Елена Логунова - Статуя сексуальной свободы
— А ну, цыц! — гаркнул, выкатившись из-за стенки, невысокий толстый дядька, похожий на одного из героев мультфильма «Колобки идут по следу». — Живо всем успокоиться!
А парню в свитере и джинсах он велел:
— Соколовский, организуйте выдачу гражданкам их личных вещей и одежды.
У Колобка был командный голос, пресекавший порыв к непослушанию на корню. Тетушки-бабушки враз притихли и отступили за демаркационную линию в коридорчик. Соколовский опасливо приблизился, собрал во вместительную, как суповая миска, ладонь ключики от шкафчиков и засновал в челночном режиме туда-обратно, таская озябшим теткам охапки их барахла.
Я получила свое добро одной из последних, но это не помешало мне одеться раньше других. Пока тетушки-бабушки, ворча и толкаясь локтями, неловко переоблачались в тесном коридорчике, я вернулась в душевую, под шум капели из плохо закрученного крана проворно переоделась и, не дожидаясь новых распоряжений, выскочила в зал бассейна. Там было пусто, только вдоль бортика ходила тетка с шваброй.
— Кого там убили-то? — кивнув на дверь душевой, с боязливым интересом спросила она.
— Значит, в раздевалке кого-то убили! — сделал закономерный вывод мой внутренний голос. — Тогда понятно, почему туда никого не пускают. А мамуля тут, интересно, при чем?
— Не знаю! — сердито буркнула я, что вполне сошло за ответ на вопрос любопытной уборщицы.
— Во всяком случае, убили не мамулю, она-то жива, раз песни распевает! — угадав мою тревогу, утешил меня внутренний голос.
Я толкнула дверь с табличкой «Служебный выход» и оказалась в предбаннике с фенами. Все до единого агрегаты были свободны, но я пренебрегла сушкой волос. Слева от меня, за стеклянной перегородкой, был пустой тренажерный зал, справа — дверь женской раздевалки, и вот за ней-то происходило немало интересного. Я слышала шум голосов, звуки шагов и отдаленный ропот тетушек-бабушек, активно шуршащих одежками и кульками. Мне очень хотелось заглянуть в помещение, но дверь была закрыта, и замочной скважины в ней не нашлось. Что там делает мамуля? И зачем она поспешила отправить меня из раздевалки? Послала за помощью?
— Тогда не теряй времени, вызывай кавалерию! — посоветовал мне внутренний голос.
Я поискала в сумке телефон и вспомнила, что он у меня в кармане шубки. У меня там даже два мобильника, свой и чужой! Я без помех спустилась на первый этаж, но до гардероба не дошла, потому что прямо на выходе в холл попала в лапы еще одного дюжего молодца типичной милицейской наружности.
— Из бассейна? — безошибочно догадался он, взглянув на мои влажные волосы. — Никуда не уходим, группируемся в кафе.
Молодец протолкнул меня в стеклянную будку маленького кафетерия и закрыл выход своей широкой спиной.
— Отлично! — с сарказмом сказала я и испытующе взглянула на юного буфетчика, лопоухонького паренька с коротко подстриженными каштановыми волосами.
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами испуганного чебурашки.
— У вас есть горячий шоколад? — подойдя к прилавку, спросила я.
— Пятнадцать рублей.
Я достала кошелек, открыла его, выудила сторублевую купюру и положила ее на прилавок.
— Горячий шоколад и пирожок с курагой.
Милицейский молодец повернулся ко мне спиной.
— А телефон у вас есть? — шепнула я чебурашистому юноше, отведя его руку со сдачей.
Телефон был, и добрый юноша передал мне его без расспросов, за что я прониклась к нему глубочайшей благодарностью, которую семьдесят пять рублей чаевых выражали лишь отчасти. Милицейский молодец выдвинулся ближе к лестнице, по которой плотным косяком пошли тетушки-бабушки, и принялся загонять их в кафе. Я прикрылась плечиком и под шумок позвонила домой.
— Апартаменты фамилии Кузнецовых! — объявил папуля важно, как дворецкий английского поместья.
Я взглянула на часы: половина первого. Утром папуля грозился подать на ужин запеченных куропаток с виноградными улитками по-викториански и, видимо, уже приступил к поварским трудам. Глава нашей фамилии — довольно известный кулинар-изобретатель. С него станется возиться с куропатками и виноградными улитками днем и ночью. Мамуля, приветствующая равенство полов, супругу в этом нисколько не препятствует, к куропаткам (а тем более к улиткам) не ревнует и открыто радуется отсутствию необходимости лично стоять у плиты.
