулись дальше, но не с перевала, а в сторону, по узкому, постепенно расширяющемуся распадку.

И тут Куртегеш окончательно убедился, что проводник ведет белоруких в Козыр-агаш.

К вечеру пришельцы дошли до капища, но осмотрели его издалека, не приближаясь к Тенгри. Видимо, телеут предупредил белоруких, что бог не терпит иноземцев и лучше его не беспокоить. Все трое ушли на дальний край поляны и заняли старый одаг,[8] явно решив заночевать.

Куртегеш снова забеспокоился: наверняка белорукие захотят посмотреть на камлание Салагая, и тогда всякое может случиться. Но ведь и ему, простому охотнику, тоже нельзя присутствовать при разговоре кама с богом!

Дав себе слово быть начеку, Куртегеш удалился на противоположную от стоянки пришельцев сторону поляны и устроил ложе из веток под огромной старой березой. Долгий переход и волнение сделали свое дело, и охотник незаметно для себя уснул.

Он увидел Тенгри, шагающего через горы. Грозный бог Верхнего Мира вошел в долину Козыр-агаш и остановился возле священного кедра. Вдруг в кедр ударила молния, и дерево загорелось сразу от комля до верхушки. В ярком свете пламени Тенгри увидел замершего посреди капища охотника и громовым голосом крикнул: «Вот мой ясак! Отнесите его в мои чертоги!..» Верные слуги Тенгри — Небесный Пес и Огненный Коршун — сорвались с его плеч и ринулись к Куртегешу, скаля зубы и обнажая когти, и… охотник в ужасе проснулся.

Капище было освещено светом факелов и вспышками молний, раскаты грома живо напомнили Куртегешу голос Тенгри из сна. А у статуи бога явно что-то происходило. Предчувствуя недоброе, охотник бросился туда, позабыв о запретах, но сделать ничего не успел.