Белая колбаса любви - Янина Олеговна Береснева
— А зачем мне свидетель того, что я жив? Петька твой придурок, полез не в свое дело, за это и схлопотал. Жаль, убить его не удалось. Живучий, как кошка. Может, он и не очухается. Да и плевать: скоро я буду уже на другом конце Земли и с другими документами. Ройзман попадет в аварию, а где-нибудь в Каннах появится месье Жерар-Филипп или Николя. Как тебе? Деньги творят чудеса! А ты сама виновата. Сунула свой нос — получай по нему. Тем более, мне выгодно, если ты и эта чокнутая бесследно исчезнете. Все действующие лица этой трагикомедии подумают, что вы их за нос водили, а сами с деньгами смотались. Местные придурки друг друга перестреляют, а Джамалу придется удовлетвориться тем, что меня и Бориса хлопнула веселая вдова. Доказать, что я жив, практически невозможно. И уж тем более, никто не знает, как я сейчас выгляжу. С моими бабками я сделаю еще пару подтяжек, перекрою уши и нос, да меня мать родная не узнает.
Тут я приуныла, потому что все выходило так, как он говорил. Он нас порешит, закопает где-нибудь в лесу, и поминай как звали. Алексей с Толиком, чего доброго, и вправду решат, что мы все это время их дурачили, а сами нашли бабки и смотались. Тут светлый образ Алексея снова встал у меня перед глазами, и я даже прослезилась. Ладно, у меня тоже оставался кое-какой козырь в рукаве:
— Зверев, вот ты вроде под умного косишь. А кто же деньги в гробу хранит?
Тут он вздрогнул, как от удара, и вроде бы даже икнул. Пелагея перестала ерзать и замерла, выпучив глаза.
— Ты откуда… — медленно прошипел Зверев. — Да как ты вообще…
Я отвернулась к стене и стала насвистывать, имитируя беззаботность. Брызгая слюной, он подскочил ко мне, схватил рукой за лицо, развернув к себе, и приказал:
— Говори, сучка! Я тебя сгною в земле!
— Ты умен, а я умней, — пожала я плечами. — И кусаюсь я больней, — тут я и впрямь сделал попытку куснуть его за палец, потому что пятерня на моем лице здорово действовал на нервы. Видимо, его нервы тоже были на пределе: он даже не дал мне пощечину, просто вскрикнул, одернул руку и запричитал:
— Подожди, ты знала, что деньги были в гробу Бориса? Почему не забрала? Когда я выкопал сумку, все было на месте…
— А вот ты, Зверек, к примеру, проверил их на подлинность? Ну и дурак. В сумке куклы, прикрытые, конечно, настоящими пачками. Но их там так мало, что дальше Польши ты не убежишь.
Тут он схватился за сердце, но устоял на ногах и метнулся в угол вагончика, схватил сумку и стал шуршать бумагой. Издевалась я над ним зря. Лично я бы на его месте тоже не стала проверять все пачки. Могилу он копал, конечно, ночью, схватил сумку — и был таков. Да и как он мог подумать, что кому-то придет в голову светлая мысль искать там деньги? Видимо, добравшись до нарезанной бумаги, уложенной в ровные стопки под настоящими пачками, он издал что-то вроде стона и подскочил ко мне.
— Ах ты, стерва!
Зверев все-таки наотмашь ударил меня по лицу и заревел диким вепрем:
— Где мои бабки? Говори, или я оставлю вас здесь подыхать медленной и мучительной смертью. Предварительно переместив в погреб в доме. Там вас быстро заживо сожрут крысы. Если скажешь правду, смерть будет легкой и приятной, обещаю.
— В саду моего дома, под кустами облепихи, в ящике из-под бренди, — равнодушно сообщила я, очень надеясь, что он не поверит на 100 %. Он поразмышлял, видимо, думая, как поступить с нами.
— Если ты рассчитываешь на своих дружков из Москвы, то зря. Они здесь по мою душу, тебя спасать им резона нет. Они же… Впрочем, это уже не важно. А бандюки твои тоже тебе не помогут, не до меня им сейчас. У Чернова офис и склад полыхает, моя работа. Так что они сейчас будут выяснять, кто посмел. Конечно, наедут на ахметовских, я там пару завлекалочек им для этого оставил. Грядут перемены! — оскалился он, а потом добавил:
— Если денег в саду не будет, запомни, твоя смерть будет намного мучительнее.
— Очень на это рассчитываю, в душе я мазохист, — вяло отозвалась я, вновь получив по зубам.
По правде сказать, блефовать я вовсе не умела, но это было хоть какой-то попыткой оттянуть время. Зверев схватил сумку и бросился на улицу. Дверь он тщательно закрыл, окна вагончика были зарешечены, а мы с Пелагеей по-прежнему связаны. Когда вдалеке послышался звук отъезжающей машины, я вздохнула с облегчением. Какое-то время мы выиграли: пока он не найдет деньги, убивать нас ему не с руки. При мысли, что он может начать меня пытать, я даже поморщилась.
* * *— Пелагея, прыгай ко мне! — скомандовала я, когда Пелагея замычала громче прежнего. Кричать бесполезно, вагончик стоял ближе к лесу, так что даже если вдоль домов кто-то пройдет, нас все равно не услышат. Да и кто тут будет шастать ночью?
Мы стали прыгать навстречу друг другу, а когда встретились на середине комнаты, я зубами сорвала ей скотч, о чем почти сразу же и пожалела: тихая Пелагея — это неземное наслаждение.
— Софочка, прости меня, Христа ради. Из-за меня и ты жизни лишишься. Позвонил же мне, дьявольское отродье, участковым представился. Говорит, подъезжай к лесу, у нас тут следственный эксперимент, поговорить надо. Ну, я и махнула, пока никого не было. Хотела быстрее все выяснить, а Толик за телефоном поперся, гад. Всегда он не вовремя.
— Ладно, прорвемся, — успокоила я ее.
— Он же нас убьет, — заревела она, но любопытство, видимо, пересилило. — А как ты про деньги догадалась? Вот ты голова. Я бы ни в жизни…
Я вздохнула и призналась:
— Ничего я не догадалась, случайно все вышло. После Борькиной смерти позвонила его тетка из Израиля и сказала, что по традиции их семьи часть пепла надо развеять над мертвым морем, вроде так делал еще их прапрадед Самуил. Короче, не суть. Пришлось копать. В
