Ольга Степнова - Леди не по зубам
– Не может быть! – ахнул Троцкий.
– Может. Уж не брали бы вы, Владимир Ильич, на работу людей по звонкам нужных людей из автосервиса! – тяжело вздохнула Беда.
– А я что… Я и не брал. Она сама пришла! – Судя по тени, Троцкий начал отползать от стола к окну. – Слушайте, а меня не посадят, а? Я ведь ничего такого не делал!
– Да не посадят вас, – успокоила его Элка. – Вас просто грохнут когда-нибудь и дело с концом. Так вот, по какой-то причине, Лаптевой после зоны захотелось поиграть в добропорядочную учительницу. Зачем, Викторина?!
– Налейте мне водки, – попросила вдруг Лаптева, и дед с готовностью набулькал ей полный стакан, сдобрив своё действие тостом: «За мёртвых соседей и недосидевших учителей!» Длинным глотком опустошив стакан почти целиком, Лаптева вдруг весело рассмеялась.
– Вы лохи! – сказала она. – Тупые, честные лохи. Меня всегда удивляло, как взрослые люди могут быть такими наивными. Даже ты, писательница – тупая лохушка. Вам меня никогда не понять, но почему-то так хочется всё рассказать вам! Так хочется… Чтобы вы знали, что жизнь – это не только гуманитарная миссия, а люди – не пешки, которые эту миссию обязаны выполнять. Так вот, слушайте! Слушайте мою сказочку и учитесь.
Я познакомилась с Мариком в ночном клубе. Потом стала ходить к нему в тренажёрный зал, который находится в подвале вашей школы. Марик был отличный тренер и просто сумасшедший мужик. Я влюбилась в него, как кошка. Такого со мной в жизни ещё не случалось! То, что он оказался ещё и правой рукой самого Борисова, меня только ещё больше заводило. Мы встречались с Марселем на тренировках, вместе ходили в клубы, играли в бильярд, но между нами так ничего и не происходило. Я была для него просто подружкой на вечер. Как я не старалась перевести отношения в более серьёзное и интимное русло, у меня ничего не получалось. И тогда по протекции своего дядьки, я устроилась в школу. Просто так, чтобы чаще видеть своего Марика, быть поближе к нему. В школе я не могла ходить в своей обычной одежде – джинсах, топиках, коротких юбках. Ради прикола накупила себе длинных юбок и белых блузок, линзы сменила на очки в толстой оправе, волосы стала заматывать в пучок – пусть все думают, что я чёрствая сухая училка, мымра и синий чулок! Меня это развлекало. Иногда я представляла, как кто-нибудь из родителей моих учеников, или коллеги-учителя вдруг узнают о моём прошлом… Или увидят меня в ночном клубе такой, какая я есть – накрашенной, в мини-юбке, на шпильках, с мужиками, от которых отбоя нет! Это состояние игры было просто потрясающим! И вот, наконец, в школе меня увидел Марик. Эффект был поразительным. Самое удивительно, что в униформе Чучундры он меня сразу узнал. И вдруг признался, что его самой жгучей сексуальной фантазией всегда была именно такая училка – в очочках, с пучком на голове и белым воротничком под горло. У нас начался безумный, страстный, сумасшедший роман. Мы встречались исключительно в школе, в пустующих классах, мы занимались любовью на исписанных партах, и нужно было, чтобы пальцы у меня были непременно испачканы мелом, а под скромной одеждой было надето дорогое кружевное бельё и чулки на широких резинках.
Меня стала немного пугать такая страсть Марика к учительским причиндалам. Я даже стала находить его извращенцем. Мне уже надоело таскать длинные юбки, но как только я красилась и надевала джинсы, он терял ко мне интерес. В общем, любовь моя – сладкая, страстная, извращённая, – не таяла, а набирала с каждым днём обороты под коридорный шум перемены, с риском быть застуканной у доски голой, с указкой в руках, в чёрных чулках, перепачканных мелом. Но я стала уже привыкать. Мне и самой уже не хотелось ничего иного, как быстрого секса с бандитом на школьных партах.
В этом был шик, тайна, блеск и порок. Это было притягательно и необыкновенно. Я сходила с ума по Марику.
Так продолжалось до летних каникул. Он вдруг сам заговорил о женитьбе, а я даже не знала, как к этому отнестись. Вдруг он потеряет ко мне интерес, если мы начнём жить вместе? Вдруг пропадёт эта преступная, урывками ухваченная на переменах любовь?!
Когда я сказала ему, что отказалась ехать на Алтай с гуманитарным автобусом, он вдруг бросился уговаривать меня, чтобы я поехала. Ради него я согласилась, хотя совсем не понимала, зачем это нужно. Марик мялся, уходил от ответов на мои расспросы, и тогда я поняла, что это связано с его работой. С его основной работой, а не тренерской ерундой, которой он занимался по вечерам. Короче, конечно, я согласилась. Мне было лестно думать, что я могу быть полезна такой группировке, как борисовская. Мне было лестно думать, что я «работаю» вместе с Мариком, на Марика и для Марика.
