Иоанна Хмелевская - Смерть беспозвоночным
— Зато я знаю, в каком банке у нее открыт счет, — попыталась Миська утешить меня. — В том же, где и мой, мы с ней случайно встретились в этом банке.
— Ну! В каком же?
— В пятнадцатом отделении ПКО, знаешь, тот, что на ронде…
Ну конечно же я знала.
— Найти человека через банк! — обрадовалась я. — Кто скажет, что мы не Европа? Ты вернула мне веру в цивилизацию, спасибо тебе, мое дитя!
— Не за что. Надеюсь, у тебя получится.
Я тоже надеялась. У меня в этом банке счет был открыт много лет назад, так что я считалась их постоянным клиентом. Поскольку мы все же были не совсем Европой, я даже не стала пытаться дозвониться до них, а сразу решила туда ехать, и сделала бы это немедленно, если бы не кастрюля на огне и срочная почта вечером.
Я даже не очень радовалась, что удалось исполнить Лялькину просьбу — раздобыть книги Эвы, но меня поразило поведение сотрудников издательства Эвы Марш, и вспыхнуло желание разыскать ее.
Туг я подумала и о другом направлении ее поисков. Я вспомнила о фильмах, сделанных по книгам Эвы. Две экранизации, но вот по каким книгам — я не помнила. Да и сами они запомнились лишь потому, что были совершенно идиотскими, кто был режиссером — я тоже не знала. Фильмы как‑то незаметно промелькнули на экране несколько лет назад и исчезли, так чему же тут удивляться?
Делала фильмы вторая телепрограмма, на которой у меня не было знакомых, более того, они меня наверняка не любили с тех пор, когда я подняла крик на весь мир, отказавшись принять участие в их жуткой программе, громко провозглашенной чуть ли не культовой для наших дней. И хотя данная программа исчезла с экрана вместе с ее создателем, они наверняка запомнили меня и эпитеты, которыми я награждала их творение. Полагаю, что их неприязнь ко мне пропитала стены здания и выделяла очень неприятные миазмы.
Значит, надо поймать Магду. Правда, она уже ушла с «двойки» — полагаю, ее вышвырнули за слишком высокий показатель интеллекта. Она перешла на НТВ, но у нее наверняка сохранились и контакты, и дружественные отношения с прежними коллегами. Некоторым удавалось скрывать свой опасный показатель, так что они спокойно продолжали работать на второй программе, не вызывая начальственного гнева, а редкие встречи с Магдой использовали как дарованные судьбой минуты отдыха. Так сказать, релакс после тяжкой умственной пахоты ниже уровня собственных возможностей.
Магда была моей единственной надеждой. Я позвонила ей, и оказалось, что она в данное время пребывает в Ленчице и какое‑то время еще там побудет.
— Езус–Мария! — простонала я. — Как ты могла уехать именно сейчас, когда нужна мне как воздух!
— А что случилось? — встревожилась Магда.
— Ну знаешь! Тут лежит такой замечательный труп, а ты спрашиваешь, что случилось!
— Не до этого мне. Тут у меня репортаж, наверняка тебе понравится, я даже рассчитываю на твою похвалу, такая интересная вещь, немного историческая, очень ко времени, народ безумствует и своевольничает, я уже давно подписала договор и не имею ни малейшего желания портить себе хорошую работу из‑за какого‑то там Вайхенманна. Я спрашиваю, не с тобой ли что‑то случилось?
Я успокоила Магду. Действительно, беспокоить режиссера, испаскудить ему хорошую работу из‑за мерзавца Вайхенманна — последнее дело.
— Да нет, со мной все в порядке, но, кажется, с возрастом я становлюсь все более нетерпеливой и хотела бы сразу все решить! Немедленно! И даже еще скорее! Конечно же, я тебе скажу о своих проблемах, чтобы ты там тоже подумала. Требуется похитить две кассеты из архива «двойки».
— Тоже мне проблема! Особенно сейчас, когда тут такое столпотворение. Какие кассеты?
— Два фильма по книгам Эвы Марш.
Слово «экранизация» язык отказывался вымолвить.
— О–о–о–о–о, — произнесла Магда таким тоном, что заинтриговала меня сверх всякой меры.
— А что?!
— Проблема будет. Я уже не помню подробностей, но слышала краем уха, что там что‑то очень неприятное произошло, ну знаешь, как у нас, из нормальной вещи сделают дурно пахнущую мерзость. Ничего, как только вернусь, сразу же примусь за поиски, а возвращаюсь я послезавтра, невзирая на все мое отчаяние.
— А почему ты в таком отчаянии?
— А потому, что с первых же минут, как сюда приехала, наткнулась на парня словно из сказки или из голливудского фильма, такой только присниться может. Типичный Десперадо[1], только цивилизованный, помереть можно! Откуда такому взяться в Польше?
— И твой Отчаянный занимается родео? — живо заинтересовалась я.
