Елена Логунова - Конкурс киллеров
— Да нет же, отличный август получился, — я успокаивающе улыбнулась мужу и наконец поднесла к губам согревшуюся рюмку. — Замечательный! Просто песня!
— Страусиная песня! — с явным намеком сказал Серый.
И теперь уже я закашлялась, подавившись «Камю»!
Коньяк нещадно пек мне глотку, в горле пугающе клокотало, я хрипела, как висельник, и мучительно кашляла, а встревоженные родные и близкие в шесть рук чувствительно лупили меня по спине, рискуя забить до смерти.
И только одна мысль пинг-понговым шариком металась в моей голове: клянусь, за последнюю пару недель я никогда еще не была так близка к насильственной смерти!
Тихо-мирно прошла неделя, и жизнь вернулась в привычное русло.
Прилетел из Сочи загорелый до черноты и изрядно похудевший Моржик. Увидев его, Ирка всплеснула руками и помчалась в кухню готовить особо плотный завтрак, а потом без перерыва обед, полдник и ужин. В результате уже через пару дней щеки Иркиного супруга привычно округлились и подруга смогла вздохнуть спокойно.
Киевская бабушка привезла нам Масяньца, и вечера в семейном кругу стали намного интереснее.
Настоящую сотню баксов из пачки Семиных фальшивок я отдала автовладельцу Мише как компенсацию за невольно нанесенный ему ущерб. Новый балкон пришлось сооружать за свой счет, впрочем, это давно пора было сделать.
Жуткая теща Семена по собственной инициативе напилась холодного компота и на радость ближним ужасно охрипла. Доктор, к которому сводили противную бабу заботливые дети, диагностировал сильный фарингит, имеющий тенденцию стать хроническим, и строго-настрого запретил мегере сколько-нибудь повышать голос. Теперь она разговаривает шепотом, и родным и близким монстрихи, похоже, заметно полегчало, потому что Сема перестал дежурить по трое суток кряду и проводит дома больше времени.
Чудесная эйхорния благополучно очистила загаженный фекальными водами рисовый чек и перекочевала в бассейн при личной сауне капитана Васятки. Он надеется, что экзотическое растение благополучно перезимует в тепличных условиях и по весне вновь будет готово стать санитаром водоемов — мало ли, вдруг опять понадобится?!
Разобравшись с детективной историей, я закрыла «липовый» больничный и вышла на работу, где первым делом попала в объятия главного редактора — как всегда, чрезвычайно взволнованного.
— Леночка, помоги! — завопил Дмитрий Палыч с энтузиазмом утопающего, завидевшего спасательную шлюпку.
— Ну, что у нас плохого? — добродушно поинтересовалась я, усаживаясь на диван под кондиционером, для чего пришлось растолкать развалившихся на сиденье Макса и Стаса.
— Полегче, оккупантка! — не открывая глаз, беззлобно проворчал потревоженный Макс.
— От оккупанта слышу, — отбрила я, разбрасывая руки по спинке дивана.
— Куда ты села?! — отчаянно завопил Дмитрий Палыч, правой рукой художественно взлохмачивая свою плешь.
Левой он попытался выдернуть меня с дивана, как дедка репку — с тем же успехом.
Я замерла.
— Там… — я показала глазами на диван под собой. — Там что, свежеокрашено? Или что-нибудь лежало? Скажем, кусочек тортика с кремом или дохлая мышка?
— Там лежал я, — скорбно подал голос из угла редакторской оператор Вадик. — Без крема и ничуть не дохлый, вполне живой, лежал себе и лежал, пока эти типы меня не согнали…
— Вставайте немедленно! — широким взмахом руки объединив нас с Вадиком, закричал главный редактор. — Вы тут сидите, а у меня вечерний выпуск горит синим пламенем!
— Потушим, — хладнокровно произнес зевающий Вадик, неторопливо выбираясь из кресла.
— У меня дыра в блоке городских новостей, — немного спокойнее сообщил Дмитрий Палыч.
— Залатаем, — отозвалась я.
И спросила у народа:
— Есть какие-нибудь предложения?
— На Белогвардейской открывается новое кафе, муниципальное заведение, заявленное как кубанское бистро. Называется «Пицца-хатка», — по-прежнему не разлепляя ресниц, сообщил всезнающий Макс. — Пойдет?
— Именно что пойдет, а не поедет, — смущенно произнес Дмитрий Палыч. — Ленусечка, прости, солнышко, но наша машина опять в ремонте!
Вадик издал протяжный слоновий вздох:
— На трамвае! В такую жару!!
— Ну, надо так надо, — проявляя высокую гражданскую сознательность, сказала я.
Встала с дивана и, не удержавшись, с сожалением покосилась на веющий живительной прохладой кондиционер.
