Дарья Донцова - Смех и грех Ивана‑царевича
А чтобы Эмма Геннадиевна правильно истолковала его пожелания, идет либо к двери, либо к столику, на котором лежит пульт. Те, кто мало знаком с миром животных, поражаются его сообразительности, но я, имеющий в друзьях обезьяну Мими, знаю, что наши меньшие братья умнее некоторых представителей человеческого рода и уж точно в разы благороднее, вернее и порядочнее, чем кое‑кто из людей. Лично я не встречал собак, которые воруют чужие кошельки, или кошек, распускающих сплетни.
Бабушка по‑разному относится к внукам. Родиона она любит, а Ксюшу нет, но я ее понимаю.
Родион вежливый, разговаривает тихим голосом, ходит неслышно и, вернувшись с занятий, прилипает к компьютеру. Если Эмма Геннадиевна просит его прогулять Рича (пес один не желает бегать по двору), юноша не ноет и не говорит: «Попозже обязательно», а спешит на улицу.
К Ксении с такой просьбой старушка никогда не обращается. Вначале я считал, что прохладные отношения сложились у них из‑за отъезда девочки в Канаду — Ксюши долго не было в Москве, на каникулы она не прилетала. Но потом стал свидетелем того, как Эмма Геннадиевна потеряла свои бифокальные очки и налетела на внучку с криком:
— Немедленно верни мои глаза!
— Что мне с ними делать? На заднице носить? — в привычно хамской манере отреагировала Ксения. — Бабушка, створожь свой мозг и тогда поймешь, что мне твои очки без надобности.
— Ты всегда их прятала! — взвилась Эмма Геннадиевна. — Засовывала в диван, в подушки, один раз утопила в банке с вареньем. И сейчас за старое принялась.
— Ты того, да? — скривилась внучка и повертела пальцем у виска. — Вспомнила шалости семилетнего ребенка. Ничего, что я вот‑вот замуж выйду?
— Человек растет, а сущность его не меняется, — ответила Эмма Геннадиевна. — Ты всегда была противной, обожала подсматривать за взрослыми, подслушивать. Сколько раз я тебя из шкафа в своей спальне вытаскивала? Только лягу в кровать, а дверца скрипит. Кто там? Внучка дорогая! И ведь не маленькая уже была, подросток.
— Мама, вон твои очки, на подоконнике, — вмешалась Анфиса.
— Значит, Ксения их туда швырнула, — не изменила своего мнения старушка.
— Дурдом на выезде, психи зажигают, — заявила Ксюша и убежала вон из комнаты.
— Сколько козу ни воспитывай, ни прививай ей хороших манер, ни учи в Канаде, она все равно козой останется, — резюмировала Эмма Геннадиевна.
И я понял: корни их вражды закопаны в детстве Ксюши. Не все пожилые люди любят своих внуков. Малыши вырастают, становятся подростками, часто они отнюдь не милые создания, кое‑кто вот любит подглядывать за старшими.
Повзрослев, Ксения стала по‑американски раскованной, постоянно перекатывает во рту жвачку, ходит в джинсах, свитерах и кроссовках, слишком ярко красится. Из еды предпочитает фастфуд, вечно приносит домой пакеты, набитые гамбургерами. Конечно, Канада не США, но, похоже, пресловутый американский образ жизни ведут в Монреале многие, и он пришелся по душе юной москвичке.
Матвей Ильич полностью находится под каблуком у жены. Он совершенно здоров, но покорно принимает горы пилюль, которые подсовывает ему заботливая супруга. Старик любит пиво, никогда не заглядывает в обширную библиотеку поместья, зато активно читает желтую прессу и проводит вечера у телевизора.
Во вторник у Матвея Ильича был день рождения, и Родион подарил ему футбол — такой стол, на котором разбросаны жестяные фигурки игроков, управляемые при помощи штырей. Дед пришел в детский восторг. Родя оказался хорошим психологом, сумел угодить старику. И потом целых два дня подряд парень отрывался от своих ноутбуков, чтобы поиграть с дедушкой. Глазомер у Матвея Ильича никакой, он очень плохо видит, Родион же, несмотря на тесное общение с монитором, на зрение не жалуется, очков не носит. Но в футбольной битве постоянно выигрывал его слепой дед. Разгромив в очередной раз внука, Матвей Ильич бежал доложить Эмме Геннадиевне о своих успехах, и ему даже в голову не приходило, что Родя поддается, проигрывает ему специально.
К слову сказать, Ксения не особенно мучилась, выбирая подарок для дедушки, — преподнесла ему лосьон после бритья.
Анфиса старательно со мной кокетничает. Я не принадлежу к числу мужчин, которые уверены, что все дамы готовы отдаться им по первому зову, но Фиса буквально открыла охоту на нового дворецкого. У нее не имеется любовника, возраст уже не юный, а собственной семьи и детей нет. Вероятно, найти кавалера ей мешает голодный, ощупывающий каждого представителя противоположного пола взгляд.
