Дороти Кэннелл - Ой, мамочки
И вот, запыхавшись, я очутилась рядом с ним.
— Ты был великолепен. — Я зачарованно посмотрела ему в глаза.
Бен приложил палец к губам, однако в пределах слышимости находилась только пальма в горшке.
— Зря ты отказался. — Я вцепилась в его руку, и тотчас боль в спине, растяжение шейной мышцы и тот факт, что я даже не начала укладывать вещи, — все это отошло на дальний план. — Ты расстался со своей мечтой стать Кулинаром, так как понял, что Марджори это нужно больше, чем тебе.
Он отвел взгляд и поправил галстук.
— Ну, ей же не предстоит стать отцом.
— Ты поступил так великодушно!
— Да бросьте вы, мисс Элли! — тоненьким голоском отозвался любимый.
Мне захотелось увести его из этой комнаты наверх, в наш будуар с серебристыми обоями. Рассказать ему, что малыш зашевелился и что я отправила письмо Теоле Фейт. Хотелось развязать ему галстук, расстегнуть рубашку и вручить медаль моей любви. Но это будет смахивать на бегство. Впрочем, мне и в самом деле хотелось удрать отсюда как можно дальше. Я чувствовала себя пленницей тишины и грядущих событий.
* * *— Что происходит?
Бен увлек меня за собой, поближе к остальной компании, сгрудившейся у окна. Взгромоздившись коленями на сиденье в оконной нише, Бинго комментировал происходящее; Пипс и Джеффриз с такой силой вцепились в гардины, будто изготовились взобраться по ним наверх.
— Не знаю! — ответила я, как вдруг ощутила наплыв тошнотворных воспоминаний. Эти световые блики и тени людей, которые я заметила еще в столовой…
Клочок острова, который мы видели сквозь приоткрытые гардины, кишмя кишел мужчинами и женщинами с фонарями в руках. Армада Грязного Ручья! Лица их под моросящим дождем тускло светились, напоминая лунные диски, а когда мы придвинулись к окну, люди начали скандировать. Некоторые из криков относило ветром, но остальные достигали цели, жаля наши уши.
— Гряз-ные хи-ппи! Мра-ко-бе-сы!
Эрнестина пыталась оттащить Бинго от окна, как вдруг раздался особенно громкий вопль:
— Колдуны!
Боже милостивый! И я еще остерегалась ехать в Салем, штат Массачусетс, этот рассадник борьбы с ведьмами!
Валисия Икс вцепилась в рукав Бена, и я не озлилась на нее за эту вольность. Мисс Задсон выглядела так, будто изготовилась упасть в объятия Пипса, — или все наоборот? Неважно. Тут Валисия высказала очень дельную мысль:
— Полагаю, нам следует проверить, все ли двери и окна заперты.
— Правильно! — воскликнули мы в унисон, разошлись на несколько дюймов, но затем снова сбились в кучку, пытаясь побороть стремление ринуться всем скопом к одной и той же двери, бросив прочие на милость врагу.
— Я займусь парадным входом! — Бен был уже на середине коридора. Но слишком поздно, слишком поздно! Раздался оглушительный треск дерева и топот десятков ног по кафелю. Бряцанье доспехов, звон мечей… Ну ладно, ладно, это ведь не армия Кромвеля вторглась в Менден-холл? Однако воображение порой создает даже звуковые эффекты.
Дверь в Красную комнату со стуком распахнулась. Чья-то рука отбросила Бена к столу. Тот опрокинулся, и в итоге Вен приземлился на скамеечку для ног. Толпа хлынула вперед; комната грозила треснуть по швам. Сперва у толпы было только одно лицо, но затем она начала распадаться, подобно кускам торта, и я увидела знакомых. Продавщица из магазина одежды, «прабабушка» и Барбара из парикмахерской, симпатичные близняшки, несколько человек из кегельбана: несказанно красивый юноша, мужчина в клетчатой рубашке. В толпе я заметила Лаверну и великаншу-людоедку — Джимми из бара. Но при виде предводителя толпы по спине моей пополз непрошеный холодок. Пастор Диетеологов! Преподобный Енох. В комнате словно сгустилась тьма.
— Как мило, что вы нас навестили! — проплыл над морем голов голос Валисии. Я понадеялась, что если я ее не вижу, не увидят и остальные. Священник, к примеру, запросто мог воспринять ее красоту как личные нападки на его религиозные убеждения.
— Молчи, женщина!
— Да-да, это он.
— Нет уж, минуточку! — А это Бен.
— Отдайте нам эту злодейку! — пискнул тоненький голосок.
На что более низкий отозвался:
— Заткнись!
