Виктор Просин - Криминальный зигзаг
«Пунцова: Чердаченко, ради чего Вы шли на преступление?
Чердаченко: Из-за денег. У меня двое пацанов, один мала меньше другого, а колбасу шамкают больше папки, жена — модница, зимой в резиновых сапогах на улицу не выгонишь. Вот и вынужден искать подработку, которую Вы гражданка следователь почему то называете преступлением, а всего то обращался к людям за помощью и спасибо им, не отказывали.
Пунцова: Всегда?
Чердаченко: Всегда, за редким исключением. Бывали прощелыги, за поношенную шапку или старый кошелёк с десяткой удавятся!
Пунцова: А почему по ночам промышляли?
Чердаченко: А днём я на работе, так и запишите в протоколе. Отличный семьянин, единственный кормилец.
Пунцова: Хорошо, Чердаченко, с ваших слов получается, вы просили милостыню у запоздалых прохожих?
Чердаченко: Скорее материальную помощь, гражданка следователь. «Милостыня» звучит унизительно для рабочего человека. Причём отметьте, брал с возвратом, я всех своих спонсоров помню и всё верну обязательно, до копеечки. Потом.
Пунцова: А зачем тогда, Чердаченко, вы с собой брали гвоздодёр?
Чердаченко: Чисто для самообороны, вы что не знаете сколько всяких жуликов по ночам шастает? Не успеешь 02 набрать, как обберут до нитки, а у меня семья, дети, как им без хлебушка с чаем?
Пунцова: А вот свидетели и потерпевшие утверждают, что вы, угрожая нанести тяжкие телесные повреждения предметом похожим на гвоздодёр, отобрали у шофёра и экспедитора машину «Газель» с ликероводочными изделиями. Что вы на это скажете, Чердаченко?
Чердаченко: Ничего, сами виноваты. Я им говорю: «Мужики, до дому довезите». А они так грубо отшутились, ну и я без уважения пошутил: «А гвоздодёром по голове?!» В общем, слово за слово, они вдруг в рассыпную. Я как дурак один остался с машиной на руках. Думаю, надо присмотреть за добром, мало ли пропадёт. Сел за руль и газу, а тут как специально на соседней улице браток подвернулся: «Продай, да, продай водку!» Я сначала упёрся: «Не имею прав!», потом прикинул: «Где я сейчас хозяев искать буду, не ровен час пропадёт продукт, а тут хоть человека выручу».
Пунцова: Машину потом куда дели?
Чердаченко: На платной стоянке оставил, честь по чести, чтобы гаечки не потерялись.
Пунцова: А деньги?
Чердаченко: В кабине оставил, подумал — мужики за ум возьмутся, по следам машину найдут, в бардачок сунутся, а там денежки.
Пунцова: А как же так, Чердаченко, вышло, что «Газель» на свалке нашли разукомплектованную и без денег?
Чердаченко: Понятия не имею куда прибило волной чужое имущество, а себе, честно скажу, взял лишь комиссионные за продажу водки, за услуги грузчика и перегонщика машины. Еле-еле детишкам на йогурт с маслом хватило…»
К трём часам ночи Пунцов закрыл уголовное дело, заведённое на Гвоздодёра семь лет назад. Осилив слипающимися глазами последнюю страницу он спрятал в ящик письменного стола блокнот с секретными записями, позаимствованными из досье на Чердаченко, и щёлкнул выключателем торшера. По дороге в спальню нашёл сумку Нины Юрьевны и втиснул туда теперь не нужную ему папку. С чувством хорошо проделанной работы, он примостился под бочок к любимой жене, спавшей в любом температурном режиме, тщательно укрывшись одеялом. В голове Леонида Константиновича бурлили грандиозные планы поимки неуловимого беглеца, оригинальные идеи переслаивались друг с другом в избыточном количестве, отчего хотелось приступить к их реализации немедленно. Природная смекалка подсказывала, что эта идея ему по плечу и если бы не его любовь к литературе, он запросто стал бы генералом милиции, и учил бы сейчас молодых, как безошибочно выслеживать преступников, а не ворон ловить при нынешнем начальстве. И чтобы побыстрее наступило утро заснул крепким богатырским сном, не обращая внимание на странное царапанье входной двери, шум работающего в такое время лифта и прочие, прочие звуки ночного города.
Уход жены на работу Пунцов бездарно проспал, пустив на самотёк безопасность супруги. От ещё позднего пробуждения его спасли беззастенчивые переливы электрического звонка, прыгающего на его барабанных перепонках, как на батуте. Под напором такого прессинга Леонид Константинович по молодецки, как ему показалось, оттолкнулся от горизонтального положения и со второй попытки вставил ноги в брюки в нужном направлении.
Рассмотрев в глазок Кузьму Терентьича он открыл дверь без лишних вопросов, чем несказанно обрадовал соседа.
— Леонид Константинович, добрый день, — максимально доброжелательно заговорил тот, — Вы часом сегодня рублей пять не находили?
— Нет, а что? — с проникновенным участием поддержал разговор Леонид Константинович.
— Да, понимаешь, обыскался. Вчера были, а нынче обанкротился, — всё ещё надеясь на удачу сокрушался Кузьма Терентьич.