В свой первый рабочий день я стал незримым свидетелем не предназначенной для чужих ушей беседы сестер и услышал, как Елизавета Матвеевна сердито сказала Анфисе:
— За старое взялась?
— Что я сделала плохого? — заныла та.
— Опять водишь экскурсии в наряде проститутки! — взорвалась Елизавета. — Декольте до пупа, юбчонка по самое не могу и ботфорты. Не смей нас позорить! Ты отвадишь народ: увидят бабы, какая красота группы сопровождает, — схватят своих мужиков и дадут деру. Пойми наконец, у тебя же на лице прямо написано: «Хочу в койку». А на таких не женятся! Оденься прилично, перестань ко всем клеиться.
Фиса зарыдала и, громко стуча каблуками, убежала.
Головомойка ненадолго образумила младшую сестру. На следующий день Анфиса нарядилась в платье без декольте, с длинным рукавом, но сильно обтягивающее. А уже во вторник облачилась в кофту с вырезом и рискованно короткую юбку. В среду на ней была полупрозрачная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, а юбка смахивала на носовой платок.
Фиса постоянно обращается ко мне с просьбами, берет меня под руку… Думаю, не стоит продолжать дальше.
Надежда Васильевна — типичная прислуга, проработавшая всю жизнь на одном месте. Она…
— Помогите! — истошно закричал женский голос. — Эй, кто‑нибудь, скорей!
Я перестал предаваться размышлениям, понял, что вопль несется с заднего двора, куда категорически запрещено заглядывать посторонним, распахнул створку окна, выпрыгнул вниз и увидел Ксению, одетую в джинсы и темно‑коричневый пуловер. Заметив, что на ее зов откликнулся дворецкий, она кинулась ко мне, схватила за руку и затряслась. Меня тоже заколотил озноб.
Неподалеку от служебного входа в особняк в осенней грязи лежал труп женщины, одетой почти как Ксюша, — в темно‑синие брюки, свитерок, только черный, и темные замшевые балетки. Светло‑русые волосы ее мокли в луже. Почему я не кинулся к бедняжке, не стал искать у нее пульс, не схватился за телефон и не вызвал «Скорую»? Отчего, бросив беглый взгляд на фигуру, сразу понял: душа покинула бедолагу навсегда? А все потому, что на голове незнакомки, полностью закрыв лицо, лежал здоровенный каменный цветок, один из тех, что украшают край балюстрады на плоской крыше замка, а по плитке, которой выложен дворик, растекалось темно‑красное пятно. Да еще Ксения держала меня за руки мертвой хваткой. Всякий раз, когда я пытался высвободиться, она не давала это сделать, всхлипывала и твердила:
— Пошли отсюда скорей! Скорей! Скорей!
— Матерь божья, что случилось? — закричала Надежда Васильевна, появляясь на дорожке, ведущей из парка во дворик. — Господи! Вот ужас! Вот страх!
Прислуга кинулась к нам с Ксенией и тоже вцепилась в меня с воплем:
— Помогите!
Мне пришлось увести домработницу и девушку на кухню, а уже потом идти к Елизавете Матвеевне.
Глава 6
Первым в дом прибыл олигарх Пятаков в сопровождении бритого наголо мужчины в дорогом темном костюме.
— Я велел не звонить в полицию, — с порога сказал Игорь Анатольевич. — Надеюсь, вы послушались?
— Да, — всхлипнула Елизавета Матвеевна. — И я ничего не сказала Эмме Геннадиевне и Матвею Ильичу — они пожилые люди, не дай бог, инфаркт заработают. Хорошо, что родители в тот момент, когда Ксюша закричала, ушли на пруд кормить уток.
— Вот и славно, — нежно произнес торговец алкоголем, обнимая будущую тещу за плечи, — нам тут не нужны истерика, врачи и тупые полицейские. Андрей Викторович живо решит этот вопрос. Бабичев, начинай.
Бритоголовый откашлялся:
— Кто в курсе произошедшего?
Елизавета Матвеевна обвела взглядом присутствующих:
— Все тут. Ксюша, Надежда Васильевна, Иван Павлович и я. Дочь выглянула во двор, наткнулась на… ну, на это… и закричала. Дворецкий услышал ее вопль, поспешил на помощь и понял, что произошел несчастный случай. Домработница же отправилась мусор выкидывать, шла от бачка и… увидела труп. Дворецкий сообщил мне. Я сразу соединилась с Игорем Анатольевичем.
Бабичев повернулся к Ксюше:
— Что случилось?
Она обхватила себя руками и затряслась:
— Я увлекаюсь фотографией, хотела сделать снимок хоздвора — там растет красивый и очень старый дуб, папа говорил, ему пятьсот лет. Вышла на улицу, вижу: камень большой. Сначала я не поняла, как он на земле очутился и что под ним, а потом…
