Юлия Климова - Принудительное влечение
Девицы, занятые Ларионовым, не обратили на крики никакого внимания, охранники тоже – они суетились вокруг актера, ограждая его от нетерпеливых поклонниц.
Ольга стала прощаться с жизнью. Вот сейчас, сейчас еще один выстрел, и она умрет. Пуля пробьет дырку в виске и застрянет в ее весьма извилистых мозгах. Через пятьсот лет ее останки найдут какие-нибудь археологи и будут долго думать, почему же еще, в общем-то, молодая женщина умерла насильственной смертью…
– Караул! – заорала повторно Ольга. Очень уж не хотелось оказаться под пытливыми взглядами археологов. – Помогите!
Получив очередную порцию равнодушия, она отредактировала рвущиеся из груди слова.
– Покушение! Покушение на народного артиста России!!! – завопила Ольга, четко выделяя каждое слово. Являлся ли Ларионов столь титулованной персоной или нет, она не знала, но так получалось ярче и трагичнее.
На этот раз ситуация изменилась коренным образом. Девицы перестали пихаться и точно по команде обернулись в сторону Ольги. Она, чувствуя, что спасение близко, оторвала голову от шершавого асфальта, приподнялась на четвереньки и преодолела три метра, отделявшие ее от толпы, бодрым галопом. Охранники засуетились, прикрыли собой Ларионова, который мало понимал, что происходит, и затараторили в мобильники.
Ольга, чтобы уж спастись наверняка, вскочила на ноги, протиснулась поближе к ошарашенной Ирочке и, тыкая пальцем по направлению к подпорченной пулями стене, еще раз огласила:
– Стреляли в Андрея Ларионова! Не дадим погубить талант! Закроем артиста своими телами!
Девицы бросились врассыпную, охранники к стене. Оглядевшись, Ольга поняла, что они с Ирочкой действительно закрывают Ларионова своими телами – эта правда жизни ей не понравилась.
– Какого черта, – раздался сзади недовольный голос Андрея.
– Бежим, – Ольга схватила Ирочку за руку и потащила ее в сторону темного переулка.
* * *
Оля закрыла окно, задернула шторы и переключилась на дверь. Три замка лязгнули почти одновременно, но этого показалось мало.
– Берись за угол шкафа, тащи его сюда, – скомандовала она, пристраиваясь плечом к полированному боку зеркального гиганта.
– Ты что… Зачем… – следя за судорожными движениями Ольги, пролепетала Ирочка.
– Как это зачем! Пришла беда – закрывай ворота! Надо замуровать квартиру, так он нас не достанет.
– Кто?
– Убийца! Чтоб ему умереть в самое ближайшее время и протухнуть в течение недели!
Ирочка с сомнением посмотрела на шкаф и покачала головой – даже наклонить его было нереально.
До дома они добрались в два раза быстрее, чем до театра. Ольга так гнала машину, что стрелка на спидометре сжалась от страха, а в глазах рябило от мелькавших картинок за окном. Ольга стонала и непрерывно щупала себя в тех местах, до которых дотягивалась рука, – ей казалось, что одна из пуль все же попала в нее, и если бы не шок, то боль наверняка разорвала бы тело на части. Ирочка толком понять ничего не могла, первую часть пути она дулась, что ее оторвали от Ларионова, а вторую – требовала, чтобы Ольга отправилась к психоаналитику прямо в семь часов утра.
– Скотч, гвозди и молоток! – выкрикнула Ольга, теряя к шкафу интерес. – Будем забивать дверь. Потом для подстраховки еще и обклеим ее.
– Да с чего ты взяла, что тебя хотят убить?
– Стреляли же.
– Так ты это не выдумала?
– Я что, похожа на ненормальную?
– Да, – тяжело вздохнула Ирочка.
– Меня чуть не убили, а ты еще и оскорбляешь, – Ольга свела брови на переносице и придвинула к двери кресло – так ей казалось надежнее.
– Я запуталась, ты же сказала, что стреляли в Ларионова…
– Да кому он нужен!
– То есть как? – вспыхнула Ирочка. – Мне!
– Не нервируй и не отвлекай! – топнула Ольга ногой. – Стреляли в меня, понимаешь – в меня. Если бы я не наклонилась, то давно бы не была в живых!
Она пустилась в подробные объяснения: как наклонилась протереть туфли, как смертоносные килограммовые пули пронеслись над головой, как вспомнила детство, как увидела огромные куски бетона, отваливающиеся от стены, как упала на асфальт, сломав при этом около десяти ребер, и как жизненно важные органы постепенно один за другим отказывались выполнять свои прямые обязанности.
