Ирина Дягилева - Бумажная клетка
До гостиницы она добиралась на метро. В холле первого этажа, минуя стойку размещения, сразу направилась к лифтам. Поднявшись на третий этаж, долго шла по длинному унылому коридору, такому длинному, что казалось, ему нет конца. Возле двери с номером 320 она остановилась, чтобы перевести дух. Неожиданно дверь приоткрылась.
– Отстань от меня! Ты достал меня своим занудством, придурок долбаный!
– Куда ты собралась? – услышала она голос Никиты.
– Я не обязана перед тобой отчитываться, ты мне не муж!
Женский голос с небольшой хрипотцой принадлежал молодой особе лет двадцати, обладающей внешностью секс-бомбы. Тонкая талия, высокая грудь, стройные ножки, грива черных как смоль волос. Лицо ее было не менее совершенным: маленький вздернутый носик, пухлые чувственные губы, огромные зеленые глаза под аккуратно очерченными бровями. В обычное время эта женщина походила бы на ласкового котенка, мягкого и пушистого. Но в настоящий момент в дверном проеме предстала дикая, разъяренная кошка. На девушке были джинсы, едва прикрывавшие пупок. Оба уха – в маленьких колечках, не меньше десятка на каждом, даже из пупка выглядывало кольцо с синим камнем. Коротенькая маечка обтягивала налитую грудь, казалось, что она вот-вот лопнет по швам. На шее – немыслимое количество бижутерии, больше, чем гирлянд на новогодней елке. Пульхерия ничего не имела против пирсинга, но здесь всего было с излишком – и красоты, и украшений, и дырок на теле.
– Ты к кому?
– Мне нужен Никита.
– Назаров, к тебе тетка какая-то пришла, – небрежно бросила дива через плечо и выплыла из номера.
Пульхерия не удержалась и посмотрела ей в след. В коридоре никого не было, но передвигалась она так, словно шла перед публикой по подиуму. Обтянутые джинсами ягодицы выразительно покачивались в такт движению. Пуля, как завороженная, смотрела на красотку, не в силах оторвать взгляд, пока над ухом не раздалось деликатное покашливание. Назаров вышел в коридор и тоже смотрел вслед девушке. Так они и стояли, как два остолопа, не в силах отвести взгляд от ее прелестей, пока она не скрылась за поворотом.
– Это Виктория, – сказал он. – Моя…
– Можешь не уточнять, – прервала его Пульхерия. – Я войду?
– Конечно! – Назаров засуетился, пропуская ее вперед.
Номер был крошечный. Две кровати, две тумбочки, небольшой комод, на котором стоял маленький телевизор, журнальный столик и вышедшее из моды кресло рядом с ним. В комнате царил беспорядок, все было завалено женскими вещами. Никита быстро освободил кресло и предложил его Пульхерии. Только сейчас она заметила, что выглядит он неважно: нездоровая бледность, темные круги под глазами, лихорадочный взгляд.
– Тебе, кажется, нехорошо? – с тревогой спросила она.
– Так, небольшая простуда. Мне уже намного лучше. Хочешь кофе?
– Было бы неплохо, – ответила Пульхерия, – я принесла пирожные, твои любимые эклеры с шоколадным кремом.
Назаров налил воду из-под крана в маленький дорожный чайник. Когда он закипел, насыпал в кружки дешевый кофе из жестяной банки.
– Я знаю, ты его терпеть не можешь, но у меня другого нет, – извиняющимся тоном сказал он.
– Мне чуть-чуть. Ты ешь, пирожные свежие.
Она встала, подошла к окну и стала смотреть на дорогу. Машины двигались медленно, прижавшись друг к другу почти вплотную. Пуля обернулась и увидела, что Назаров поглощает пирожные с жадностью, роняя крошки себе на грудь. Она деликатно отвела глаза.
– Расскажи о себе, – попросил Никита. – Марина сказала, что ты выходишь замуж. Кто он?
Она прекрасно понимала, что этот интерес – просто дань вежливости, не более. В его серых глазах не было заметно ни удивления, ни удовольствия при виде ее. Никита говорил с ней, как с обычной знакомой, а не бывшей возлюбленной.
– Ты его уже видел, – без эмоций ответила она, отошла от окна и уселась в кресло.
Назаров съел половину пирожных и с напряжением смотрел на оставшиеся, не решаясь к ним прикоснуться.
– Доедай. Ты же знаешь, что по утрам я ничего не ем.
– Эти я Вике оставлю.
– Я их тебе принесла, а не Вике. Ешь! – приказным тоном потребовала Пуля.
Назарова долго уговаривать не пришлось. Она с жалостью смотрела на него.
– Ты долго пробудешь в Москве?
– Гостиница оплачена до конца недели.
– А потом?
– Не знаю.
– Ты ее любишь?
– Не знаю.
– Для тебя она идеальная альтернатива мне?
