Дар царицы Савской. Абиссинское заклинание - Наталья Николаевна Александрова
Ну ясно, клиника частная, дорогая.
— Вот, Галина, оформите девушку дня на три пока, — сказал Рудольф Зурабович.
— Люкс свободен, — сказала Галина неуверенно.
— Нет-нет, самая обычная палата, на третьем этаже, там ей будет удобно.
Тут я забеспокоилась, кто же будет платить за все это великолепие. Хоть и не люкс, но все же отдельная палата со всеми удобствами стоит денег. И вряд ли платить будет господин Войтенко, он небось и забыл уже о моем существовании. Как слупят потом с меня бешеные деньги, а мне и взять неоткуда.
— Не волнуйтесь, дорогая, вы — моя гостья, — тут же сказал Рудольф Зурабович, улыбнулся мне на прощание и ушел.
Вот интересно, он не только гипнотизер, но еще и мысли читать умеет? И с чего это он вдруг решил пригласить меня в гости? Что ему от меня надо?
Ой, нужно быть настороже, не нравится мне этот доктор, уж больно мягко стелет…
Галина за стойкой не стала меня выспрашивать, кто я, откуда, кто мои родители и чем я болела в детстве, просто записала паспортные данные в карточке и дала расписаться на каком-то бланке.
Опять-таки она не удивилась, где мои вещи, сказала, что все необходимое я найду в палате.
Я надеялась, что пойду в палату одна и огляжусь по дороге.
Потому что, как героя старого культового фильма, меня терзали смутные сомнения, а именно: с чего вдруг этот самый Рудольф, как его там дальше, вдруг проявил обо мне такую заботу? С каких это пряников он устроил меня в свою замечательную клинику задаром? Может, потом с Войтенко хорошие деньги слупит? И все равно непонятно, зачем ему такие заморочки. Сделал свое дело, получил от меня под гипнозом номер машины, да и свободен!
А он вдруг проявил человеколюбие, в гости меня пригласил. Ой, не верю!
В общем, мои надежды не оправдались, потому что по звонку Галины сверху спустилась симпатичная медсестра Оленька, которая повела меня на третий этаж, по дороге мило болтая.
На первом этаже у них были кабинеты врачей и разные процедуры, на втором — номера люкс, а на третьем — палаты попроще. Больных немного, и устроено все так, чтобы они друг другу не мешали, то есть не сталкивались нигде. Так что еду приносят в палату, сейчас для ужина уже поздно, но если я хочу, то она спросит, не осталось ли чего на кухне.
Я согласилась, потому что хотелось есть.
На площадке второго этажа мы встретили девочку. Обычный ребенок лет шести, одетый в теплый комбинезон и сапожки.
Девчушка прыгала на одной ножке и кидала в стенку маленький мячик, приговаривая:
— Кожа, дерево, железо, камень и стекло!
И снова мячиком шлеп-шлеп.
— Кожа, дерево, железо, камень и стекло!
— У вас и дети лечатся? — удивилась я.
— Ой, нет, это старшей медсестры дочка! Не с кем оставить было, вот она и привела сюда!
— Мы уже уходим! — Это выскочила замотанная худенькая женщина, схватила девчушку и утянула прочь.
— Только Рудольфу Зурабовичу не говорите! — попросила Оля. — А то ее уволят, а она одна ребенка растит…
— Да мне-то что! Я вообще никого не видела!
Да уж, сколько вечеров у мамы в школе провела. То родительское собрание, то педсовет, то перед экзаменами заморочки какие-то, а ребенка маленького одного дома не оставить. Очень эту несчастную медсестру понимаю.
Палата походила на гостиничный номер средней руки. Помещение небольшое, но все необходимое есть — кровать, стол, встроенный шкаф. Было чисто, пахло приятно. Оля показала мне примыкающий к палате санузел, все было чистое и относительно новое. Что ж, не люкс, конечно, но жить можно.
Все здесь было — и зубная щетка, и даже фен. Оля выдала мне еще махровый халат и пижаму в веселеньких зайчиках, а также пушистые тапочки.
Первым делом я влезла в душ и пробыла там довольно долго, после чего почувствовала себя значительно лучше. В комнате ожидала Оля, которая принесла ужин.
Она очень извинялась, потому что остался только гарнир — тарелка риса, политая соевым соусом. Еще был зеленый чай и тост с намазанной странной зеленоватой субстанцией. Оля сказала, что это мусс из авокадо, но я не поверила. Но и на том спасибо!
После ужина я произвела ревизию своих вещей. В наличии были разрядившийся телефон, косметичка, немного наличных и карточка. Потом еще ключи от съемной квартиры, и в кармане пальто я нашла завалявшийся там серебристый жетон. Похожие жетоны носят солдаты, на них выбит номер части и что-то там еще…
Вот как он оказался в кармане моего пальто? Я вспомнила, как мне сунул его заросший до глаз бомж, когда я спросила, как мне выйти из двора старой ведьмы Ильиничны. Он показал, а эту штуку зачем-то сунул мне в карман.
Но я же точно помню, что бросила его в Роминой квартире, как же он в карман-то запрыгнул? Ноги у него выросли, что ли…
На жетоне была выгравирована надпись:
AREPO
Что бы это значило?
Ответа у меня не было, поэтому я решила не тратить зря времени, а лечь спать. Кровать с крахмальными простынями давно уже призывала меня к себе.
Я думала, что после сегодняшнего тяжелого дня засну как убитая, но не тут-то было. Мне было никак не устроиться на непривычной кровати, в комнате было душно, подушка, казалось, была набита камнями, и вдобавок ко всему откуда-то издалека, сквозь стены, до меня доносились звуки музыки. Кто-то играл на пианино… нет, не на пианино, это был какой-то другой инструмент, непривычно, старомодно звучащий…
В памяти всплывали какие-то полузабытые слова — клавесин? Клавикорды? Спинет?
Я спустила ноги с кровати, нашарила домашние туфли, отороченные мехом, взяла со стола свечу в тяжелом серебряном подсвечнике. Держа свечу перед собой, вышла в коридор. По стенам висели старинные портреты, господа в шитых серебром камзолах, в напудренных париках, дамы в открытых платьях… в темноте, в колеблющемся, трепетном свете свечи их глаза сверкали как живые.
Я шла по этому коридору — и звуки клавесина становились все ближе и ближе…
Впереди показалась полузакрытая дверь.
Именно оттуда, из-за этой двери, доносилась музыка.
Простая мелодия повторялась раз за разом, обрастая вариациями, расцветая, как розовый куст.
Я толкнула дверь, вошла в просторную комнату, которую освещал единственный канделябр, стоявший на старинном клавесине.
За этим клавесином на резном табурете с золочеными выгнутыми ножками сидела женщина в платье из серебристой парчи, с пышно завитыми, усыпанными пудрой волосами. Это она играла на клавесине, это под
