Дмитрий Щеглов - Крутой приз
– А чем мы хуже, у нас тоже на уроке не похулиганишь, – вступился за остальных староста курса.
Профессор отрицательно покачал головой.
– Нет, молодой человек. У нее сильная воля. На вашу волю всегда найдется другая, которая сломает ее, а у нее воля стальная, непреклонная, ведьмы раньше с такой волей были. Один взгляд ее чего стоит. Сознайтесь вот, Елизавета, – сказал профессор, – когда вы по селу проходили, как собаки на вас реагировали, хвост поджимали или нет?
Лиза вспомнила собачью реакцию и просто сказала:
– Кобели делали вид, что меня не существует, а сучки поджимали хвост.
Кто-то крикнул с задних рядов:
– И наш староста Лешка, делает вид, что ее не существует.
– Ох, Лешка, ты и кобель!
В аудитории, скрипевшей ручками, наступила минутная разрядка. Студенты зашевелились, засмеялись, послышались возгласы:
– А правда, когда она заходит в аудиторию, ей так и хочется место уступить.
– Это что же получается братцы, она могла бы быть ведьмой?
– На костер ее!
– Вот такой и отдай в учебу детей, или заиками станут или хвостами будут подобострастно вертеть.
Излишнее внимание всегда претило Лизе. Она корректно одернула преподавателя:
– Профессор, вам обязательно надо приехать и поговорить с моей бабушкой. Не в пример мне, от природы она обладает удивительными, я бы даже сказала уникальными способностями.
В заинтригованной аудитории посыпались вопросы:
– Какими?
– Расскажи!
– Она у тебя старая колдунья?
Гомон смолк и Лиза рассказала невероятную историю:
– Я еще маленькая была. Не успею я что-нибудь подумать, например, чаю хочу, как бабушка мне отвечает, что сейчас его вскипятит. С малиновым вареньем хочу, снова про себя подумаю я. А она мне вслух отвечает, что малиновое закончилось, может, ласточка моя, будешь с вишневым? Я капризничаю, дуюсь на нее и говорю про себя, что вишневое не хочу, а она снова угадывает мои мысли. «Не хочешь, как хочешь», – вслух мне говорит! Я ее начинаю ругать, «у…у, старая ведьма», – а она смеется:
– «Ругай, ругай внученька!»
Профессор, утерявший внимание аудитории, решил в спешном порядке его вернуть, и поторопился с объяснениями:
– Ничего необычного в этом нет. Этот редкий дар телепатией по научному называется! Атавистические признаки у вашей бабушки обнаружились. Это обычная реверсия – когда у современного человека проявляются свойства далеких предков.
Самолюбивый староста курса, кобель Лешка Бенкендорф, чувствующий себя неуютно в нежданно обретенной шкуре производителя собачьего племени, решил напомнить о себе и тявкнул из угла:
– А я, профессор, слышал, атавистические признаки у человека проявляются в основном в виде хвоста. Наукой доказано! – и, повернувшись к Елизавете Беркут, добавил: – Что ты нам можешь об этом рассказать, Лиза?
Лиза Беркут привыкла, как сейчас говорят, держать удар. Последнее слово должно остаться за ней, но перед этим надо раз и навсегда размазать комара, который вздумал укусить ее и гудит в этой аудитории над ее ухом. Она царственно повернула голову к Лешке Бенкендорфу:
– Что могу я рассказать? Расскажу я одну необычную историю, что со мной приключилась, а уж ты потом, будь любезен объясни ее нам с научной точки зрения!
Лекция была сорвана, никто дальше не хотел слушать профессора, да и он в век демократии решил поддержать анархистские желания студентов, присоединившись к ним.
– Что за история Елизавета? Расскажите, любопытно!
Лиза не заставила себя дважды упрашивать.
– Жили мы вдвоем с бабушкой на краю деревни. За домом сразу был глубокий овраг, дальше поле и лес. Летом хорошо – за ягодой, за грибами недалеко ходить, а зимой страшно – стена леса черной громадой подступает. Когда началась перестройка, свет в колхозе за неуплату стали отключать. Выйдешь во двор ночью, в какую сторону голову не повернешь, нигде ни огонька, а со стороны леса доносится волчий вой. Нуряной, заунывный, долгий, так и стелющийся по земле.
Семь лет мне тогда было, ребенок еще. Казалось бы я должна испытывать страх, но ничего подобного, не страх, а восторг непонятный, нутряной так и подступал к горлу. И смешанное чувство рождалось во мне. Казалось, что в этом волчьем вое я различаю до боли знакомый голос. Самой так и хотелось в ответ родить заунывную волчью песнь.
– И вот однажды я не выдержала и сама завыла. Боже мой, не поверите, на душе сразу легче стало. И что самое главное, ответный вой сразу прекратился. А бабушка услышала, как я упражняюсь, развивая меццо-сопрано, вышла и увела меня в дом. Так как я спала в эту ночь, я потом никогда не спала. Сны красивые мне снились. А утром, когда бабушка вышла во двор, то прямо на крыльце споткнулась об баранью тушу. Горло у овцы было так аккуратно перерезано. Я выглядывала из-за ее спины. Утро морозное было, солнце светило. Свежий снежок за ночь чуть-чуть побелил двор, и на нем отчетливо были видны волчьи следы. Бабушка не хотела, чтобы соседи увидели прирезанную овцу, она ведь могла быть из их катуха и затащила тушу в сени.