– Пульхерия, не надо. – Никита умоляюще взглянул на нее. – На самом деле она неплохая. Только очень хочет выйти замуж за олигарха. Она прямо бредит бриллиантами, яхтами и домом на Рублевке. Заставила меня поселиться в этом отеле, а денег хватило только на самый дешевый номер. Все дни проводит в баре, идет с утра, как на работу, возвращается поздно ночью, вдрызг пьяная.
– Не понимаю, ты-то ей зачем?
– Все очень просто: если она одна, тогда она самая обычная шлюха, охотница за большим карманом, а со мной – солидная дама, переживающая временную размолвку с возлюбленным. Она мне постоянно устраивает сцены на публике, думает, что я ничего не понимаю. Хотя, возможно, я все преувеличиваю. – Последние слова он произнес без особой уверенности. Пульхерия молчала, Никита продолжал: – Разумеется, мне с ней нелегко, особенно когда она очень сильно напивается. Тогда в нее словно дьявол вселяется. К счастью, такое бывает редко.
– Звучит невероятно романтично, – усмехнулась Пуля. – Как давно это продолжается? Ты ушел от меня к ней?
Пульхерия понимала, что злиться с пятилетним опозданием глупо, но тем не менее разозлилась.
– И тебя устраивают такие отношения?
– Вполне.
– А я тебя не устраивала.
– Пульхерия…
– Теперь я вижу почему. Я тебе нравилась, но чтобы меня полюбить, тебе не хватало малого: я для тебя не достаточно низко пала. Мне надо было пить, курить, устраивать пьяные скандалы. Я ведь даже ни разу не попыталась расцарапать тебе лицо. Какое кощунство: мне было с тобой настолько хорошо, что хотелось просто быть рядом, смотреть на тебя, дышать одним с тобой воздухом. Вместо того чтобы приковать тебя наручниками к батарее, я позволила тебе уйти, задав только один вопрос: «Почему?»
Лицо Никиты побледнело и осунулось. Пуля вся дрожала от желания обидеть его, отомстить – теперь, годы спустя, когда это было уже ни к чему.
– Поздравляю! Твоя жизнь удалась! – Неожиданно она перехватила его взгляд, полный тоски, и гнев ее спал, как проколотый надувной шарик. – Прости, – сказала она. – Это не мое дело. Лучше я пойду.
– Да, так будет лучше, – с покорностью кивнул Никита.
Пульхерия взглянула на него, красивого и такого чужого, недосягаемого, достала из сумочки визитку и положила на стол.
– Здесь мой мобильный телефон. Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь…
– Не понадобишься. Постараюсь обойтись без твоей помощи.
– Но если вдруг… позвони. Обещаешь?
– Ладно, – неожиданно сдался он. – Обещаю.
Они одновременно встали, она с кресла, он с кровати. Пульхерия подошла к нему, прижалась, он наклонился к ее лицу и поцеловал в губы. Этот поцелуй должен был символизировать последнее «прости», но неожиданно его губы прижались к ее губам. Пульхерию словно ударило током. Никита, обняв за талию, привлек ее к себе, и они потеряли счет времени в долгих, безумных объятиях.
Звонок мобильного телефона раздался, словно гром среди ясного неба. Они с виноватыми лицами одновременно отпрянули друг от друга, будто их застукали за чем-то неприличным. Пульхерия знала, что этот поцелуй ничего не значит, просто случайный возврат в прошлое, которого не вернешь. Но сердце у нее колотилось, ноги подкашивались. Неожиданно с ужасом она осознала, что за все время знакомства с Германом ничего подобного не было. Замерев, Никита уставился на нее своими бездонными глазами цвета холодного моря. Физические опьянение постепенно проходило, сменяясь чем-то, что сродни ненависти. Пуля хотела, чтобы он позвал ее, а она с гордостью могла бы отказаться, но Назаров молча ждал, когда она ответит по телефону.
Звонила Марина. Пуля коротко бросила в трубку: «Я перезвоню тебе через пять минут». Пока она говорила, Никита подошел к двери и распахнул ее настежь.
– Прощай, – чуть слышно сказала она.
– Прощай, – прошептал он.
Глава 6
Веселящий газ на десерт
В пятницу в ресторане гостиницы, где жил Назаров, Александр Николаевич Гранидин справлял свое шестидесятилетие. Огромный ресторан был арендован полностью. Герман с Пульхерией приехали задолго до начала торжества. Хотя были наняты распорядители, Герман предпочел проверить все сам. Он носился по залу, словно метеор, отдавал последние распоряжения охране, потом мчался на кухню и лично проверял свежесть продуктов. Прибыли журналисты. Номер одного из гламурных журналов, принадлежащих Гранидину, целиком посвящался рассказу о юбиляре, его жизненном пути сквозь тернии к звездам. Детские, школьные фотографии – это уж как водится, но основная масса материала все же должна быть об именитых гостях, роскошном убранстве ресторана и прочей мишуре.
