Дарья Калинина - Возвращение блудного бумеранга
Разговаривали они с ними долго. Слишком долго. И результатом этого разговора стала упавшая в обморок Анька и бледная до синевы Леся, которая появилась во дворе, пошатываясь на нетвердых ногах.
— Что они вам такое сказали?
— Все очень плохо.
— Насколько плохо?
— Насколько это вообще возможно. Представляешь, эти тупицы вообразили себе, что у Аньки был мотив убить своего дядю.
— Разве он ей дядя?
— Он брат ее матери.
— Анькина мама живет в Германии со своим новым мужем.
— Знаю! Я имела в виду, что этот старый зануда дядя Нико был братом Анькиной свекрови, ее матери в законе.
— А-а-а… Ну, ладно. Убитый — брат Анькиной свекрови. Родственник, короче говоря, и что?
— И у этого дяди Нико с Анькой были весьма напряженные отношения.
— Почему?
— Дядя Нико единственный из всей семьи был категорически против того, чтобы Давид женился на русской. Всем остальным было по фигу, даже мать и отец Давида не возражали, а этот Нико уперся рогом. Мол, если в дом войдет русская невестка, то я вашего порога больше не переступлю!
— И что?
— И сдержал свое слово. Представляешь, какой вреднюга?
— Да уж.
— Вначале вообще катастрофа была! — увлеклась Леся рассказом. — Цирк и драма в одном флаконе. Если Анька с Давидом приходили куда-то в гости, где в это время был их дядя Нико, тот вставал и уходил. Демонстративно! Не желал находиться под одной крышей с женой племянника, которую не принял.
Кира удивилась.
— Что он имеет против русских? Верней, имел?
— Ничего он не имел. Просто характер у человека был такой говняный!
— И это все Анька выложила следователю?
— Да. Ты себе не представляешь! Ее словно прорвало. Говорила и говорила, какой этот дядя Нико был гад, сколько нервов он ей потрепал и что она даже не понимает, зачем расследовать смерть такого дрянного человека. Дескать, от него всем был один только геморрой. Мол, что ни делается, все к лучшему.
— Серьезно?! — опешила Кира. — Так и сказала?
— Ага!
— У нее крыша поехала?
— Видать, так.
— И что следак?
— Ясное дело, уши навострил. Слушал и на ус мотал.
— Ну, а потом?
— А под конец обвинил меня и Аньку в убийстве этого типа!
Кира ахнула.
— Тебя-то с какой стати?
— Мол, Анька меня специально из Питера вызвала.
— Чтобы ты убила ее дядю? Верней, дядю ее мужа?
— Прямо так следователь, конечно, не сказал. Но я его намеки достаточно хорошо просекла. И про билет меня расспрашивал. И почему мы приехали прямо к свадьбе Тамары. И были ли мы с ней раньше знакомы. Ну, ты понимаешь?
Кира подавленно молчала. Да уж, ситуация, хуже не придумаешь. Они находятся в чужой стране, а тут не проходит и двух дней, как убивают дядю их подруги и хозяйки. И в убийстве обвиняют ее саму.
— Но зачем Аньке понадобилось убивать своего дядюшку?! Неужели, даже после стольких лет совместной, душа в душу, жизни с Давидом, рождения у них двух мальчиков, этот вредный дядя не сдался?
— Нет. Не только не сдался, но и продолжал всячески пакостить им.
— Как это?
— К примеру, не разрешал собственным внукам играть с детьми Давида.
— Почему? Дети-то чем виноваты?
— Ну, как ты не понимаешь. Во-первых, они же наполовину русские. А раз так, значит, тоже не могут быть приняты в семью! А во-вторых… Во-вторых, сдается мне, что этот дядя Нико нарочно изводил Аньку.
— Почему?
— Не мог простить, что Давид женился не на той невесте, что он ему сватал, а на Аньке.
— И надеялся, что Анька не выдержит и уйдет от Давида?
— Возможно.
— И тот женится на прежней невесте?
— Да.
— Но это же глупо!
— Ничего другого, зачем этот человек так активно изводил Аньку, мне в голову не приходит.
Кира помолчала.
— А что за невеста была у Давида?
— Не знаю.
— Надо узнать. И заодно выяснить, был ли личный интерес в этом браке у покойника.
— И у кого мы это узнаем?
— У наших хозяев. У Аньки, у Давида, у его мамы. У кого же еще?
Но этот разговор пришлось отложить на завтра. Сегодня все в доме Аньки были слишком подавлены свалившимся на них горем. Да, покойник отличался скверным характером, был невыносим в общении, не принимал невестку и обладал злым колючим языком, но он был братом матери Давида и его родным дядей. А родственников, как известно, не выбирают. Их просто любят или хотя бы мирятся с их существованием.