— Ну, ты уж слишком много хочешь! Специальность у него самая что ни на есть прозаичная: он электроник. Да какая разница? И он тоже привязан к корыту. Вот уж не везет так не везет: надо же было встретить такого в самом неподходящем месте и не ко времени. Проклятие надо мной висит, не иначе! Или счастье мое совсем уж несуразное…
— Что разнылась? Неужели нельзя договориться с парнем встретиться где‑нибудь на полпути, в конце концов, ты не в Сибири, Польша — маленькая страна.
В ответ я услышала тяжкий вздох Магды.
— Дорога — мелочи, а время, время! Нуда ладно, действительно, попытаюсь — на обратном пути. Но тебе обещаю: мобилизую все силы и выполню твою просьбу. А ты мне расскажешь, в чем же все‑таки дело, потому что убеждена: какая‑то заноза сидит именно в кассетах.
Телефон — очень полезная штука, простая в обращении и в принципе к людям относится дружески. Не выпуская трубки из рук, я поставила на ноги чуть ли не всю свою знакомую молодежь, заставив искать нужные мне кассеты по магазинам, ярмаркам и среди знакомых. И всех мне пришлось уверять, что это не я прикончила Вайхенманна, — с этого, собственно, начинались все мои разговоры. Вода в кастрюле выкипела, пришлось долить новой и убавить газ, чтобы выиграть время для разыскной деятельности. Из‑за нее я почти не чувствовала голода.
Позвонил Тадик.
— Я порасспрашивал знакомых, никто из них не знает ничего об Эве Марш. А как назывались фильмы?
Если бы я знала!
— Понятия не имею, не знаю также, кто и когда их делал, но обычно наверху бывает написано мелким шрифтом. К примеру, какая‑нибудь… ну вот, скажем «Пансион пани Латтер» по повести Болеслава Пруса «Эмансипантки».
— Ох, нелегко это. Если бы вы хоть название фильма знали…
Я принялась названивать Ляльке, но она выключила сотовый, и привег! А ее домашний телефон не отвечал. Позвонила я и Магде, может, она помнит названия фильмов, но и она выключила сотовый. Еще бы, Десперадо! Позвонила Юлите, велела ей влезть в Интернет и поискать там Эву Марш. К сожалению, Юлиту я застала в пути, она подъезжала к Радому. Занесло же ее…
Поздним вечером приехал курьер срочной почты. Несчастную брокколи мне удалось сварить в третьей воде, и была она излишне соленая, ведь каждую очередную воду я старательно солила.
А что касается кассет, так я уже завелась — лопну, а из‑под земли достану!
***Следственная группа прибыла ко мне ранним утром — в четверть десятого. С чего бы такая спешка?
Странно. Тот факт, что в связи с убийством Вайхенманна я сразу всем приходила в голову, не вызывал удивления, ибо поносила я его где только могла — мерзавец заслуживал этого. Но одно дело знакомые — можно ведь в шутку бросить: «Ну наконец‑то ты его прикончила!» Но чтобы серьезные люди, прокуратура, следственные власти приняли всерьез мою болтовню… На каком, интересно, основании? В конце концов, вредный покойник лично мне ничего плохого не сделал, мои произведения портил не он, что я для него — мелочь пузатая. Он к таким высотам руки простирал! Ему Мицкевича подавай, Сенкевича, на худой конец кого‑нибудь из наших нобелистов, а не такое жалкое барахло, как я. Не было у меня мотива приканчивать эту мерзость, и личной выгоды не было. Так чего они ко мне заявились?
Еще успела порадоваться, что со вчерашнего дня никаких новых данных не получала, так что не было у меня необходимости кого‑то из знакомых защищать или просто чего лишнего не ляпнуть.
Я приняла двух оперативников со всеми вежливостью и вниманием, на какие у меня хватило сил в такую рань, тихо надеясь, что от них я узнаю больше, чем они от меня. Наверняка количество имеющейся информации было в их пользу.
Оба были мне незнакомы. Это немного огорчило и насторожило — а почему не Гурский? Может, не хотелось ему лично защелкнуть наручники на запястьях особы, с которой знаком более двадцати лет? Тогда и в самом деле они располагали весьма сильными подозрениями по отношению ко мне. Предположение, что и говорить, не очень приятное.
— Где вы были четырнадцатого мая между тремя часами дня и девятью вечера? — спросил один из них, не теряя времени и не скрывая цели своего прихода.
— Может, сядем? — вопросом на вопрос ответила я.
Садиться они не захотели. Нет, они не Гурский, совсем не Гурский. Тот по крайней мере знает, что я просто не умею говорить стоя, виновна я или нет. Нуда ладно, пусть стоят. В прихожей еще валялись наполовину распакованные чемоданы и дорожные сумки, хорошо, что я успела извлечь из них грязное белье и отнести в ванную — хоть этим не скомпрометировала себя, а то переживала бы еще больше.
