Иоанна Хмелевская - По ту сторону барьера

От пана Юркевича приехал посланец. Вот, пожалуйста, Роман все правильно угадал. Посланец не привез не только завещания, но даже и его чернового проекта, лишь информировал о новых осложнениях нотариального оформления.

Желая гарантировать сохранность имущества Зоей Яблонской и уберечь ее от распутника Янушека, пан Юркевич перебрал все кандидатуры порядочных людей, годных в опекуны, и ни одной не признал достойной. Вспомнил о моем упоминании о церкви и решил дождаться возвращения из Рима знакомого епископа, по словам поверенного — человека достойного. Церковь церковью, считает пан Юркевич, но должно быть и указано какое-то конкретное лицо, а этот епископ вроде подходит. Хотя мой нотариус и в нем сомневается и подумывает, не отписать ли мне наследство французским церковникам. Ох, боюсь, пан Юркевич с его дотошностью оставит мое состояние самому Папе римскому!

Очень рассердили меня все эти препятствия, разве можно медлить, когда вот и минувшей ночью меня могли запросто лишить жизни? И я в гневе села за стол, чтобы собственноручно обо всем этом информировать поверенного и настоятельно требовать скорейшего оформления документа. Даже взяла и сама написала завещание, в котором оставляла Зосе Яблонской сто тысяч, прислуге на всех пятьдесят тысяч, а все остальное, сколько бы там ни оказалось, по подсчетам месье Дэсплена и пана Юркевича — на костел отписала, исполнителем же назначала Кароля Борковского, мужа Эвелины. Как-то внезапно он пришел в голову, раньше я о нем не думала. Очень надеюсь, с гулякой Янушеком Бужицким не подружится.

Написав собственноручно это завещание, я призвала подписаться в качестве свидетелей своего управителя Лешека Дронжкевича и случайно завернувшего к нам со свежим мясом торговца Шмуля, которого издавна знала как очень честного человека, к тому же рассудительного и оборотистого, не случайно же сделала его своим арендатором.

Изумленные тем, что барыня в столь поздний час призывает их подняться к ней в кабинет, оба свидетеля явились незамедлительно и, услышав, что я все имущество оставляю на костел, подписали без лишних расспросов, хотя и посматривали на меня как-то странно. Последнее обстоятельство ни в чем не уменьшало законной силы завещания, и я, призвав посланца нотариуса, вручила ему вместе с письмами и этот документ, велев отправляться немедленно в путь, хотя уже и смеркалось. Плевать мне, что посланец разбудит пана Юркевича, не будет в другой раз так медлить.

Мои обгоревшие покои прислуга целый день приводила в порядок, так что на ночь я могла вернуться к себе. Тут уже пахло не гарью, а лавандой, воском и моими духами. Вместо обгоревшей кровати принесли бывшее мое супружеское ложе из мужниных покоев, да я утешала себя — недолго мне на нем спать. А супружеское ложе для себя уж я оборудую по-своему, постараюсь, чтобы похоже было на матрасы XX века, без углублений и возвышенностей.

Ах, как мне будет не хватать современной ванны, то есть ванны будущего...

* * *

Наконец хоть одна ночь прошла спокойно, без всяких нежелательных сенсаций. Теперь днем предстояла встреча с Арманом.

Моим свидетелям, Дронжкевичу и Шмулю, я не запретила рассказывать о том, зачем их вызывала к себе, и очень надеюсь, весть о завещанном мною церкви состоянии разойдется по округе. Во всяком случае, Арман-то непременно вытянет из Шмуля все, что надо.

На этот раз при моей встрече в лесу с Гастоном присутствовал и Роман, хотя маячил лишь в отдалении. Он явно больше верил Шмулю и всерьез взялся меня охранять, как я его ни убеждала, что, узнав о моем наследнике и сочтя его учреждением солидным, Арман до поры до времени перестанет покушаться на мою жизнь, ну хотя бы до тех пор, пока я не напишу нового завещания. Арман, по словам моего верного слуги, слишком опасен, а вчера он разыскивал меня в лесу и, к счастью, заблудился в просеках. Да, он не так хорошо знал лес, как я.

Зато заловил меня дома. Гастона ко второму завтраку я не пригласила, поскольку договорилась о встрече с Эвелиной, а потом меня ожидало совещание со специалистами-водопроводчиками.