Трудно сказать, какие чувства испытывали Давид и все прочие к дяде Нико при его жизни, но теперь, когда он умер, они подчеркнуто горевали об этом человеке. Мать Давида побежала в дом к брату с соболезнованиями. Анька наглоталась снотворного и легла спать. А Давид ходил по дому с таким мрачным, отрешенным выражением лица, что девушки просто не рискнули к нему сунуться.
— Что это с ним?
— А тебе бы понравилось, если бы твоего родного дядьку вдруг пришили, а менты обвинили бы в этом твою супругу!
— У меня не может быть супруги! Только супруг!
— Ну, супруга! Какая разница?
В ответ Леся хотела напомнить подруге анекдот о том, как один горячий кавказский мужчина приходит в магазин и просит показать ему трусы. Молоденькая продавщица, увлеченная разговором с приятельницей, не глядя, достает и бросает на прилавок несколько пар женских трусов.
— Э! — говорит мужчина, оскорбленно двигая усами. — Девушка, ты что мне дала? Трусы ведь женский!
— Да какая разница? — небрежно отвечает продавщица, не прерывая увлекшего ее разговора.
На что окончательно выведенный из себя мужик стучит кулаком по трусам и орет:
— Какая разница! А вот я сейчас эту разницу из штанов вытащу и тебе в глаз суну!
Хотела напомнить Леся этот анекдот. Но не стала. Слишком все утомились за сегодняшний день. Да еще и закончился он убийством. Очередным убийством, которое случилось в присутствии двух подруг. Регулярность, с какой происходили возле них убийства, мягко говоря, настораживала. И в первую очередь самих девушек.
— Поневоле задумаешься, в чем тут дело. Это с нами двумя что-то не в порядке или просто мир вокруг нас такой? — пробормотала Леся, устраиваясь на ночлег.
— Ты это о чем?
— Ну, вот дядьку нашей Ани убили. А ведь жил себе человек, особо не тужил.
— И что?
— А потом мы с тобой приехали, и его убили. Тебя лично этот факт не настораживает?
Нет. Киру этот факт не настораживал. Она была прагматиком. И считала, что если это не они лично прикончили дядю Нико, то и волноваться им совершенно не о чем. Совесть их чиста. А что преступник активизировался, когда они приехали, это на совести только самого преступника. К подругам это никакого отношения не имеет.
— Мы тут ни при чем! — твердо заявила Кира. — Так что ложись спать и не выдумывай разной чепухи!
Подруги уже прилегли на свои кроватки, когда внезапно за окном их комнаты раздался чей-то голос и стук.
— Эй! Девочки! Вы спите?
— Кто там?
— Это я! Давид.
Девушки мигом передумали засыпать. И подскочили к дверям.
— Заходи! Что случилось?
Глупый в подобной обстановке вопрос. Много чего случилось сегодня — и все по большей части неприятное. Но оказалось, Давида интересует, что именно видела Леся. Поэтому он и пришел. Не мог уснуть, мучали тяжелые мысли.
— Леся, скажи, ты ведь все время была с моей женой?
— На свадьбе? Нет, иногда мы разлучались.
— Я имею в виду потом. Когда вы нашли тело дяди Нико. Вы были с ней вместе?
— О да!
— И ты видела, как она подошла к телу дяди?
— Конечно!
— Она к нему приближалась?
— Да, когда он отпустил изгородь и упал.
— А он был в это время уже мертв?
Все эти вопросы насторожили подруг.
— К чему ты спрашиваешь, Давид? — удивилась Леся.
— Так он был жив или мертв?
— Откуда мне знать! Он упал и не шевелился.
— А кровь?! Кровь на нем уже была?
— Да. Рубашка была вся мокрая.
— Мокрая. Но это была кровь? Или вино? А кровь появилась на нем уже позднее?
Постепенно до подруг дошло, что выпытывает у них Давид. Его интересует не само убийство, не последние слова убитого, а причастна или непричастна его собственная жена к убийству. Когда до подруг это докатило, они возмутились.
— Как ты можешь?! — закричала Леся. — Подозревать собственную жену!
— Это низко!
— Это гнусно!
— Это отвратительно!
— Так я же только вам! — оправдывался Давид. — Я никому больше о своих сомнениях не говорил.
— И нечего вообще говорить!
— Твоя жена ангел!
— Чистая и светлая душа!
— Умница!
— Красавица!
— Добрый человечек! Она не способна никого убить.
Давид окончательно поник.
— Да, вы правы! А я осел!
— Кретин!
— Негодяй!
— Предатель!
Этого Давид уже не стерпел.