Александра Романова - Денежный семестр
Чем прельстили колючки похитителя, я задумываться не стала. Юсупов посмотрел на меня с отвращением:
— Вы считаете, это остроумно? Это просто пьяный.
Но, тем не менее, ближе подходить не стал. Смелее всех поступил Кнут. Он сделал пару шагов вперед и восторженно завопил:
— Это «з-з-з»!
И, представьте себе, «з-з-з» ответило. Оно жалобно простонало:
— Кнут…
В тот же миг мадам Брауэр бросилась к кустам и упала на колени, обнимая чудесным образом спасшегося мужа. Мы тоже попытались приблизиться, однако профессор с непонятным нам испугом повторял:
— Не приближайтесь!
— Наверное, он чем-нибудь заразился, — сделала вывод я.
Учитывая незнание немцами русского языка, я не боялась травмировать их психику слишком вольными высказываниями. Вскоре жена Брауэра позвала Игоря и шепнула ему что-то на ухо. Игорь отпер дачу и провел туда гостя, нежно обнимая за талию. Через пять минут было позволено войти и нам.
Я сгорала от любопытства. Что же все-таки произошло? Профессор явно не травмирован и не лишился голоса и слуха. Почему он не откликался? Почему несколько часов блуждал по лесу?
Свою драматическую историю он поведал нам за чаем, очень смущенный, однако весьма гордый собой.
— Я увлекся пейзажем и немного отстал, — повествовал он, — к тому же задумался. И не заметил, как меня за брюки схватил медведь.
Кнут застонал от зависти, и профессор удовлетворенно повторил:
— Да, медведь. Очень сильное животное. Я сперва никак не мог вырваться. Но потом, разумеется, его победил. Ему удалось лишь выдрать клок из моих штанов, вот и вся его добыча на сегодня. Сегодня зверь ляжет в берлогу голодным!
И он радостно засмеялся, а Кнут застонал еще пуще.
Игорь вздохнул, решив не объяснять, что медведем наверняка была ветка какого-нибудь дерева.
— А почему вы потом не вернулись к нам? — выразил претензию Юсупов. — Мы же кричали.
— Я ведь рассказал, — удивился Брауэр, — этот зверь выдрал у меня клок из штанов. А с вами была мадмуазель Екатерина!..
Теперь настал уже мой черед стонать. Не зря жена профессора кидала на меня неодобрительные взгляды — она чувствовала, что вся эта свистопляска из-за меня. Да если б я знала, я бы отвернулась от его дырявых штанов! Из-за боязни оскорбить мою девичью стыдливость несчастный человек пол-вечера проторчал в лесу…
— Могли бы позвать меня, — не унимался Юсупов. — Я не мадмуазель.
— Я звал, — признался почетный гость, — а вы не слышали. А кричать я не мог.
— Почему?
Брауэр явно оторопел от подобного вопроса и с выражением ужаса на лице произнес:
— Но кричать — это же неприлично.
Именно в тот момент я и поняла, что никогда, ни при каких условиях не перееду за границу. Я там не выдержу. Или они меня не выдержат — это с какой стороны посмотреть.
Справедливости ради замечу, что никто меня туда и не заманивал…
Иностранцы, получив наконец от экзотической России положенные приключения, выглядели полностью обессиленными. Очевидно, впечатлений им теперь хватит на всю оставшуюся жизнь.
Мы заторопились обратно в город. Со вздохом оглядев гудящие и несколько опухшие ноги, я собиралась сунуть их в разношенные кроссовки, специально сохраненные ради походов в лес (а вообще, давно пора было их выкинуть), но застыла в недоумении. Вся наша обувь была смело выставлена на крыльце дачи. Вот три пары мужских ботинок — очевидно Кнута, Игоря и Юсупова. Рядом элегантнейшие лодочки на каблуке, при виде которых я сразу поняла, отчего мадам Брауэр передвигалась так медленно. Методом исключения, оставшаяся пара — моя.
Ладно, замнем тот вопрос, что в моих воспоминаниях эти кроссовки должны быть совершенно другого цвета. В их возрасте о цвете особо говорить не приходится. Но размер! Они что, ссохлись? Учитывая долгое хождение по Гримпенской трясине, должны были скорее размокнуть. В длину они и размокли, что не помешало им ссохнуться в ширину. Нечто длинное и узкое, словно отражение в кривом зеркале. Или у меня от усталости проблемы с глазомером?
Решив не заморачиваться ерундой, я энергично схватила правый башмак и попыталась в него влезть. Частично даже преуспела. По крайней мере половина ступни оказалась втиснутой в прокрустово ложе, да так прочно, что, не устояв на одной ноге, я с грохотом повалилась на пол.
Коллеги высыпали на крыльцо. Мадам Брауэр кинула на меня всполошенный взгляд и быстро что-то залопотала. Я, скрючившись, отчаянно тужилась стянуть коварную кроссовку. Как бы не так! Она прочно зажала меня в своих тисках.