— Нет, к сожалению не приметил, а вот должок с удовольствием верну, — с сочувствием ещё раз сообщил Пунцов и вынув из закромов кармана брюк монету достоинством два рубля вручил её соседу.
— А что так много?
— Пеня набежала.
Оставшись один, Леонид Константинович вспомнил для чего ему нужно было дождаться утра и, не откладывая в долгий ящик свои ночные задумки засобирался на выход. Одевшись как обычно, он не забыл прихватить семейную заначку на оперативные расходы. Немного поколебавшись, вооружился средством для самообороны, положив в карман принесённый женой с работы года два назад полупустой баллончик со слезоточивым газом. Внимательнейшим образом осмотрев свою экипировку в зеркале, Пунцов вышел.
Выйдя из подъезда он издалека раскланялся с молодой мамашей, неустанно катающей коляску на свежем воздухе, и сделал первый шаг на встречу оперативно-розыскной деятельности, связанной с поимкой опасного преступника. Рисковать и лезть на рожон Леонид Константинович, конечно, не собирался, не мальчик. Просто ему хотелось самостоятельно выявить свежим глазом то, что при своей занятости могла просмотреть наша доблестная милиция. Он летел белым лебедем на место проживания Чердаченко до заключения, надеясь там раскрутить ниточку, ведущую к беглецу. Ещё вчера ночью, читая уголовное дело Пунцов решил, что надо начинать с семьи. А чтобы проникнуть в квартиру и отвести от себя подозрения придумал сверхоригинальный приём — представиться домашним Гвоздодёра его знакомым по зоне, который принёс карточный долг. На такую удочку обязательно должны клюнуть. На худой случай сделают ошибку. Ведь наверняка знают где скрывается, но молчат. «Ничего, я вас раскручу как миленьких, я вам не дяденька милиционер», — подбадривал себя Леонид Константинович, ища по табличкам на домах необходимый ему адрес.
Довольно поплутав по малознакомым местам, Пунцов всё-таки нашёл утопающую в зелени пятиэтажку, в которой жил Гвоздодёр, и не найдя в ней ничего примечательного зашёл с ходу в нужный ему подъезд. Тренированные ноги Леонида Константиновича вмиг доставили его на второй этаж к искомой квартире, что подтверждал номер на двери и рядом с ней на стенке оставленный корявыми буквами автограф: «Чердак-козёл!!!»
Через несколько мгновений, приложившись большим пальцем к кнопке звонка, сделал заключение, что он не работает, а ещё через несколько минут, отбив костяшки пальцев о запертую дверь, что никого нет дома.
Не сильно расстроившись дублёр органов внутренних дел планы свои отменять не стал, а только отодвинул их на неопределённый срок. Оказавшись снова в озеленённом на совесть дворе, он, не теряя времени, приступил к изучению прилегающей местности. Сделав обход вокруг дома с пристрастием присмотрелся к содержанию мусорных бачков, выставленных на самом видном месте. Пунцову как и любому криминалисту, было известно, что о человеке откровеннее всего может рассказать оставленный им мусор. Давно избитая аксиома недвусмысленно гласит: «Скажи, что у тебя в мусорном ведре и я скажу кто ты!» По этому поводу Леонид Константинович ни с кем не собирался спорить, но зачем он заглядывал в общественную помойку ответить вряд ли смог. Скорее на всякий пожарный случай, придерживаясь народной мудрости «не знаешь где найдёшь, где потеряешь.»
Уступив место у бачков собаке, не помнящей своей родословной, Пунцов обосновался в тенёчке дикой яблони, усыпанной в изобилии никому ненужными микроскопическими плодами. Удобно расположившись на пеньке, раскрашенном под грибок у столика из той же грибной серии, он расчётливым взглядом прикинул расположение окон квартиры Гвоздодёра и стал и стал время от времени за ними наблюдать в надежде заметить в них какое-нибудь движение.
Неизвестно сколько ещё просидел бы доморощенный мастер сыска в одиночестве, почитывая прихваченную с собой газету «Культура», если бы по соседству не расположились два колоритных типа с пивом, купленным на разлив. По бегло брошенному взгляду Леонид Константинович понял, что перед ним аборигены двора. Держались они уверенно и более чем раскованно, громко ведя разговоры, не утруждая себя выбором слов. Самый представительный из них был в спортивных штанах с вытянутыми коленками, в шлёпанцах на босу ногу, в застиранной майке цвета икоты, из под коротких рукавов которой по рукам выползала татуировка на свободную тему. Пальцы, сжимающие ёмкость с пивом имели весёленький синий орнамент. Его улыбка с прореженными зубами говорила, что хозяину больше пятидесяти, а весь остальной внешний вид, что около сорока. Собутыльник «Беззубого» как его успел про себя обозвать Пунцов, выглядел по всем статьям моложе и поприличней, одетый в нестарые джинсы, рубашку с длинным рукавом и совсем новые кроссовки. Он больше слушал Беззубого, оценивающе постреливая прищуренными глазками на Леонида Константиновича. А тот, сообразив, что на ловца и зверь бежит, прикидывал уже как более естественней заговорить с любителями пива о Чердаченко. Шурша газетой никак не мог решиться сменить свою легенду «играть в уголовника». «С этим разукрашенным дохлый номер», — подсказывал внутренний голос, — «нарвёшься на неприятность, а вот закосить под родственника Гвоздодёра самый раз…»
