Картер Браун - Выше ножку!
Ирма вздрогнула и с ужасом уставилась на меня. Она только сейчас сообразила, что чуть не исповедовалась постороннему человеку, и ненатурально рассмеялась. Оборвав смех, невесело произнесла:
— Нервы... Плету бог весть что. Не слушайте меня, Мэвис. Пойдемте пить кофе.
Глава 3
Я со страхом думала о своем первом выходе на сцену. Никогда не собиралась подаваться в стриптизерки, и теперь мне казалось, что я умру со стыда. Но к тому времени, когда я порвала и сбросила с себя всю одежду, кроме трусиков и кулона на бархатной ленточке, вместо страхов и угрызений — как-никак мужчин в клубе было навалом, и все рассматривали, смакуя, мои обнаженные прелести — так вот вместо стыда я испытывала только крайнюю озабоченность — как увернуться от Кези. Партнер каждый раз так гонял меня вокруг стола, что волноваться из-за юбки, бюстгальтера или прочей бельевой ерунды просто было некогда.
Мое первое выступление закончилось ликованием публики. Послышались вопли: «Повторить!». С одной стороны, это даже неплохо. Но с другой — что повторить? Одежда порвана, номер отработан. «Что делать?» — спросила я у Кези. Он подмигнул: «Просто пройдись вдоль сцены и медленно уйди за кулисы». И что вы думаете? Публика взбесилась! Ко мне протягивали руки, пытались погладить, а бюстгальтер просто порвали на мелкие лоскутки... Никогда мне не разгадать мужской психологии. Девушки-спортсменки, например, гимнастки или циркачки, раздеты почти так же, как я, но никто не улюлюкает на соревнованиях и представлениях, тем более, не протягивает рук... Сложный трюк или каскад прыжков на спортивном снаряде не притягивает мужчин так, как обычное передвижение по прямой — от края сцены до кулис.
Я поделилась с Кези своими наблюдениями, на что он ответил: мол, мое «простое передвижение» затмевает сотню сложнейших трюков. Однако, когда я попросила партнера объяснить мне это, он пробормотал что-то, вроде: «Отстань... И не искушай меня!», и сбежал в свою гримерку.
Ох, уж эти мужчины!
Пока все идет превосходно. Директор доволен, публика рвет и мечет от счастья лицезреть меня. Я довольно быстро втянулась в работу, которая вначале показалась очень тяжелой, но потом даже понравилась. И синяков стало поменьше.
В клубе работало, кроме меня, четыре стриптизерки. Ирма и Саломея, которую, кстати, я после памятного поединка не видела: то ли она меня избегала, то ли это было простым совпадением, а также еще две девушки: Кетти и Труди.
Кетти Шланг извивалась во время шоу, как змея. Ее иссиня-черные волосы и белая кожа заводили мужчин и делали из них ручных кроликов.
Труди Тигерин напоминала мне Венеру Милосскую, только с руками. У Труди были шелковистые рыжие волосы, она была неутомима и изобретательна.
И Кетти, и Труди попытались «наехать» на новенькую, то есть на меня, но я быстро поставила девиц на место, и мы установили отношения мирного сосуществования.
А вот с кем я действительно подружилась, так это с Ирмой. Уже на второй день, когда я, отработав третье шоу, вбежала в свою гримерку и растеклась в изнеможении по кушетке, Ирма пришла, заперла дверь и сказала, что у нее ко мне серьезный разговор.
— Помнишь, Мэвис, я говорила тебе о своих недобрых предчувствиях? Не считай, что я свихнулась, но, как мне кажется, надо мной действительно сгустились темные тучи.
Говоря это, Ирма нервно похрустывала суставами пальцев.
Я попыталась развеять ее сомнения:
— Я совсем не считаю, что ты свихнулась. Недобрые предчувствия не раз посещали и меня. Однажды я ехала в лифте в компании с укротителем африканских хищников. Укротитель, поглядывая на меня, каждый раз так лихо подкручивал свои черные усы, что у меня возникло предчувствие, что вот-вот он выхватит обруч, подожжет его, а затем с помощью кнута заставит меня прыгать через него! И тогда я заявила этому нахалу, что я из семейства кошачьих...
— Перестань, Мэвис! Я пришла для серьезного разговора!
— Извини, Ирма, просто мне хотелось хоть чуть-чуть поднять тебе настроение.
— Ты сделаешь это при помощи всего одного слова, — оживилась Ирма. — Скажи «да».
Я прикусила губу. «Да» для девушки — это более чем серьезная штука, даже если в комнате присутствует другая девушка, а больше никого нет. Опрометчиво скажешь «да», а последствия окажутся такими, что расхлебывать придется всю жизнь...
— А по какому поводу мне надо сказать «да»? — осторожно спросила я.