— Хорошо хоть час пик миновал, — уже на улице произнес потеющий Вадик, обвешанный операторским снаряжением: камера в кофре, штатив в чехле, запасные аккумуляторы в подсумнике.
— Угу, — согласилась я, зорко всматриваясь в приближающийся трамвай. — Это «двойка», нам годится! Давай зайдем с задней площадки, там попрохладнее будет…
Мы погрузились в пыщущее жаром нутро металлического вагона, и я сразу почувствовала себя Иванушкой, оказавшимся в печи Бабы Яги. Поэтому на резкий поворот вагона, едва не сваливший меня с ног, машинально отреагировала цитатой из сказки:
— Покатаюся-поваляюся, Ивашкиного мяса поевши!
— Лена! — странным голосом позвал меня Вадик, которого вираж трамвая отнес к последнему в ряду пассажирскому сиденью.
— Что случилось? — перебирая руками поручень над головой, я приблизилась. — О боже! Что, опять?!
Мы с Вадиком переглянулись — в равной мере ошарашенно и возмущенно: нет, вы только представьте, какое свинство! В последнем кресле, покачиваясь в такт судорогам вагона, горбилось тело, судя по «вороньему гнезду» на голове — женское, судя по всему остальному — мертвое: неподвижное, с безвольно упавшей рукой, испачканной кровью. Пугающая красная дорожка тянулась откуда-то от груди, прикрытой каменно сжатым ковшиком второй рукой.
Ничего себе! Это что же получается, мы с Вадиком снова нашли труп?! Опять зарезанный, опять в трамвае, можно сказать, на том же месте, в тот же час! Всей-то разницы, что предыдущий покойник был мужского пола!
Стараясь не дышать, я заглянула в лицо убитой.
— Чертовщина какая-то! Мне отчего-то знакомо это лицо!
— Еще бы, — зловеще прошептал мне на ухо Вадик. — Это же кондукторша из вагона с нашим предыдущим жмуриком! Я их обоих запомнил на всю жизнь! С ума сойти!
Вот это да! Я ахнула и почувствовала, что мне становится холодно: по спине прошел озноб. Кондукторшу замочили способом, аналогичным тому, которым переправили в мир иной несчастного Усова. Разве бывают такие случайности? Не верю! Похоже, тетку устранили, как свидетеля. Но кто?!
Мне стало страшно от одной мысли, что неизвестный мне член банды Косорылко бегает на свободе, проворно орудуя заточкой. А я-то расслабилась, успокоилась, выписала из Киева мужа и сына! А менты уверены, что они повязали всех участников криминального марлезонского балета!
— Ничего не трогай, — предупредила я Вадика, и без того явно не намеренного прикасаться к трупу.
Сама же наклонилась, внимательно осматривая тело, а потом осторожно взяла за запястье упавшую руку.
И едва не заорала, когда эта рука дернулась, вырываясь!
— Она живая! — радостно ахнул Вадик.
— Зато я чуть не умерла со страху!
— Где я? — открывая глаза, безадресно спросила тетка с «вороньим гнездом».
— Кто я? — с готовностью подсказал ей следующую реплику мигом повеселевший Вадик.
— Тьфу ты, пропасть, — с чувством произнесла тетка, распрямляясь и оглядывая пейзаж за окном движущегося вагона. — Опять проморгала свою остановку!
Она с отвращением посмотрела на зажатый в руке надкусанный хот-дог, кетчуп из которого измазал ей пальцы и платье.
— Ну что ты будешь делать? — вытаскивая из кармана необъятных размеров носовой платок, пожаловалась мне баба. — Как сяду в транспорт — напрочь забываю, что из него нужно выходить! Профессиональная болезнь кондуктора! Сижу себе, считаю, сколько пассажиров вошло, иногда даже порываюсь билеты проверять! А то, еще хуже, как сегодня, залезу после смены в вагон, отключусь — и катаюсь до посинения!
— Вот-вот, мы как раз подумали, что вы посинели! — весело хохотнул Вадик, подхватывая с пола свой операторский скарб. — Ленка, ты что, тоже уснула? Или померла? Это же Белогвардейская! Мы приехали, нам тут выходить!
— Уснешь с вами! — Я неприязненно оглянулась на сильно напугавшую меня кондукторшу и следом за оператором вышла из трамвая. — Вечным сном!
Но не прошли мы и нескольких метров, как Вадик оглянулся и с любопытством спросил:
— Слушай, а зачем ты ее разглядывала и щупала? Я имею в виду, когда думала, что она — труп?
— Сама не знаю. Наверное, у меня профессиональная болезнь искателя приключений — во все совать свой нос, — проворчала я. — Отойди и не приближайся, это страшно заразно!
— И абсолютно неизлечимо, — сочувственно посмотрев на меня, вполголоса заметил Вадик.
