Галина Куликова - Рукопашная с купидоном
Испуганной, замкнувшейся в себе девочке бабушка Роза постоянно повторяла:
— В жизни всегда так: сначала посмеешься, потом поплачешь.
У бабушки была масса поговорок и умозаключений на этот счет. Если навалилось много хорошего, потом жди плохого. Смех до добра не доводит! Буйное веселье — к буйным слезам. За радостями обязательно следуют неприятности. Пожила сладенько — поживи гаденько.
Лайма усвоила урок очень хорошо. Много смеяться — много плакать. А вот если контролировать себя и ничему сильно не радоваться, потом не придется и раскаиваться. Люди должны быть сдержанными и респектабельными… Как ее отец. Ведь у него все хорошо. Когда мама и Лайма ему надоели, он просто отправил их прочь, а сам продолжает жить так, как раньше.
Мама тоже должна была понять это. Однако она не желала меняться — как была веселой и взбалмошной, так и осталась. И если раньше отец как-то сдерживал ее порывы, то теперь без всякого контроля с его стороны она стала вести жизнь, по мнению Лаймы, возмутительную. Работала за крохотную зарплату учителем рисования, а в свободное время писала картины. Друзья-художники, друзья друзей-художников и их друзья протоптали дорожку в их дом. Лайма частенько чувствовала себя лишней в собственной квартире. Дед иногда забирал внучку к себе, когда бывал в Москве, но это случалось нечасто. Большую часть года он ездил по отдаленным странам, вставшим на социалистический путь развития, и лечил людей.
Девочка замкнулась в себе и отдавала все силы учебе и самосовершенствованию. Она была лучшей в школе — не только по обязательным дисциплинам. На факультативе, в кружке художественной самодеятельности, в музыкальной школе, в секции фигурного катания — везде. Ей удавалось все, за что бы она ни бралась. И уж теперь-то никому бы и в голову не пришло назвать ее хохотушкой. Большую часть времени ее губы были плотно сжаты, а подбородок упрямо вздернут.
С каждым годом росло раздражение на мать, которая должна была измениться после развода с отцом. А она!.. В старших классах Лайма превратилась в настоящую красавицу. Мальчики, влюблявшиеся в нее пачками, скрежетали зубами. Потому что красавица никому не отдавала предпочтения. В тот год, когда Лайма поступила в институт, мать трагически погибла. И вслед за ней умер дед Василий. Из пучины отчаяния Лайме помогла выбраться первая большая любовь. Она подарила свое сердце самому красивому юноше на факультете — Николаю Сметанину, или, как его называли девицы, Николя.
Николя неплохо учился и был старостой курса. Он играл на гитаре, замечательно пел и собирался покорить мир немедленно по получении диплома переводчика. Рядом с ним Лайма снова научилась смеяться от души. Ей казалось, что мир расцветает новыми красками, едва возле нее появляется Николя. Лайме потребовалось три года на то, чтобы завоевать его любовь. Когда наконец это случилось, папа, занимавший высокий пост в Министерстве иностранных дел, отправил сына в Англию по программе студенческого обмена. Николя помахал Лайме ручкой и сказал: «Ты же понимаешь, душа моя, что ради всяких глупостей я не могу рисковать своей будущей карьерой».
— Слишком он был веселый. Легкомысленный, — сделала заключение бабушка Роза, когда узнала о случившемся.
В тот же год тетя Люда потеряла работу и решила заняться реставрацией и росписью старой мебели. Мастерскую устроила дома, а бабушку Розу взяла в подмастерья. Квартира стремительно превращалась в подобие их с матерью жилища, и Лайма стала бывать там все реже и реже. К тому времени ее мировоззрение сформировалось окончательно. Никакая привязанность не должна превышать допустимых пределов. Иначе, когда тебя бросят, будет слишком больно. Влюбляться следует в человека предсказуемого — только с таким можно построить благополучную семью. Женщина должна быть независимой и твердо стоять на ногах. Чтобы никакие бури в личной жизни не могли сбить ее с ног.
Трудоустроиться с дипломом переводчика, не имея связей, оказалось непросто. Лайма работала там и сям — недолго и неплодотворно. Потом начала преподавать в вузе, но через некоторое время поняла, что не обладает педагогическим талантом. Зато организаторский талант у нее, несомненно, был. И еще — сильный характер. Это помогло ей занять место распорядителя в Центре культуры. Иными словами — заместителя директора. Зарплата была удовлетворительной, однако Лайма жаждала сделать карьеру и вынашивала честолюбивые планы. Но потом в ее жизни появился Болотов, и планы пришлось немного скорректировать.