– Тебе подарок! – только и сказала она.
– От кого?
– Волчица принесла! Помнит тебя. Теперь знает, где ты есть. Что будет…
Загадочные слова бабушки, так и остались непонятными для меня. Только с этого дня я перестала бояться выходить ночью на улицу. Наоборот, выходила и слушала волчий вой, и такое сладостное чувство разливалось во мне, благостность и ясность. А через две недели, во дворе мы нашли новую баранью тушу, только на этот раз она была не целиковая, а аккуратно пополам разрезана.
– А из соседей никто не кинулся?
– Представьте, нет! Ни у кого ничего из живности не пропало. Бабушка больше всего этому была рада.
– И что, снова волк?
– Да, следы потянулись в овраг, а потом через поле в лес.
– Гы… гы… гы, – заржал Лешка Бенкендорф. – Волк влюбился в Лизку Беркут!
– Дурак, дай ей дорассказать, – послышалось со всех сторон. Профессор разрешающе махнул рукой. Лекция у него удачно перетекла в психологический этюд. А за спиной Лизы послышался шепот:
– Ведьма!
– Волка приручила!
– Скоро Лешка Бенкендорф в пыли у ее ног скулить будет.
– С чего ты взяла?
– А он ее боится, и не смотрит ей в глаза! Хорохорится только для виду!
– Какого парня околдовала!
А Лиза ничего не слышала, она купалась в своем прошлом. Память ей выдавала одну за другой картины деревенского бытия многолетней давности.
– В тот морозный вечер как будто какая сила меня подталкивала вперед. Бабушка уснула рано, я тихо выскользнула из постели, накинула на плечи шубейку и вышла во двор. Снежная туча надвигалась на деревню. Скоро должна была упасть вьюга, закрутить замести все в округе. Ветром морозным тянуло все сильнее и сильнее от леса. И вот в этих тонких струйках холодного воздуха я вдруг уловила знакомый до боли запах. Не поверите, ноздри у меня расширились. Зрачки округлились и я стала ясно видеть в ночи. Вдруг смотрю, за кипенью снежной, над забором взвилась черная тень. Большая серая волчица легко перемахнула изгородь. Увидела она меня только в последний момент. Ветер был со стороны леса, я ее учуяла раньше. Волчица стала как вкопанная, а меня ноги сами понесли к ней. Шел мне тогда седьмой год. Шубейка упала у меня с плеч, волчица оскалила клыки, а я ее не боюсь. А когда она учуяла мой запах, то по-собачьи заскулила и стала ластиться ко мне. Я подняла шубейку и мы ушли с нею в сарай. Там у нас сено было, и мы с нею до утра просидели, прижавшись друг к другу. А к утру я пригрелась и уснула.
– Тю! – дико захохотал Лешка Бенкендорф. – Волчица?! Никакая это была не волчица, а волк был натуральный, и по научному это называется зоофилия. Ха…Ха…ха!
– Дурак ты, Лешка! Одно у тебя на уме! – тихо сказала Лиза. – Волчица это была, а не волк. Моя приемная мать!
В аудитории и так было тихо, а тут наступила мертвая тишина. Кто-то сиплым голосом выдохнул:
– Как?
– Расскажи!
– Лизанька?
– Ой, мамочки!
– А как ты в институт поступила из волков?
Последний самый умный вопрос задал конечно Лешка Бенкендорф. Похоже, он и правда, был неравнодушен к Елизавете Беркут. Лиза стала низать новые бусинки на нить рассказа.
– Бабушка мне рассказала, как я к волкам попала. Года два мне тогда было. Отец с матерью возвращались на машине из гостей, и я с ними была, на заднем сиденье спала. Отец не захотел проехать по большаку, через все село, а решил скостить (спрямить) дорогу и махнул через овраг, что за нашим домом начинается. Если бы они не на дне рождения были, может быть ничего бы и не случилось, а тут он или сильно газанул или руль не удержал, но машина опрокинулась. Наткнулись на них совершенно случайно на третий день. Зажало их, замерзли они. Бабушка чуть с ума не сошла. А меня в машине не оказалось и рядом тоже. Мужики облазили и овраг, и поле, нигде никаких следов не нашли. Поземка тогда была, если и были какие следы, все позаметало. Мужики и милиция самое плохое предположили и перестали искать. Посчитали бессмысленно, морозы тогда стояли трескучие, взрослый человек на таком холоде не выживет, а тут несмышленое дитя. Одной бабушке вещун-сердце подсказывало, что трепещется еще во мне тонкая нить жизни. Дано человеку что-то на сверхъестественном уровне, что пока не объяснено наукой. А нашли меня вообще удивительным образом…