Завтракать мы сели с Эвелиной вдвоем, но тут-то Арман и заявился. Увидев его, Эвелина вопросительно глянула на меня. Я лишь смогла скривиться и отрицательно покачать головой, как Арман уже нахально усаживался за наш стол, громогласно заявляя о своем аппетите. Хорошо, что тут же подъехал и барон Вонсович, якобы возвращаясь с какой-то охоты. Не выдержал, бедняга, ну да оно и к лучшему вышло. К тому же привез мне в подарок дикую утку. Боюсь, он был удивлен тому, как радостно его приняли, не подозревая, что нужен мне был лишь для того, чтобы после завтрака оставить его вдвоем с Арманом — ведь это так естественно предоставить мужчинам возможность поговорить об охоте! Я же с подругой уединилась в будуаре.

Эвелину потрясли услышанные от меня сенсации, ведь здесь никто и не знал об убийстве Луизы Лера.

— Надо же, в собственной квартире убита! — восклицала Эвелина, удивляясь немного, что я решила ей поведать столь жуткую тайну. В обществе вообще было не принято говорить о таких шокирующих вещах, как связь моего прадеда с экономкой. Она не знала, что главное еще впереди. — Теперь понятно, почему она не доставила тебе никаких неприятностей, ведь этого можно было ожидать.

— Зато неприятности, причем в неограниченном количестве, доставляет другой субъект. Тот, что сейчас в салоне с паном Вонсовичем обсуждает утиную охоту. И признаюсь тебе, я просто не знаю, как от него избавиться.

Эвелина по привычке собралась было изображать удивление, но вдруг махнула рукой на приличия и горячо заговорила:

— Я и сама заметила, что не нравятся тебе его ухаживания, а такой очень даже способен скомпрометировать женщину. И кажется, он тоже претендовал на наследство после твоего прадедушки?

— Он и сейчас претендует.

— По всему видно — старается получить твою руку. И я сама хотела предупредить тебя, дорогая, что уже пошли разговоры. А когда ты пригласила меня нынче на завтрак, я ехала в большом беспокойстве — боялась: ты хочешь сообщить мне о скором обручении...

— Да, но не с ним же! — вырвалось у меня. У Эвелины ушки на макушке, а соображать она умеет.

— О! Уж не с паном ли де Монпесаком?

Мне уже было нечего терять, и я лихо перла напролом.

— Почему бы и нет?

Эвелина смутилась.

— Но... моя дорогая... я не любительница сплетен, но, боюсь, мой долг тебя предупредить. Говорят, у него определенные... интимные... обязательства перед мадемуазель Русийон... и он с нею обручен...

— Кто это сказал? — гневно вскричала я. — Ты слышала об этом, будучи в Париже? Я, например, ничего там не слышала.

У Эвелины сразу изменилось выражение лица, она словно что-то с себя стряхнула и задумалась.

— А знаешь... в Париже мне тоже никто о таком не говорил.

— А ты с ним во Франции встречалась? Знаешь его давно?

— Ну, еще бы, с детства, мы дружили семьями и часто встречались. Потом все реже, но в Париже я ничего такого о нем не слыхала. Только здесь, в наших краях, все об этом и говорят. Пани Порайская нацелилась было на него, надеясь пристроить одну из своих «крошек», да потом жаловалась — ах, в наше время никому верить нельзя.

— Ну и не верила бы, — холодно отозвалась я. — Уверена, все эти сплетни о молодом графе здесь распускает господин Гийом. С определенной целью. Оговорить невинного человека — это для него такой пустяк! Ты не заметила, слухи поползли с моим приездом или он начал распускать их заранее?

— Это как-то совпало, — внимательно глядя на меня, рассеянно сказала Эвелина, думая о другом. Да, она не глупа, моя Эвелина, и выводы из наблюдений делать умеет.

— Что на пана Монпесака ты произвела впечатление с первой же встречи, это бы и слепой заметил, — заговорила она задумчиво. — У него и в самом деле было для тебя сообщение? Хотя, зачем об этом спрашивать, достаточно уже одной информации о смерти Луизы Лера. А может, и не только об этом сообщил?

— Да, не только это. Месье Дэсплен не хотел, чтобы пошли сплетни о моем прадеде, царство ему небесное, вот и попросил молодого графа кое-что сообщить мне устно, при встрече. Зачем порочить память покойного?

Эвелине не надо было растолковывать, чем именно порочить память моего покойного прадеда. Хватило упоминания о Луизе Лера...

Эвелина принялась рассуждать вслух:

— Значит, граф приехал действительно с важным сообщением, тут без обмана. В Париже о нем все как наилучшего мнения, репутация у него там безупречная. Мог, конечно, скрывать... и раз я своими глазами видела его на Елисейских полях у коляски мадемуазель де Русийон, но всего один раз, честно говоря.

— Это еще ни о чем не говорит.

— Возможно. А вот пана Гийома я совсем не знаю. О нем больше может рассказать пани Танская.

— Вот и держался бы за нее! — раздраженно заметила я. — Зачем ко мне приставать?