Баба Яга прибудет из Парижа - Ирина Славская

– Вы обязаны помочь.

– Ничего я вам не обязана. И помочь вам я не смогу, поскольку у меня нет никакой информации по этому делу. Как я вам буду помогать, не имея достоверных сведений? На картах погадаю? А вдруг карты соврут?

– Мы не имеем право предоставлять сведения по делу.

– Что вы от меня хотите? Вы же не глупый человек, полковник. Скажите мне, каким образом и в чем я вам могу помочь, если по делу ничегошеньки не знаю? Сами подумайте… И с чего вы решили, что я могу вам помочь?

– Значит, отказываетесь нам помочь?

– Мы с вами из пустого в порожнее переливаем. С чего вы взяли, что я вообще чем-то могу вам помочь?

– До нас дошла информация.

– Какая информация? Откуда?

– От источников.

– Каких источников?

– Не могу сказать. Тайна следствия.

– Извините, вам пора. Не договоримся мы с вами…

– Почему?

– Вы меня не слышите и не хотите слышать. До свидания.

Они ушли. С трудом, но я от них отвязалась.

– Почему они так уверены, что я могу им помочь? – возмущению моему нет предела.

– С того, что, видимо, навели справки, – мама пытается меня успокоить.

– У кого?

– С кем ты имела дело.

– Нет. Они просто зашли в тупик. Поняли это и начинают истерически метаться. До них пока не дошло. Полковник производил на меня впечатление человека думающего. И что получается? Такой же тупой солдафон, как и майор. Им фуражка, что ли, мозги передавила? Талдычит свое и все тут.

– Он хоть не угрожает, – мама ищет им оправдание.

– Погоди, и до этого дойдет. Но понять их я могу. В этой ситуации есть и моя вина.

– В чем твоя вина?

– Это же из-за меня трупы нарисовались. Полицейские сами бы не полезли в озеро. Это я надоумила папашу труп дочери в озере поискать.

– И достали два трупа. Дочки его нет, а два трупа есть, – добавил муж.

– А потом и третий нарисовался. Добавить Королеву, то четыре трупа – это слишком много. Вот они и мечутся. И зацепиться им не за что.

– Ты-то цепляешься. За любую ниточку цепляешься. И что-то нарыла…

Стоят и оба смотрят на меня. С чего они взяли, что нарыла? Вот откуда?

– С чего вы взяли, что нарыла?

– У тебя всегда так глаза блестят, когда что-то чуешь, – сказал Никита. Он, оказывается, еще и наблюдательный.

– Пока чую только. Еще не нарыла.

– А у них и этого нет. Вот они и бесятся…

В логике мужу не откажешь. Ну что же, пришла пора Петьку пытать…

– Петька где? – спрашиваю, а у самой сердце не на месте.

– Гулять пошел. Увидел кого-то у магазина и побежал срочно гулять.

– Так он тебе ничего не сказал? Никита, пошли за Петрухой.

– Думаешь, что он может быть следующим?

– Пока ничего не ясно, а Петька молодой и рисковый.

Только открыли дверь, чтобы идти за Петькой, как он сам домой явился.

– О! Явление Христа народу! – обрадовалась я, что с ним ничего не случилось.

– Где был, гулена? – спросила мама. Она тоже устала волноваться.

– Гулял. Я же крикнул, что Грейса гулять пошел.

– Ты не темни. Говори, кого там видел и за кем срочно поскакал? – поставили мы его на место хором.

Моська у Петрухи сияет. Значит, что-то высмотрел…

– Я знаю, с кем встречается сын ювелира.

– Удивил… С женщиной он встречается. У него есть любовница. Не еврейка, – не утерпела и рассказала я.

Мама с Никитой смотрят на меня удивленно.

– Что так смотрите? Тетя Нюра раньше нам рассказывала, что у Марка есть пассия, с которой он уже много лет встречается.

– Тогда вообще странно, что его жена терпела измены.

– Пока любила – терпела. Разлюбила – сама ему рога наставила.

– С кем? – маме явно интересно.

– А с кем – уже не так важно. Тут главное – сделать ненавистного мужа рогоносцем. Хоть с кем. Хоть с чертом. Кто позарится, с тем и наставила рога.

– Она же его любила. Как она могла разлюбить?

– Пришло время, и чаша терпения переполнилась. Она разлюбила.

По себе знаю. Это внезапно случается. Просто понимаешь, что уже не любишь. И хорошо, если вместо любви ненависть не пришла. А бывает раз, и человека уже не любишь, а люто ненавидишь. Или даже презираешь. Как будто тумблер переключили с плюса на минус…

День прошел без новостей. Казалось, вот оно решение. Еще маленько и вычислю убийцу. Стало скучно. Решила пойти и посмотреть, что у меня на почте. Может что-то Макс прислал…

Прислал он мне новую загадку. Пистолет, который я обнаружила, засветился в убийстве двадцать лет назад. Значит, эта история двадцать лет тянется? Как долго мог убийца злость копить? Месть – это блюдо, которое подают холодным. Двадцать лет назад пистолет стрелял и еще как: на нем пять трупов. И не абы кого положили с этого ствола, а московского авторитета с подельниками. Где теперь брать информацию?

– Никита, представь, пистолет стрелял…

– Открою, Иришка, тебе великий секрет. Пистолеты делают для того, чтобы стрелять. Не орехи же ими колоть…

– Найденный мной пистолет стрелял. Из него людей убили.

– Когда? – заинтересовался Никита.

– Двадцать лет назад.

– И кого из него замочили?

– Авторитета одного с его шестерками.

– Менты, конечно, никого не нашли?

– Никого.

– Ничего не меняется.

– Слушай, Никита. А мне вот интересно. Чисто лингвистически. У нас же один умник переименовал милицию в полицию. Так?

– Ну так.

– А почему все называют ментов ментами? Они же теперь должны быть понты! Или я что-то не понимаю?

– Люди по привычке называют. Помнят, что была приличная милиция. Как сатирик говорил. Милые лица. А теперь что? Поганые лица?

– А когда-то в России была жандармерия.

– Постоянно переименовывают бедолаг. Когда им просто работать дадут? То объединяют службы, то разъединяют, то укомплектовывают, то упраздняют. Реформаторы сраные. Тьфу, блин, чертовы. Кто-то наверное, на реформе неплохие бабки поднял. И на переименовании, и вообще…

– Не переименовывать надо было, а чистку проводить. И часто менять начальников. А то набрали управленцев, вот и мучаются граждане. И сами дела расследуют…

– Ты знаешь, Иришка. Мне ментов жалко. Они бы и рады расследовать, но у них такой завал. Слишком много преступников на душу населения…

– Согласна. Люди кинулись обогащаться любыми способами. И честь, и совесть где-то потеряли. И украсть рады у любого, и убить готовы ради денег. Откуда такая жажда наживы? Распоясались…

– Слишком долго народ