Лариса Ильина - Смерть под кактусом

— Вот молодцы, что заглянули! А что же на открытие не пришли? Мы с Сергеичем вас ждали!

— Извини, Алевтина, — забасил Юрка. — Но ты же знаешь нашу работу! Я вообще в области был…

Алевтина махнула рукой:

— Ладно, тебя ведь не прижмешь, все равно отвертишься!

Она повела нас по залам, показывая картины.

— Вот, Юра, — Алевтина остановилась возле натюрморта с подснежниками и, смеясь, указала на него рукой, — жениться надумаешь — мы тебе с Сергеичем это полотно на свадьбу подарим…

Склонив голову набок, Лапкин оценивающе разглядывал обещанную картину. Я тоже пригляделась повнимательнее.

— Хорошая картина, — кивнул Юрка. — Придется жениться.

Алевтина снова засмеялась и повела нас дальше.

Часть последнего зала была отведена под работы

Алевтининой тети. Пожалуй, этот уголок понравился мне в галерее больше всего.

— Особенно вот это великолепно! — Я ткнула в направлении большого панно под названием «Царевна-лебедь». — Первый раз подобное вижу…

Алевтина согласно закивала:

— Совершенно верно… Это самый ценный экспонат!

Закончив осмотр, мы пошли в ее кабинет. Алевтина усадила нас на широкий кожаный диван и позвала:

— Верочка! Принеси нам, пожалуйста, кофе!

Через пару минут появилась длинноногая красавица с подносом в руках. Она поставила чашки на стол, улыбнулась и ушла.

Кофе, заваренный заботливой рукой секретарши, оказался отменным, Алевтина оказалась интереснейшей собеседницей, время пролетело незаметно. Прощаясь, Алевтина строго наказала:

— Заходите чаще!

Мы с Юркой клятвенно пообещали.

Когда мы вышли из галереи, на улице вовсю светили фонари. Гулкий поток машин с зажженными фарами до краев заполнял дорогу, превращая серый потрескавшийся асфальт в кипящую огненную реку. Над головами мерцал и переливался рекламный неоновый туман, раскрашивая снующих по тротуарам бесчисленных прохожих разноцветными бликами.

Я взяла Юрку под руку, и мы не спеша двинулись вдоль дороги к бульвару. Перейдя бульвар, вышли к мосту.

— Красивая картина… — вдруг нарушил молчание одноклассник. — Жалко, пропадает…

Я сочувственно кивнула и пожала плечами:

— Женись. Кто тебе мешает?

Он стиснул зубы, но дольше минуты не продержался.

— Ты знаешь — кто.

Я хотела пожать плечами, но вспомнила, что это уже делала. Пока размышляла, что сказать, Юрка вылез без очереди:

— Свет… Тебе не надоело еще, а?

— Что не надоело? — вырвалось у меня, и я сообразила, что дала маху, вцепившись, как собака в брошенную кость.

— Изводить меня! Кровь мою пить! Что ты, как тот добрый хозяин — хвост по кусочкам отрезаешь? — Неожиданно Юрка остановился, развернулся и крепко схватил меня за руки. — Или пошли меня к чертовой матери, или!.. — заорал он, меняясь в лице.

До столь откровенных признаний дело у нас еще не доходило, и я малость струсила.

— Больно! — пискнула я, пытаясь вырваться.

Юрка разжал пальцы, и я едва не грохнулась назад.

Одноклассник вновь проявил героизм и поймал меня в охапку. Поскольку отпускать меня он явно не собирался, я поняла, что настало время объясниться.

— Видишь ли, Лапкин… — начала я и посмотрела прямо в его сверкающие от возбуждения глаза, — честно хочу тебя предупредить… — Юрка замер и превратился в слух, — что голубоглазые блондины, как представители мужской половины человечества, для меня просто не существуют…

— Отчего же так сурово? — не поверил он и, видимо машинально, стиснул меня еще крепче. Дышать стало гораздо труднее.

— В четвертом классе… после осенних каникул… — Одноклассник разжал руки и стал застенчиво косить в сторону, — …кто-то принес в школу мышь. И сунул ее мне в портфель! Перед Новым годом в моем дневнике кто-то выставил за четверть одни двойки! — Голос мой крепчал и уже звенел от праведного гнева. — На Восьмое марта мне в пенал налили казеинового клея… А через неделю мешок со сменной обувью подвесили в раздевалке к люстре! В пятом классе, в сентябре, мою физкультурную форму связали узлами, намочили и развесили на шведской стенке! Продолжать? — поинтересовалась я, поскольку почувствовала, что на озвучение всех подвигов бывшего одноклассника меня просто не хватит, охрипну. — Не подскажешь ли, кто же все это делал? — Юрка почуял в моем голосе сарказм и подсказывать не решился. — Так что когда ты прислал мне свою первую записку, я готова была тебя скорее придушить, чем пойти с тобой в кино! С четвертого класса любой встречный блондин вызывает у меня приступ нервного кашля! И кому это не знать, как не тебе!

Я замолчала, с любопытством наблюдая, как обвиняемый тщетно старается изобразить искреннее раскаяние. Но дергающиеся в скорбной гримасе губы говорили о том, что напоминание о былых подвигах вызывает у одноклассника скорее приятные воспоминания. Сумев кое-как справиться с физиономией, Юрка немного отстранился и покачал головой:

— Все это полная ерунда… Я люблю тебя с третьего класса. Просто ты не обращала на меня решительно никакого внимания…

— С третьего? — не поверила я и растерялась. — Ну надо же… Я и не догадывалась!

Ловко воспользовавшись моей растерянностью, Юрка меня обнял.

— Что ж… — Я глубоко вздохнула и прижалась щекой к Юркиной груди. Слушая сумасшедший стук его сердца, я улыбнулась. — Это стоит обсудить. Натюрморт-то очень даже ничего…