Любовь и птеродактили - Елена Ивановна Логунова
– И слава богу, – ответил Караваев, явно решив, что Левушка – одного поля голубая ягодка с Артуром и Петриком.
– И кто у нас Левушка? – с еще большим подозрением спросил Петрик, видимо, подумавший так же.
Покровский поднял голову, оценил устремленный на него убийственный взгляд нашего дарлинга и поспешил успокоить его:
– Лев Аркадьевич Салуцкий – хозяин нашего отеля. Я вчера написал ему, чтобы узнать, куда пропали рыбы, ты же сам попросил меня, милый.
– О! – Петрик расслабился. – И куда же они пропали?
– Он не знает, но будет выяснять.
– Чего там выяснять? Наверняка всех рыб съели, – предположил Эмма, накладывая себе яичницы.
– Я не уверен, что это были съедобные рыбы, – возразил Покровский.
– Бывают несъедобные рыбы? – Мой брат искренне удивился.
– Ну, декоративных рыбок обычно держат не для того, чтобы ими питаться, – просветил его Караваев.
– Вообще-то те рыбы были непохожи на декоративных. – Я из солидарности поддержала младшего брата. – Мелкие, серенькие – типичная тюлька.
– Тем не менее это именно аквариумные рыбки, – сказал Покровский. – Я забыл их название, но Левушка сказал, что они сейчас очень популярны в Японии. Дело в том, что эти рыбки поразительно неприхотливы, могут жить даже в цинковом ведре и питаться черствым хлебом. Левушка потому их и взял, что возни с ними минимум, а глаз радуется. Так сказать, дешево и сердито.
Мы с Петриком переглянулись.
– Как ты думаешь, если вместо японской тюльки родную черноморскую барабулю в аквариум запустить, Доронина этим удовлетворится? – шепотом спросила я друга. – Барабули сейчас у рыбаков должно быть много, как раз сезон ее…
– Все, решено, мы срочно отправляемся на морскую прогулку! – не ответив мне, громко возвестил Петрик и показательно приналег на яичницу.
Я поняла, что он хочет оценить запасы барабули непосредственно в местах ее обитания, и тоже энергично застучала вилкой по тарелке.
Катер для нашей морской прогулки оперативно нашел Артем.
– Не лучший, но номер два в поселковой табели о рангах, – объявил Караваев, который вместе с водителем смотался в поселок, чтобы одобрить предложенное нам плавсредство и оплатить его аренду.
– Почему номер два? – закапризничал Петрик, вертясь перед зеркалом в попытке элегантно и непринужденно завязать на шее рукава голубого джемпера.
У него никак не получался идеальный узел, и дарлинга это бесило.
– Потому что номер один – это «Стелла» Димона Садовченко, а он свою «звездочку» сдал приезжему толстосуму на целый месяц, – объяснил Артем, как раз заглянувший в холл, чтобы принять из рук Покровского большую корзину для пикника. – Причем он только катер сдал, без себя в качестве рулевого, отчего теперь очень волнуется. Боится, что толстосум свои права судоводителя просто купил и без помощи и пригляда опытного мореплавателя утопит к Ихтиандру Димонов катер.
– Плавсредство номер один – не яхта, а всего лишь катер? – уточнил Петрик.
– Дарлинг, тут все-таки не Монако, а скромный приморский поселок на задворках российской империи, – ответила я, намекая, что надо быть скромнее.
И так нас поселили в самых роскошных апартаментах в радиусе двадцати километров… Стоп, у меня тоже возник вопрос:
– Артемчик, а где же поселился толстосум, перехвативший у нас лучшую яхту?
– Он дом снял в «Серебряной щели», это такое уединенное место за ближайшим мысом, – объяснил наш знаток местных реалий. – Хороший домик, со своим эллингом и мариной.
– То есть жилье у нас тоже второсортное, – пробурчал Петрик.
Пришлось незаметно наступить ему на ногу, чтоб уж если ныл, то по делу.
На двух машинах наша теплая компания из шести человек – я, Петрик, Покровский, Караваев, Эмма и Артем – подъехала к причалу и погрузилась на катер с незатейливым названием «Медуза».
– Я Роберт, – представился дожидавшийся нас на борту его владелец – загорелый до черноты лысый дядька в белой капитанской фуражке. Не настоящей, а сувенирной, такие на рынке у пляжа в каждой второй палатке продаются. – А это моя ласточка. Водоизмещение две тонны, движок – двести лошадей, скорость – до тридцати узлов, пассажировместимость – восемь человек. Добро пожаловать, устраивайтесь поудобнее, корзину можно вот сюда, а для бутылочек есть специальный ящик под сиденьем, он с охлаждением.
Дождавшись, пока все пассажиры разместятся, Роберт ритуально покричал:
– Отдать концы! – И катер рванул от причала, как застоявшаяся лошадь.
– Тьфу на него, – опасливо молвил Петрик, придерживая кудри на голове солнечными очками, а очки – рукой. – Кто тут должен отдать концы, я не понял?
– Не придуривайся, все ты понимаешь, это такая дежурная фраза, – окоротила его я.
– Не нравятся мне такие фразы, как бы не накаркал Роберто, – заупрямился дружище, переиначив имя нашего капитана на итальянский манер.
Роберт его, к счастью, не слышал. Он управлял плавсредством, ведя его вдоль береговой линии на расстоянии пары километров, и увлеченно рассказывал в микрофон о местных достопримечательностях. Некоторое время мы его внимательно слушали, потом Покровский открыл корзину, раздал всем бутылочки-миньоны с шампанским и предложил сначала выпить за прекрасный день, а потом закусить за него же.
Петрик потребовал организовать фотосессию и начал позировать, я спросила, входит ли в программу купание в открытом море, Эмма поинтересовался возможностью встречи с дельфинами, Караваев – перспективами рыбалки. Роберт и Артем отвечали разом, Покровский все выгружал и выгружал напитки и закуски из бездонной корзины, на борту стало шумно и весело. В тесноте, как говорится, да не в обиде.
Мы завернули за очередной мыс, и вдруг Артур воскликнул:
– А вот и номер один! Смотрите, «Стелла» тоже тут!
Все бросились рассматривать пресловутую «Стеллу», Петрик даже достал припасенный специально для прогулки театральный бинокль.
– Это уже не катер, а целая яхта, – объявил он тоном обиженного ребенка. – У них там и каюта есть! На палубе столик, а на столике завтрак!
– У нас, конечно, нет столика, но голодным никто не останется, – попытался успокоить капризулю Покровский. – Хочешь бутербродик с сырным кремом и лососем?
– А они небось дрыхнут еще, – не унимался Петрик.
Послушать его – можно подумать, он встал до рассвета! Я хмыкнула.
– Если еще дрыхнут, почему посуда на столе? С вечера не убрали? – возразил Эмма, по молодости лет востроглазый без всякого бинокля.
Я снова хмыкнула. Как говорила моя любимая ба Зина, «кто про что, а вшивый про баню»: у нас мытье посуды – священный долг младшего брата.
– Каюта – она не только для того, чтобы спать, – вкрадчиво молвил Караваев, и его рука удавчиком скользнула по моей талии, обнимая и стискивая.
Действительно, кто про что… Я хмыкнула в третий раз.
Мой троекратный саркастический хмык никем замечен не был. Роберт, наш капитан, басовитым, как пароходный гудок,