— Катя, — почти жалобно произнес Юсупов. — Ну зачем вы это сделали?
— Я же не знала, что в них не влезу, — недовольная, что привлекла всеобщее внимание, буркнула я.
— Могли бы догадаться. — Похоже, мой шеф всерьез разозлился. — У мадам Брауэр совершенно другой размер. Мне за вас просто стыдно, Катя. Если человек берется за дело, должен подходить к нему ответственно, спрогнозировать результат, а вы? Какой из вас ученый, раз вы даже ботинки толком украсть не можете? Лучше молите Бога, чтобы мадам Брауэр не стала выдвигать против вас обвинений. Она женщина добрая, но если ей втемяшится в голову, что ее долг — сообщить о покушении властям…
— Не сообщит, — поспешно вмешался Игорь. — Я объяснил ей, что Катино сознание сформировалось в социалистические времена, когда принцип уважения к частной собственности тщательно искоренялся. И, хотя мы давно перешли к рыночной экономике, иногда у людей непроизвольно возникают подобные атавизмы. Свое, чужое — им все равно. Мадам поверила. Немцы, они всему верят.
— Так это не мои кроссовки! — обрадовалась я. — А я решила, у меня так опухли ноги. Вот, возвращаю в целости и сохранности, даже ничего не порвалось. Скажите мадам Брауэр, что я случайно перепутала. Игорь, куда могли завалиться мои туфли? Я их что-то не найду.
— Держи… — Игорь любезно протянул мне лодочки.
— Ты вправду полагаешь, что я в этом слонялась весь день по болоту? — хмыкнула я, прикинув высоту каблука.
Игорь понимающе кивнул и оглядел крыльцо. Потом нырнул в помещение, но вскоре появился снова.
— Ты уверена, что это не твои? — уточнил он. — Других никаких нет.
— За кого меня принимают в этом доме? За дурачка? За дурачка, — с интонацией Никиты Михалкова в роли сэра Генри Баскервиля произнесла я. — Вчера у меня украли новый башмак, а сегодня утащили старый. У меня тоже есть чувство юмора, но это переходит всяческие границы…
— Вы выставили за дверь новые ботинки? — моментально продолжил цитату Игорь.
Конечно, он тоже любит «Собаку Баскервилей» и решил меня разыграть.
Юсупов слушал наш странный диалог с нескрываемым отвращением. Немцы, особенно Кнут, — с напряженным вниманием, совершенно бесплодным, учитывая, что по-русски они не понимали ни слова.
— Ладно, — махнула рукой я. — Игорь, гони башмаки, а то Кнута сейчас хватит удар.
— Только не уверяйте, что Игорь обворовывает гостей, — возмутился Юсупов. — Таких кристальных людей, как он, надо еще поискать!
— Но ничего, кроме этих туфель, действительно нет, — повторил Игорь, указывая на лодочки. — Слушай, наверное, ты все-таки пришла в них. По рассеянности.
— Ты правда не брал мои кроссовки? — с подозрением осведомилась я.
— Конечно, не брал. Зачем мне?
— Отнести собаке, сидящей в самом центре Гримпенской трясины, — без прежней убежденности предположила я. Честно говоря, по лицу Игоря я уже видела, что он ни при чем, поэтому с горечью добавила: — Кто бы мог подумать, что из всей обуви, оставленной на крыльце, какого-то придурка прельстит именно моя? Извращенец!..
— У нас тут за все время не было ни одного случая воровства, — заметил Игорь. — Я, конечно, не настаиваю, но, если ты пришла не в этих туфлях, тогда чьи они?
Я посмотрела на мадам Брауэр.
— Она отрицает, — пояснил Игорь. — И потом, у нее ступня в полтора раза длиннее. Извини, но это твой размер. Перед защитой диссертации все становятся рассеянными, так что не переживай. С каждым может случиться.
— С каждым — не может, — буркнул Юсупов. — Хватит! Неприлично заставлять иностранцев ждать, пока вы отшутите все свои шутки. Катя, надевайте туфли, и поедем.
— Но это не мои туфли! — Моя врожденная честность упорствовала, не давая ступить на стезю воровства. — Ладно, я могла по рассеянности надеть черт знает что, не спорю. Но я не ношу такой каблук! И вообще, присмотритесь. Они страшно дорогие, у меня и денег-то на такие нет… Игорь, это наверняка оставила здесь твоя жена!
— На крыльце? Вряд ли. Дай посмотрю. Нет, на нее это не налезет. Слушай, только не делай вид, что помнишь всю свою обувь. Завалялось где-то в шкафу, ты машинально надела и пошла. Смотри, мадам Брауэр уже еле на ногах стоит. Нам действительно пора ехать.