– …я уже видела лицо смерти, – трагично закончила Ольга, все же пихая шкаф бедром. – Вот ведь зараза, даже не шелохнется, – задумчиво добавила она, недовольно морщась.
– Так зачем же ты кричала, что убивают Ларионова? Может, у него теперь душевная травма! А давай поедем сейчас к нему и все объясним… – Ирочка с надеждой посмотрела на Ольгу.
– Ты чего говоришь такое, – покрутила та пальцем у виска. – Он здоровый мужик, на котором пахать можно. Ничего страшного с ним не случится. Я, конечно, уважаю твои чувства к нему, но… Думаю, он как-нибудь утешится.
– Ты что хочешь этим сказать? – Ирочка с ревностью поджала губы.
– Вокруг него табуны девиц ходят, найдет с кем отвлечься, – выпалила Ольга и тут же пожалела об этом. Ирочка развернулась и бросилась в комнату, хлопнула дверью и щелкнула замочком.
Пять минут в квартире царила абсолютная тишина. Ольга стояла посреди коридора и размышляла, что ей делать. Вариантов было превеликое множество. Забиться в угол и ждать, пока придет убийца. Позвонить Уварову, и пусть разгребает ее очередной психоз по телефону. Напиться снотворного и подумать обо всем дня так через три, когда закончатся таблетки. Позвонить Васечкину и потребовать привести в действие операцию по защите свидетеля… Или помириться с Ирочкой. Последний пункт нравился все больше и больше – Оля и сама не заметила, как привязалась к дальней родственнице. Ну маленькая еще, влюбилась в актера, ну и что – каждый чокнут по-своему. А уж если начать перечислять все собственные отклонения от нормы, то одного вечера не хватит.
– И-и-ир, – протянула Оля, прижавшись к двери комнаты. – Ты чего там делаешь-то? Может, тебе воды принести?
Тишина.
– Ирочка, ну я же не со зла… Актеры эти, певцы, они такие… – Оля на миг задумалась, как бы не сболтнуть лишнего, – такие импульсивные, многогранные и… очень хорошие. Ир, ну давай уже выходи, а то у меня ноги немеют. И руки тоже.
Тишина.
– Ну, прости меня. Я же не хотела… ну это… Даю тебе честное слово – он тебя полюбит. Все сделаю, чтобы он тебя полюбил. Уже завтра придумаю, как все так организовать, чтобы он от тебя ни на шаг не отходил. Обещаю.
Дверь сразу открылась. Ирочка стояла на пороге почти счастливая, и только красные глаза выдавали недавние переживания.
– Я его очень люблю, понимаешь? И вовсе не потому, что он актер, а потому что он… Не знаю, как объяснить.
– Я понимаю, – торопливо сказала Оля, проскальзывая в комнату. – Я бы и сама кого-нибудь полюбила, да только боюсь. По статистике, большинство мужчин – бытовые насильники, маньяки и…
– Оль, – устало вздохнула Ирочка, – да плюнь ты на это все. Просто живи.
– Ага, сейчас! Тогда меня завтра точно пристрелят. Ты смерти моей хочешь, что ли?
– Да кто тебя пристрелит, ну что ты придумываешь.
– Меня сегодня чуть не убили, – Ольга заметалась по комнате, – а ты не веришь! Как же я вляпалась в эту историю?!
– Ну хорошо, – сдалась Ирочка, – допустим, убийца твоего бывшего психоаналитика решил с тобой расправиться, но зачем ему это делать? Зачем так рисковать?
– А потому что я свидетель, я же тебе говорила!
– Никакой ты не свидетель, – присаживаясь на диван, сказала Ирочка, – ты же ничего не видела.
– Может, он об этом не знает.
– Глупости, слишком это все натянуто. Вот если бы ты застала его с пистолетом в руках или нашла бы в кабинете Самаринского какую-нибудь вещь, указывающую на убийцу, тогда другое дело, а так… – Ирочка подняла глаза на Ольгу и осеклась. Та стояла бледная и, кажется, готовилась упасть в обморок.
– Какую-нибудь вещь… – пробормотала Ольга и медленно, точно во сне, направилась в коридор. – Какую-нибудь вещь…
Ирочка проследила, как сестра залезла в сумку, что-то там поискала и вытащила руку обратно.
– Вот, – сказала Ольга, протягивая вперед сжатый кулак.
– Не поняла, – замотала головой Ирочка.
– Я нашла это тогда… ну когда видела мертвого Илью Петровича… я упала, а это на ковре лежало, с краю… Все как-то закрутилось, а потом забылось… вернее, забылось сразу… Это что… его?
Ирочка смотрела на сжатый кулак и нервно покусывала нижнюю губу.
– Показывай, – кивнула она, приготовившись увидеть что-нибудь ужасное.