Далия Трускиновская - Труп-невидимка
– Никаких лекарств из твоих рук! – завопила Леночка на весь лес.
И стал делать руками пассы.
– Нет, нет, я знаю этот твой рудотель… – бормотала Леночка. – Ни за что, никогда… никакого рудотеля…
И сделала жест, словно бы прося о помощи кого-то незримого в лесной чаще.
Я посмотрела в ту сторону и увидела клюв.
Моя страусиха отвязалась от ели и, заразившись от меня любопытством, внимательно следила за супружеской сценой. Особенно ее заинтересовали пассы. Она даже стала кивать, примерно так же, как успокоенная Леночка.
Я ужаснулась – что мне теперь делать с загипнотизированной птицей?
Михаил между тем вел Леночку туда, где были привязаны их страусы.
Временно оставив в покое свою красавицу, я последовала крадучись за ними. Я хотела наконец узнать, как они управляют страусами. Судя по всему, Раймондюкасы были здесь частыми гостями и разбирались в тонкостях верховой езды.
Подсадив обалдевшую жену, он сам вскарабкался на страуса. Тут Леночка немного опомнилась.
– Не возьму из твоих рук никакого рудотеля! – на весь лес закричала она. – Это у тебя любимое средство! Я знаю!
Рацмондюкас взял за поводья страуса супруги и подпихнул своего под брюхо каблуками. Птица, которой, видно, не понравился шум, хватанула его клювом за сапог. Раймондюкас взвыл и попытался сделать то самое, до чего я додумалась инстинктивно, – придушить страуса. Его руки наверняка были сильнее моих, но и птица оказалась не слабой. Она подскочила и скинула с себя наездника, а пока он еще был в воздухе, наподдала ему крепкой и широкой лапой. Психоаналитик улетел в овраг…
Обычно я прихожу на помощь тем, в ком вижу своих будущих персонажей. Не скажу, что это мой постоянный принцип, скорее я действую, исходя из практических соображений. Если они раньше времени переломают себе руки-ноги и окажутся в больницах, то чьи же трупы я буду извлекать и ванных, сейфов, мусорных контейнеров, холодильников и чужих постелей?
Но в Раймондюкасе я почуяла убийцу!
Законы жанра таковы, что убийцу никакая зараза не берет до последней страницы, где на него надевают наручники. Поэтому я твердо знала, что психоаналитик останется цел и даже невредим. Ведь ему еще нужно отравить жену рудотелем, чтобы она не мешала его роману с богатой Елизаветой, живущей в Сокольниках.
Так что я была уверена в его полной неприкосновенности – чего о себе не сказала бы. Моя страусиха вдруг принялась сгребать лапами хвою и изготовила кучу, достающую мне до талии. А потом неожиданно захлопала крыльями.
Я ахнула – не хватало только, чтобы вслед за свекром спятила породистая птица! То, что с сумасшедшей страусихой у Галки с Лешкой будет море проблем – это бы еще полбеды. Вся Москва узнает, что помутнение рассудка случилось у бедного пернатого после контактов со мной! И ведь наверняка кто-то сморозит, что бедная птичка не иначе как пыталась читать мои детективы… Я этох критиков знаю! Так и норовят ущипнуть!
– Ну, хорошая, ну, умница, пойдем домой! – обратилась я к обезумевшей птице и даже осмелилась подергать ее за поводья. И еле увернулась от клюва.
Потом страусиха несколько раз подпрыгнула и вдруг уселась на кучу, поджав длинные ноги. Всем видом она показывала, что никуда отсюда не уйдет. А если ее попытаются сдвинуть с места – будет отбиваться до последней капли крови.
Делать нечего – приходилось оставить верховую птицу в лесу и бежать к зхозяевам с неприятной новостью. И кто только додумался использовать страусов в качестве верховых животных!
Я решительно зашагала по тропе, которой приехала сюда. Вдруг за спиной раздались странные звуки – то ли всхлип, то ли хрип, и все это – на грани идиотского хохота. Я обернулась и увидела стоящую на куче по колено в хвое страусиху. У ее ног что-то белело…
Подбежав, я увидела яичко. Хорошее такое яичко, действительно на завтрак всей семье.
Я попыталась взять яйцо, но страусиха отгоняла меня. Судя по всему, она собралась его высиживать прямо тут в осеннем лесу.
Нет, я помню, что пишу детектив, а не очерк из жизни одомашненных страусов в среднерусской полосе. Поэтому я обойдусь без подробностей моего со страусихой конфликта вокруг яйца. Скажу лишь, что в Тарелкино я пришла пешком и с большим трудом объяснила, где оставила наседку.