Сначала я просто должна была каждые полчаса звонить ему на мобильный и говорить, на каком участке пути мы находимся. Потом он поручил мне перерыть весь автобус и найти какие-то капсулы. Я сделала всё, что могла, обследовала все закуточки, когда меня никто не видел, но никаких капсул не нашла! Потом он сказал, чтоб я не парилась, что капсулы должен найти и подменить сам директор школы. Ещё он сказал, что когда всё закончится, и я вернусь, мы с ним поженимся и уедем в свадебное путешествие на Мальдивы. А скажи, писательница, с чего ты взяла, что я убила Оскара Васильевича и Марию Ивановну? Ведь я не могла этого сделать! Я была у всех на виду, когда произошли эти убийства!
– Шеф, – обратилась Элка к Троцкому, переметнув луч фонаря на него. – Помнишь, ты рассказывал, что когда в Тайменке полез в автобус, чтобы подменить капсулы, до тебя докопался какой-то деревенский алкаш?
– Ну да, – шумно сглотнув, ответил Ильич. – Я ему ещё сотню сунул, чтобы он заткнулся и не орал. Этот идиот решил громогласно выяснить, что я делаю в гуманитарном автобусе. Вопил на всю округу, я еле его деньгами заткнул.
– Скажи, мужичок был маленький, в коричневом пиджачке и в розовой рубашке?
– Ну да, клоун такой. Я и подумал из-за этой нелепой рубашки, что он алкаш. А откуда ты знаешь…
– Это был директор интерната Оскар Васильевич Сикорук. Он взял у тебя деньги, чтобы усыпить твою бдительность, а сам побежал в интернат докладывать Глебу, что кто-то чужой рыскает по автобусу. Но по дороге ему попалась Лаптева. Так, Викторина?! Оскар не удержался и, скорее всего, быстро, на ходу рассказал тебе, что бежит докладывать Глебу о воре, который среди белого дня забрался в автобус. Ты поняла, что планы Марика по подмене капсул могут нарушиться, и… – Элка опять упёрла луч света Викторине в лицо.
– Да! – захохотала Лаптева, допив из стакана водку. – Да, да!! Я встретила этого Тузика сначала возле учительской, потом бежала за ним до туалета на втором этаже и уговаривала его, чтобы он шёл в зрительный зал, а не бежал за кулисы к Глебу. Я убеждала этого придурка, что сама всё расскажу Глебу Сергеевичу, но он упёрся как баран: «Ваш автобус грабят! Я не рискнул сам бороться с грабителем, но обязан лично сообщить об этом вашему директору!» Я не смогла его убедить не лезть со своим доносом к Сазонову! Я хотела, чтобы у Марика всё получилось, чтобы эти капсулы скорей подменили, чтобы это дурацкое путешествие, наконец, закончилось и мы скорее поехали на Мальдивы!!
Я смотрел на разгорячённое лицо Викторины, на красные пятна у неё на щеках, и вдруг подумал, что у преступников не зря случаются такие приступы откровенности. Наверное, это очень трудно – носить в себе тяжкий грех загубленной тобой жизни, и хочется рассказать об этом не как о преступлении, а как о своей избранности, своих исключительных способностях, о том, что это не всем подвластно и не каждому позволительно. Наверное, во время рассказа, у таких людей рождается бравада и чувство гордости за себя.
– Я до последнего уговаривала этого Оскара, что сама расскажу Сазонову о происшествии, но он упёрся и твердил: «Я сам, я сам, это мой интернат, и я за всё здесь в ответе!» У меня не было выхода. Я вдруг подумала: а как бы отнёсся Марик, узнай, что его любимая скромняга-учительница стала убийцей?! – Викторина захохотала, закинув голову, и луч от мобильника осветил всю глубину её глотки вплоть до розовых гланд. – Я решила убить Оскара Васильевича. Это было просто, ново и интересно. Пришлось только решать – как. Я бы ударила его по голове, но было нечем. Я бы застрелила его, но было не из чего!! Я бы заколола его шпилькой, которой крепила волосы, но это было бы долго, утомительно и ненадёжно. И тогда я, глядя этому дебилу прямо в глаза, сказала: «Оскар Васильевич, мне нужен ваш ремень. Немедленно и сейчас!» Вы не поверите! – в голосе Викторины послышались превосходство и торжество. – Вы не поверите, но этот придурок выдернул из штанов ремень и протянул его мне! Он даже не спросил, зачем мне это понадобилось!
– Он доверял тебе, – тихо сказала Элка. – Стопроцентно доверял, ведь ты приехала помогать его детям!
– Да, он такой же тупой и честный лох, как и вы, – вздохнула Лаптева. – Он даже не сопротивлялся, когда я накинула удавку ему на шею. Захрипел, посинел и сдох! Потом я зашла в туалет, вымыла руки и пошла за кулисы. Дети и учителя заходили в зал с другой стороны, поэтому Оскара никто не увидел. Если бы наш… бравый майор-математик не вывалился из операторской покурить, директора бы очень нескоро нашли.