Она, черт побери, решила стать замужней дамой и недавно сама сделала Алексею предложение. Он согласился. Лайма была уверена, что впереди у них — светлое будущее, дети и спокойная старость.
* * *— Кисличенко тебе соврала, — говорила Люба Жукова с той веселой уверенностью, которая отличает взвинченных людей. В первую очередь им хочется утешить самих себя, поэтому они особенно убедительны. — Ни с каким одноклассником она на остановке не встречалась. Ты забыла, душа моя, что она не москвичка? Школа ее осталась в далеком сибирском городке. Откуда бы тут взяться ее однокласснику, а?
Они с Лаймой сидели на Сонином диване и глотали дорогущий зеленый чай, не ощущая его вкуса. Утомленный Петя, разметавшись, спал в кроватке. Пустышка время от времени подозрительно шевелилась у него во рту. В такие моменты подруги замирали и смотрели в его сторону круглыми глазами.
— Но зачем она мне соврала? — недоумевала Лайма громким шепотом. — Могла бы вообще ничего не говорить, я же не допытывалась.
— Просто сказала первое, что пришло ей в голову.
— Не думаю. Тебе бы пришло в голову, что на остановке нужно передать школьному другу альбом со старыми фотографиями?
— Да уж, это очень странно, — покачала головой Люба. — Ее одноклассник специально приехал за альбомом из Сибири?
— Мало ли… — протянула Лайма. — Может, у них намечается вечер выпускников и его командировали в Москву. Или он был тут проездом и заодно решил разжиться фотоальбомом.
— Ты сама в это веришь? — мрачно спросила Люба.
— Нет, — честно призналась та.
Лайма не знала, чему верить. Просто чувствовала, что Соня попала в беду. На душе было неспокойно и противно, точно Лайма совершила нехороший поступок, о котором узнали все друзья и знакомые.
Люба Жукова была единственной девочкой, с которой Лайма по-настоящему подружилась после переезда в Москву. А вот с Соней Кисличенко подружки познакомились шесть лет назад, когда вместе ездили отдыхать в Крым. Соня оказалась веселой, легкой на подъем и отзывчивой. После возвращения из отпуска они начали встречаться по выходным и в конце концов приняли ее в свою команду.
— Пока Петя спит, я схожу в милицию, — решила Люба. — Отделение поблизости.
— А может, я схожу? — с надеждой спросила Лайма, покосившись на кроватку. Отсюда была видна только просунутая сквозь прутья розовая нога с крохотными пальцами.
— Нет уж, лучше я. У меня преимущества. Не забудь, что я останусь с ним на ночь.
Люба допила чай, поправила волосы и вышла в коридор. Как только щелкнул замок, Лайма отправилась в спальню и принялась искать Сонину записную книжку. Книжка очень пригодится милиционерам. Без нее они вообще ничего не смогут сделать! Возможно, чтобы найти книжку, им придется обыскать дом. Соне это было бы неприятно.
Книжка завалилась за тахту и уже успела обрасти бархатной пылью. Вероятно, Кисличенко, по обыкновению, трепалась по телефону, лежа на животе и болтая в воздухе ногами. А потом просто спихнула ее на пол и не заметила. Нянька, ясное дело, не протирала пол, а если и протирала, то только на видном месте. Уж конечно, она не лазила за тахту. Тем более что поддержание чистоты не входило в ее прямые обязанности. Соня лишь иногда приплачивала ей за уборку.
К изумлению Лаймы, в книжке содержалось очень мало записей. Ей-то казалось, что Соня то и дело знакомится с мужчинами и ходит на свидания. Она была симпатичной, контактной и могла обаять даже ярого женоненавистника, который улыбался дамам только тогда, когда они уходили.
Вернулась Люба, и они вдвоем выписали все телефонные номера на бумажку, а книжку решили поскорее отнести милиционерам.
— Станем звонить всем абонентам подряд? — спросила Люба. — Сонька нам даст потом на орехи!
— Пусть поскорее наступит это «потом», — пробормотала Лайма, и тут зазвонил ее мобильный телефон.
Она шикнула на него, словно на брехливую собачку, и поспешила поднести трубку к уху.
— Лайма! — В телефоне возник обеспокоенный голос Болотова. — Я заехал в центр, а тебя нет. Мне сказали, что ты сегодня участвовала в спасении самоубийцы.
— Ну да, — неохотно согласилась Лайма, немедленно вспомнив, как она гналась за Возницыным. — Но все окончилось благополучно, его вытащили на сушу. Он был весь мокрый, но живой.
— Откуда его вытащили? — озадачился Болотов.
