Ирина Потанина - Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей
В этот момент у меня зазвонил телефон, что отодвинуло противную мысль далеко на задний план.
— Как ты поживаешь? — осторожно поинтересовался Жорик.
На самом деле он спрашивал, перестала ли я злиться на него.
— Великолепно! — безжалостно ответила я, — Вот, еду к родителям на дачу… Отдыхать собираюсь! Ты себе даже представить не можешь, какой груз свалился с моей души, когда я решила бросить тебя…
— М-да… На этот раз твоя болезнь несколько затянулась. Мысленно считать до двадцати пробовала? — деловито осведомился Георгий.
— Ну почему? — не выдержала я, — Почему ты такой нудный? С тобой совершенно невозможно разговаривать. Все точки зрения, отличные от твоей, ты обзываешь болезнями и временными затмениями разума!!! Зная, что ты будешь повторять любой вопрос до тех пор, пока не услышишь желаемый тобой ответ, я уже готова говорить всё что угодно…
— Тогда повторяй за мной, — Жорик понял, что я уже нахожусь в более приветливом расположении духа, и решил этим воспользоваться, — Я мудрая и спокойная, — театральным тоном «телевизионного миссионера» начал диктовать он, — Я прекрасно понимаю, что в командировке Георгия нет ничего плохого… Я одобряю его желание поднять рейтинг нашего агентства серьезными делами.
— И давно это ты стал говорить о себе в женском роде? — повторять за ним, я, конечно же, не собиралась, — Общение с «поп-звездами» отрицательно на тебя влияет.
— Посмотрел бы я, как оно влияло бы на тебя, — обиженно усмехнулся Жорик. Кажется, я наступила ему на больную мозоль, — Мне за такую работу двойные тарифы должны платить. Знаешь, что мне предстоит созерцать каждый вечер? Взрослый солидный мужик, покрытый положенной по возрасту жировой прослойкой, выходит на сцену и вдруг делается приторно-слащавым мальчиком. С первыми ударами синтезатора, он начинает, как болванчик, кивать головой и зазывающе вилять бедрами. Тьфу! — Жорик сплюнул в сердцах, и я непроизвольно отшатнулась от телефона, — Это ж караул какой-то! В жизни нормальный мужик, а на сцене с улыбочкой трехлетнего дегенерата тоненьким голосочком поет: «Ах, голубоглазка, мне бы твою ласку, мне уже семнадцать, будем обниматься.». А малолетние голубоглазки, плотными штабелями забившие огромный зал, радостно визжат и рвут на себе одежду от восторга. Крайне трудно переносимые концерты. Тут пожалеть меня впору, а ты обижаешься…
Жорику таки удалось добиться своего. Забыв все обиды, я весело смеялась. Кстати, теперь я, хотя бы, представляла, в охранники к какой поп-звезде завербовался мой благоверный. А то со всеми этими ссорами, помноженным на природную скрытность Георгия, я даже не знала, с кем именно он работает.
«Стоп, стоп, стоп,» — вспомнив всю подноготную, я мгновенно перестала хохотать, — «Что-то подозрительно часто судьба сталкивает меня с г-ном Звездой. Именно этот исполнитель был третьим в списке Шурика. Х-м… Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения. Меня пока должен интересовать только Ожигов. Ожигов Павел Александрович… Сорокапятилетний бизнесмен… А что?» — я вдруг представила себя в шикарном вечернем платье, под ручку с бульдогоподобным Ожиговым. Он, конечно же, был уже покорен. Рассыпался мелким бисером комплиментов и растекался улыбочками. Проныры-журналисты, конечно же, успели сделать снимок… Жорик наткнется в каком-нибудь журнале на роковой снимок: блистательная я и г-н Ожигов у моих ног. Ревность вскипит в душе благоверного, пулей примчится он домой. Но будет поздно.
— Ты променял меня на своего певца, — холодно брошу я, направляясь к своему автомобилю, — Упустил своё счастье.
Воображение рисовало мне, как г-н Ожигов распахивает передо мной дверцу, мы лихо стартуем и… Во всей этой истории меня категорически не устраивал только один факт: с этим самым Ожиговым придется как-то взаимодействовать. К примеру, разговаривать… И это минимум. Нет уж, увольте… О чем мне с ним говорить? Он, наверное, и двух слов-то связать не сумеет! Прокручиваемый воображением сюжет лихо переменился. Я на ходу выпрыгивала из машины и бежала навстречу объятиям Георгия.
— Ах, как я могла даже допустить, что смогу жить без тебя? — пылко шептала ему я.
— Ну… Не знаю… Как-то смогла. Но ты, это, — смущенно отвечал Жорик, — Больше такого не допускай. Я вернусь скоро, ты жди. Я и сам, в общем, скучаю…
Тут до меня дошло, что разговаривала-то я с настоящим Георгием, причем по телефону.