Все-таки большие деньги к чему-то обязывают. Вот, скажем, раньше я в свободное время на пляже загорала, мороженое ела, с подружками болтала. А теперь приходится заниматься престижными видами спорта. Страусы еще как следует в моду не вошли, но когда начнутся бега на ипподроме – вся Москва в Тарелкино рванет. К тому времени нужно освоиться с этими пернатыми вредителями. А то что знакомые миллионеры подумают? Особняк, скажут, шестиэтажный отгрохала, а с паршивым страусом справиться не может!
Когда я наконец поела и сидела в гостиной, слушая Галку, мне пришло в голову, что нужно заблаговременно приобрести с десяток собственных страусов. И самой угощать гостей верховыми прогулками по Вилкину. Вовсе это неправда, что богатство портит человека. Нет, большие деньги делают людей свободными, добрыми и щедрыми. Просто в коммунистические времена материальное благополучие не поощрялось, вот и придумали расхожую истину: богач злобен и неприятен. А посмотреть хотя бы на меня – какая же я, Яшенька Квасильева, злобная и неприятная? На самом деле нет никого злее, чем бедняк, вынужденный каждый день сражаться за кусок хлеба. Как ему быть добрым, если на лавках сидят опухшие от голода дети, а у пустой кастрюли стоит в истерике весящая тридцать восемь килограммов жена… Это я не про Освенцим, это я про коммунизм.
Невозможность покупки лишней пары колготок или тюбика крема может довести до нервного срыва. По себе знаю. И ведь не каждая женщина может снять стресс, работая над новым детективом! В материально неблагополучных семьях часто вспыхивают скандалы. Вот раньше Лешка Галку иначе, как "бензопила «Дружба», не называл, а она величала его «урод» или «ирод», в зависимости от настроения. Теперь же у них совет да любовь. Да, не зря попугай капитана Флинта беспрестанно кричал «Пиастры, пиастры!» Хотя смотря что считать богатством. Одному и двухэтажный особнячишко кажется дворцом, а другому…
Я как раз прикидывала, многие ли москвичи имеют шестиэтажные особняки в престижных поселках, когда вошли Раймондюкасы. Глядя на них, трудно было предполдожить, что вот этот заботливый муж собрался отрпавить вот эту очаровательную жену.
Она сели за стол, где главным украшением служили собственноручно испеченные Галкой блины.
– Ленуся, тебе нельзя блинчики, – улыбнулся Михаил, – да и кофеечек, пожалуй, тоже.
– Я приняла фестал, миленький, – нежно проворковала Леночка, – а от блинчиков, если ты против, воздержусь!
Я удивилась, что у нее хватило мужества принять лекарство из автомобильной аптечки. Но ей, конечно, виднее.
Я стала припоминать все случаи отравления, с которыми я имела дело.
– Яшка! – тронула меня за плечо Галка. – Еще чаю?
Я выпала из криминальных дум и увидела, что за столом нет никого кроме меня.
– А где все?
– Одни пошли на твою Дусеньку смотреть. Ее все еще не могут выманить из бассейна, – сообщила хозяйка. – Другие поехали в лес за Ласточкой и ее яичком. Леночка пошла угостить сухариком Гуленьку.
– Кого? – не поняла я.
– Страуса Гуленьку. Она обычно на нем катается, он ее узнает. Страусам приятно, когда человек внимание проявляет и угощение приносит. Не поверишь, сколько раз замечала, похвалишь одного страуса, а другие тут же перья топорщат. Завидуют!
– А я смогу угостить Ласточку?
– Если ее уже привезли. Только ты с ней поосторожнее. Яйцо снесла все-таки, волнуется. Возьми ей кусок «Бородинского» и посыпь солью, она у нас такой бутерброд обожает.
Я приготовилась лакомство и двинулась к страусиному загону. С края стояли сарайчики, куда на ночь уже загоняли птиц, был и большой зимний птичник, но там еще шел ремонт. Я спросила у мальчишки, в котором сарайчике может быть Ласточка, он показал, я, к стыду своему, дала ему пятьдесят долларов, даже не думала, что у меня завалялась такая мелкая бумажка.
Войдя в сарайчик, я увидела несколько загородок. Над дощатыми воротцами виднелись страусиные головы. В загородке, где уже должна была быть Ласточка, никто не торчал. Я подумала, что она сидит на яйце, и заглянула. Но нет – никто и ни на чем не сидел. Очевидно, сварливую мамашу еще не привезли из леса.
В соседней загородке выплясывал большой белоснежный страус. Вроде бы это был тот самый Гуленька, которого предпочитала Леночка. Решив скормить бутерброд ему, я заглянула туда – и ахнула.
Сбоку, под кормушкой, словно гигантская запятая, лежала Лена, лержась обеими руками за горло. Ноги ее были согнуты в коленях и подтянуты к подбородку, как будто у нее сильно разболелся живот. Лицо…