— Понимаешь, у меня большая квартира, — вздохнула Ирма. — И мне в ней страшно. Куча комнат, две спальни, две ванные... А вдруг кто-то прячется в них? Вот я и решила предложить тебе, если, конечно, ты согласишься, разделить со мной эту жилищную проблему... Ну как?
— Боже мой!
Я закрыла лицо руками, чтобы Ирма не заметила, как я обрадовалась. Поселиться у Ирмы — это значит одним разом покончить с процедурой слежки. Я становлюсь круглосуточным телохранителем, а Джонни Рио вместо того, чтобы все ночи проводить у дома Ирмы в машине, будет спокойно спать в своей постели.
— Мэвис, пожалуйста, не томи! — Ирма смотрела на меня с надеждой. — Ну, пожалуйста, соглашайся! Квартирная хозяйка берет с меня не такие уж большие деньги, а если разделить квартплату на двоих, то это и вовсе смешная сумма. Сэкономленные деньги мы могли бы пустить на наряды или путешествия...
— Да! — выкрикнула я.
— Мэвис, ты прелесть! — она бросилась целовать меня. — Перебирайся ко мне немедленно!
— Давай сделаем так: я возьму такси, заеду к себе, чтобы собрать вещи, и на этой же машине — в твою квартиру...
— А я поставлю бутылку шампанского в ведерко со льдом! Когда ты появишься, мы устроим разврат с шампанским! Идет?
— Идет!
Мы действительно распили в тот же вечер бутылку шампанского. Надо сказать, что напиток подействовал на нас самым непостижимым образом: у меня мелькало какое-то неясное воспоминание о том, как я прыгала по диванным подушкам, стояла на голове, пыталась крутить на ноге обруч, пела «Янки Дудль» и изображала царицу Савскую. Ирма всю ночь плакала и причитала, что ей страшно жаль маленьких крокодильчиков, которых забирают у мамы-крокодилихи и продают в зоопарки. От этого плача лицо Ирмы пошло какими-то пятнами, и я пыталась тереть ей щеки противоаллергической корочкой манго...
Ну, в общем, вы поняли, как прошла ночь.
Утром мы обшарили холодильник, нашли кусок мяса, съели по отбивной и отправились в салон красоты приводить себя в порядок. В клуб мы заявились в половине седьмого вечера, красивые, собранные и настроенные на работу.
Я причесывалась, когда в дверь кто-то деликатно постучал.
— Войдите!
Дверь моей гримерки тихо отворилась, и на пороге возникло златовласое пышное облако по имени Саломея Кёнигин. Моя правая рука сама собой сжалась в кулак, но Саломея, потупив глазки, протянула открытую руку для приветствия. Оправившись от шока, я пожала ей руку, но сделала это весьма неуверенно.
— Мне давно надо было извиниться перед тобой, Мэвис, — сказала Саломея. — Я сама напросилась на неприятности, и ты проучила меня... Это было справедливо.
— Забудем!
— Да? Ты так считаешь? — обрадовалась она. — Я ведь не просто так наскочила на тебя. Хотя в любом случае — дура. Зачем поверила сплетням?
Саломея глубоко вздохнула: ее грудь заполнила все оставшееся свободное пространство в моей тесной каморке. Я смотрела на мощные «буфера», и воображение рисовало мне две башни старинного замка, в подвалах которого скрываются несметные сокровища...
— А что за сплетни? — заинтересовалась я, потому что ни с кем в клубе у меня не было никаких отношений.
— Да так, сплошная ерунда, и как только я могла на это клюнуть?! Мне говорили, что верить словам Ирмы нельзя, а я...
— Что?! Это Ирма — сплетница?
Саломея энергично затрясла головой, в которой, наверняка, было больше опилок, чем мозгов.
— Мэвис, не верь Ирме...
— Вон! — закричала я. — Это ты, милочка, сплетница! Да так ловко подъехала ко мне: хочу, мол, извиниться... Уходи, Саломея, пока я не выпотрошила тебя, как индюшку!
— Нет, Мэвис, ты все не так поняла...
— Ты пытаешься разлучить нас с Ирмой потому, что мы подружились! У тебя ничего не получится!
Саломея тяжело дышала, ее передняя надстройка вибрировала от избытка эмоций. Голубые глаза были широко распахнуты:
— Ирма — вонючка...
Я чуть не ударила Саломею, потом взяла себя в руки и сказала ледяным тоном:
— Саломея Кёнигин! Покиньте мою гримерную. Если вы этого не сделаете в ближайшие десять секунд, вам не поможет ни один врач... Во всяком случае, на сцене вы больше выступать не будете. Ну?
Я грозно сдвинула брови.
Прежде чем уйти, златовласая красотка бросила на меня обиженный взгляд и процедила сквозь зубы:
— Когда, Мэвис, ты поймешь, что я говорила правду, будет поздно.
Взбешенная, я запустила в Саломею туфлей. Несмотря на те килограммы, которые она носила на себе, Саломея легко увернулась от туфли и скрылась за дверью.