— Грязный Ручей никогда нельзя было назвать безгрешным, — завел преподобный, — но, слава Господу нашему, никаких таких Кулинаров здесь отродясь не водилось. Но с вашим приходом Зло расправило крылья и выпустило свои когти. Среди нас есть молодая жена, которая сбилась с пути праведного, обратившись к пластическому хирургу. Молимся ли мы, чтобы ее настигла справедливая кара? — Многозначительная пауза. — На все воля Божья. Ведь не по замыслу Всевышнего муж ее поддался на козни распутницы в сберегательном банке Грязного Ручья. И Зло это последовало за вторжением Кулинаров в этот проклятый дом. Даже моя собственная жена попрала святость нашего супружеского ложа. На наших глазах в кегельбане происходила развратная пирушка, на которую заявилась женщина, член этого грязного сообщества, а когда к ней обратились, она ответила на чужом языке. Мы слышали о колдунье, которая занимается привораживанием…
Откуда-то сбоку донесся визг. Не иначе как Марджори Задсон.
— И каков же апогей всего этого безобразия? — Голос преподобного возвысился. — Убийство!
— Заткнись, мордатый! — Послышался шлепок, будто кто-то стукнул преподобие мешком по башке. Голос продолжал: — Кто тебя вообще звал в начальники? Я ведь вышибла тебя за борт, но нет, пришлепал пешком!
Кто-то крикнул:
— Молодец, Джимми!
Так, значит, это людоедка из бара… та самая женщина, которая приютила Теолу Фейт.
— Дайте-ка мне минутку, собрать слюну, — проворчала Джимми. — И уберите отсюда Еноха, пока Лаверна его не растерзала.
Я различила профиль Джимми, когда она пробиралась в первые ряды.
— Слушайте сюда, вы, лентяи кулинары! Перед вами союз матерей Грязного Ручья вместе с сочувствующими. Прежде чем спустить лодки на воду, мы смотались в контору шерифа Тома и выпустили на свободу Теолу Фейт. Станет ли женщина, которая выросла в наших краях, играла с нами в мяч и сплетничала вечерами, так вот, скажите мне, станет ли она убивать свою дочь? Черта с два мы поверим в ее виновность, когда рядышком тусуетесь вы. Так что…
— Ладно, тише вы там! — Голос прорезал комнату, разогнав шайку линчевателей, будто стайку голубей. Тотчас образовалась дорожка до самой двери, где и стоял шериф Том Догерти собственной персоной, с пушкой наготове. — Похоже, я не заслужил приглашения на эту вечеринку!
— Временами, — Лаверна отважно выступила вперед, — нам приходится напоминать себе, что закон — хороший слуга, но плохой хозяин.
Тощий человечек в очках выхватил из-за уха карандаш, а из кармана — блокнот и проверещал:
— Рон Хорбетт, издание "Поговорки два раза в неделю". Могу я процитировать вас, мэм?
— Процитируйте лучше меня, — мрачно буркнул шериф Догерти. — Так вот, я арестую любого, кто сейчас же не сядет и не заткнется. Я тут привел с собой кое-кого, кому не терпится вас повидать.
— Кого? — Возглас этот едва не застрял в толчее рук, ног и носов, ибо люди пытались исполнить приказ шерифа.
Возможно, публика всего лишь пыталась выиграть время, но внезапно комната превратилась в сидячую забастовку. Наша Кулинарная группа заняла коврик перед камином, будто это была неприкосновенная территория. Бен обвил меня рукой. Шериф Том отступил в сторону — и вошла она.
Мэри Фейт! И выглядит, словно секретарша, готовая застрочить в блокноте под диктовку шефа. Каштановые волосы, коричневый костюм, очки на носу. И совсем не похожа на призрак, явившийся из речной пучины.
— Что за надувательство! — взревела толпа.
— Боже мой, — прошептал Бен, — так она все подстроила! Инсценировала собственную гибель, чтобы обвинить мать… Неужели писатели готовы на все, лишь бы продать свою книжонку?
— Здравствуйте, дорогие мои! — На устах ее расцвела озорная улыбка, но голос… Он не подходил Мэри… как и каштановые волосы-сосульки. Но что это… Внезапно она стащила с головы волосья, обнажив… короткие платиновые локоны. Затем пришел черед очков, коричневого жакета и юбки, которая была отброшена в сторону с непередаваемым изяществом. Ну прямо повторение на «бис» стриптиза в баре Джимми.
Теола Фейт…
Внезапно я все поняла.
Шериф Том придвинул ей табуретку, и Теола грациозно опустилась на нее.
— Дорогие, знаю, что все вы считаете меня страшной злюкой, и мне бы искренне хотелось признаться, что я терзаюсь угрызениями совести, но, к несчастью, это не так. Есть ли больший соблазн для актрисы, нежели создать персонаж, в реальность которого поверят все — издатели, пресса, поклонники? По сути, даже два персонажа, потому что Теолы-матери на свете не существует. Признаться, я никогда не хотела ею стать, в отличие от многих женщин, но самое странное то, что… — она посмотрела прямо на меня, — постепенно я ее полюбила… Мы с Мэри обнаружили, что убить единственного ребенка, которого у меня никогда не было, гораздо труднее, чем я предполагала.