— Пап, выйди из образа! — потребовала я. — У нас ЧП.
— Слушаю! — совсем другим голосом отозвался папуля.
Еще не так давно он был военным и осиротил вооруженные силы в звании полковника. На примере папули я прекрасно понимаю смысл выражения «ушел в запас». Это как в песне: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Сейчас папуля— мирный кулинар, но в запасниках его души хранится до востребования настоящий полковник. И по тому, как прозвучало короткое слово «Слушаю!», мне стало ясно, что папуля в долю секунды махнул полотняный поварской колпак на каракулевую папаху.
— В бассейне случилось убийство, — зашептала я в чужой мобильник под прикрытием конспиративно надкушенного пирожка. — Подробностей не знаю, но похоже, что мамуля вляпалась в историю.
— Оставайся на месте, я скоро буду, — распорядился папуля.
— Есть! — с готовностью ответила я.
Трубка решительно загудела: кавалерия, поднятая по тревоге, ринулась в бой.
Невезучий, но совсем не скучный денек едва перевалил на вторую половину.
Глава 5
Передоверив командование старшему по званию, я почувствовала облегчение и с чистой совестью доела пирожок. Это подкрепило мои силы, и я легко перенесла короткую беседу тет-а-тет с парнем в джинсах и свитере.
Этому любознательному оперу очень хотелось знать, кого конкретно и в какой именно последовательности я встречала сегодня в раздевалке либо на подступах к ней. Я добросовестно перечислила парню всех, кого видела, не исключив из перечня его самого и начальственного Колобка с командным голосом, после чего мой собеседник слабо поморщился и уточнил, какой именно промежуток времени его интересует: приблизительно с одиннадцати до двенадцати часов. Мой список сразу же ужался, как шерстяной джемпер после стирки в горячей воде. В таком виде он не вызвал у оперативника большого интереса (список, а не джемпер, потому что как раз на мой джемперок с глубоким вырезом молодой человек поглядывал весьма увлеченно), и меня отпустили. Я взяла в гардеробе шубку, оделась, сменила обувь и вышла на крыльцо.
Погода была прекрасная, но не для бобров, конечно. Я распахнула шубку, закрыла глаза и подставила лицо золотым лучам нежаркого солнышка.
Впереди трезвонили троллейбусы, рычали и сигналили автомобили, топали пешеходы, в скверике через дорогу щебетали птички. Один особо горластый соловушка заглушал своим пением даже рев автомобильных двигателей. Наконец до меня дошло, что это распевается чужой мобильник в кармане моей шубки. Я достала его, открыла, но, пока думала, куда нажать, птичья трель смолкла.
Честно признаюсь, в технике я не спец. Приборы, оснащенные более чем одной кнопкой, я обычно осваиваю под чутким руководством брата, папы или Дениса. Они мне терпеливо, под запись, объясняют, что получится, если нажать туда или туда. Мужчины, я заметила, понимают такие вещи интуитивно. Я думаю, это потому, что у них мышление неуклонное и однозначное, как движение поезда из пункта А в пункт Б строго по прямой. А мы, женщины, мыслим криволинейно, наши думы могут виться и петелькой, и спиралькой, и клубочком — да хоть лентой Мебиуса! И для нас вовсе не факт, что состав, который утром вышел из пункта А, вечером обязательно прибудет в пункт Б. Он запросто может запропаститься на недельку-другую, а потом оказаться в каком-нибудь пункте Ы, не нанесенном ни на одну карту! Наверное, именно эту неэвклидову геометрию мысли мужчины насмешливо называют женской логикой.
Я внимательно рассмотрела чужой телефон, особо заинтересовавшись двумя кнопочками: черной и белой. Все остальные кнопки были серебристо-серые. Это заставило задуматься. Вот у меня на мобильнике среди прочих тоже есть пара кнопок необычного окраса — одна зеленая, а другая красная. Зеленая разрешает принять или отправить вызов, а красная его отменяет или обрывает. Принцип светофора, любой идиот поймет! А тут как же?
— Идиот, может, и понял бы, но ты-то женщина! — ехидно напомнил мой внутренний голос.
Назвать меня идиоткой он все-таки не рискнул.
— Попробуем применить женскую логику, — бодро молвила я. — Итак, белая кнопка и черная… Черное у меня ассоциируется с неграми. Негры — с рабами. Рабы, по определению, работают. Значит, эта черная кнопочка функционально должна соответствовать моей зеленой, а белая красной, потому что традиционно белые бездельничают, эксплуатируя труд черных. То есть, чтобы активизировать данный телефон, надо придавить черную кнопку!