— Извини, это я не тебе, — отмахнулась от его душеизлияний я, потом испугалась собственных странностей и добавила, — То есть тебе, но тому, что в моем воображении. Ты не пугайся. Это все жара. Вообще-то я нормальная.
— А я уже нет! — вспылил Георгий, — Мало того, что клиент дикие песни и пляски устраивает, так и ты еще нервируешь. Неужели нельзя поговорить о чем-то спокойном?
Мне вдруг стало интересно, как Жорику удалось выйти на героя отечественного шоу-бизнеса? Неужели регулярно размещаемое мною в городской газете, с прелестным названием «Газета», объявление, оказывается действенным и на «звездный» контингент? Удивительно.»
Любопытство слегка ослабило мою броню.
— Жорик, скажи, — я хотела спросить про Зведу, но вместо этого, почему-то, обратилась за советом совсем другого характера, — Как проверить, можно ли давать человеку взаймы? — собственно, этот вопрос вылетел из меня совершенно помимо моей воли, — Ну, в смысле, как установить степень порядочности потенциального должника?
— Ты что, собралась брать у кого-то кредит и боишься, что, копнув поглубже, люди не решатся тебе доверять? — насторожился Жорик, — Хочешь подстраховать все возможные дыры в репутации?
К подобной трактовке моего вопроса я была абсолютно не готова.
— Это с чего ты сделал такие выводы?
— Ну, посуди сама. Ты взаймы никому дать не можешь, потому что тебе нечего… Значит…
— Нет, — успокоила я его, — Просто пишу один рассказ на криминальную тему. Вот и интересуюсь, — «А чего это я, собственно, перед ним оправдываюсь? Непорядок. Нужно быть построже. Пусть чувствует, что еще не прощен,» — Так ты ответишь мне или нет?
— Нет. Ты ж понимаешь, в каждом конкретном случае нужно действовать по-разному. Я бы поднажал на окружение объекта. Всегда найдется пара-тройка завистников, готовых рассказать, всё, что знают… Но это не всегда помогает…
— Вечно от тебя никакого толка! — возмутилась я, — Ладно, не будем палить юниты.
— Пока?
— Пока, — я невольно вздохнула, и снова язык заворочался сам, произнося совершенно не запланированные мною тексты, — Подожди… Опер… Ты, это… Звони, если что…
Когда-то давно Жорик работал в милиции. Помимо плохого характера и отсутствия всякого гуманизма, от прежней работы Георгий унаследовал также кличку Опер.
* * *— Дача и доча — две главные беды и два главных увлечения в моей жизни, — самоотреченно заявляла мама, подразумевая под «дочей» мою младшую сестру Настю. Двенадцатилетняя Настасья, надо заметить, за последние годы значительно переплюнула дачу в смысле отбирания родительских сил и нервов.
— Ничего не поделаешь, — серьезно заявляла Настасья на подобные излияния, — У меня переходный возраст. Терпите.
Стоит самокритично заметить, что, я, вместо воспитательных позывов, испытывала к Сестрице в такие моменты искренний интерес. Подобно тому, как любопытно отслеживать превращение гусеницы в куколку, а потом в бабочку, так же забавно наблюдать, как набор природных инстинктов и вколоченных взрослыми истин постепенно видоизменяется, перевоплощается в личность и принимается самоутверждаться. Конечно же, должно пройти время, прежде чем новоявленный самостоятельный человечек поймет, что самоутверждаться на окружающих, хоть и проще, но менее действенно. Видимо, это время и называется у нас переходным возрастом.
Конечно же, приехав, я застала очередной воспитательный процесс.
— Нет, дети — вредители по своей природе! — радостно кинулась ко мне мама, осознав, что теперь ей есть кому пожаловаться на сестрицу, — Просила её полить цветок, она телевизор полила!!!
— Может, она промахнулась, — невольно вступилась за сестру я.
— Не поверишь, — мои слова мама, по привычке, оставшейся еще со времен моего переходного возраста, игнорировала, — Она, видите ли, решила покружиться… В середине комнаты и с лейкой в руках.
В этот момент на крылечке дачи предстала виновница торжества.
— Катюша! — радостно завопила она и с победным кличем диких индейцев кинулась мне на шею, — Не обращай на маму внимания, — шепнула она мне на ухо, молниеносно оказавшись рядом, — Она всё, как и положено в её возрасте, преувеличивает.
— Настасья, а что, Даша и тебе тоже решила сменить имидж? — глядя на массу тоненьких косичек, заплетенных в волосах сестрицы, я поразилась Дарьиному трудолюбию. Это ж сколько надо было плести???
