Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!
— Слушай, Лид... В тот день, когда ты разбилась, ты ехала на встречу с ним?
Она живо кивнула и рассказала, что из аэропорта они уехали вместе. По дороге болтали, и Максим попросил позвонить, если я дам о себе знать. Но я не проявлялась, и Лидка позвонила Тигрину сама. Тот сказал, что с удовольствием расскажет, что знает, но в данную минуту он чрезвычайно занят, и предложил встретиться на следующий день в парке у павильона. В тот день шел сильный дождь. Утром Лидке позвонили с почты и сказали, что на ее имя пришел перевод. Она зашла за ним перед встречей, но на почте подругу уверили, что никакого перевода не было и никто ей не звонил. Идти к парку от почты и в самом деле гораздо ближе через гаражи, вот почему она там и оказалась. Последнее, что она помнила, — звук шагов за спиной, когда вступила на лестницу...
— Так ты ничего больше не видела?
Она покачала головой. И Максим, и Лидка рассказывали одно и то же. За маленьким исключением: каждый говорил, что встречу назначил другой. Имело ли это хоть какое-нибудь значение, я понятия не имела.
Выйдя из проходной на улицу, я направилась на остановку. Автобус подъехал сразу. Я села возле окошка, подперев голову рукой и размышляя об услышанном. Вскоре показалось, что я вижу подле автобуса одну и ту же машину — темно-синий «Фольксваген». Но не успела я об этом подумать, как тот прибавил газу и исчез из виду.
На остановке «Площадь Свободы» я вышла, огляделась и, перейдя проезжую часть, вышла на перпендикулярную улицу, в конце которой располагалось длинное высокое здание, которое почти полностью занимали офисы и магазины. Находился там, на первом этаже, и офис мужа. Напротив был разбит круглый сквер с фонтаном, где я и расположилась на скамеечке так, чтобы видеть всех входящих и выходящих.
Прошло полчаса. Я уже начала зевать, когда нужная дверь в очередной раз распахнулась и на пороге появился дородный молодой человек в черных очках. Именно его я и поджидала.
— Сергей! — окликнула я, торопливо соскакивая со скамеечки. — Здравствуйте!
Доценко удивленно оглянулся, заметил меня и, бьюсь об заклад, будь он чуть меньше габаритами, непременно попробовал бы удрать. Но комплекция бухгалтера не располагала к пробежкам, поэтому физиономия его приобрела скорбный оттенок, и он обреченно кивнул:
— Любовь Петровна! Рад вас видеть!
— Могли бы мы поговорить? — спросила я, подходя ближе.
В первый момент он замялся, но все же пересилил себя:
— Конечно...
Пройдя пару кварталов, мы зашли в небольшое летнее кафе. Доценко заказал коньяк, я предпочла кофе.
— Чем могу служить, Любовь Петровна? — любезно спросил мой спутник, однако подрагивание пальцев выдавало его нервозность.
— Я знаю, что вы дружили с Олегом, — осторожно начала я, опасаясь окончательно запугать собеседника. — И что он иногда делился с вами своими проблемами.
Чего он боялся в последнее время? И почему.все это произошло?
Лоб бухгалтера покрылся каплями пота. По счастью, в это время принесли заказ. Одним махом проглотив коньяк, Доценко вздохнул и попросил повторить. Мне следовало торопиться, и я решила облегчить ему задачу.
— Если вас останавливает моральная сторона вопроса, можете не беспокоиться: я знала, что у мужа другая женщина. И гораздо раньше, чем застала ее у себя дома. Впрочем, это был не первый его роман.
— Если вы ее хорошо знали, — хмыкнул Доценко, избегая смотреть мне в глаза, — тогда что вас удивляет?
— Я не говорила, что знаю ее. Я просто знала о ней. А вы хотите сказать, что их убили из-за романа? Но кто? Ведь муж Касаревской был уже мертв...
— То-то и оно! Был бы жив — вряд ли бы кто их тронул...
— Ничего не понимаю... — я даже потрясла головой.
— Ладно, слушайте. Эта Елена та еще штучка. Расписаны они с Мамоновым не были, хотя вместе жили довольно долго. Ну и, видать, достала она его хуже горькой редьки. Такому человеку, как Мамонов, от человека избавиться проблема не большая. Но тут, может, жалко стало, а может, еще чего, кто теперь знает! Но решил он ее... по-хорошему пристроить. А тут Олег, царствие ему небесное, подвернулся... Она баба с запросами, вот и решил Мамон, что он ей обязательно понравится, особенно если ухаживать начнет и все такое... Его ведь, что и говорить, ни одна баба мимо не пропускала, все телефоны в конторе, дуры, пообрывали...
— Подождите... Что значит «подвернулся»? Разве Олег работал на Мамонова?
Доценко весело фыркнул, употребил вторую порцию коньяка и тогда ответил:
— То, что он для его конкурентов в зале суда выиграл, им за его стенами сторицей аукнулось. Думаете, Мамонов свои проблемы у прокуроров решал? Да не смешите, Любовь Петровна!
— Вы имеете в виду, что Олег, — голос у меня дрогнул, — продавал информацию своих клиентов другой стороне?
Бухгалтер посмотрел снисходительно и вздохнул. Казалось, моя наивность его так забавляла, что он делался все разговорчивее. А может, дело было в коньяке.
— Послушайтесь, Любовь Петровна, доброго совета: не лезьте вы во все это! Какая теперь разница, что он делал? Ему сейчас один бог судья.
Доценко, естественно, разницы не было. Его ведь никто не подозревал в организации убийства!
— Как какая разница? Его ведь могли убить в отместку.
— Конечно, — безразлично пожал он плечами, встречая ласковым взглядом подходящую официантку. — За что же еще? Только были это люди самого Мамонова, я вам говорю! Елена была взбалмошной до безумия, мне Олег часто говорил. Так вот, как и рассчитывал Мамонов, втрескалась она в вашего мужа до полного бесчувствия. А тот их специально вместе сводил: то дарственную оформить, то проконсультироваться... Я лично думаю, Мамонов их все одно бы в живых не оставил. Так вроде перед людьми неудобно любовницу за так хлопнуть, а тут она ему с вражеским адвокатом изменяет. Совсем другое дело! Я Олегу сто раз говорил, да он поначалу меня не слушал, мол, у нас с Мамоном договор. А Елена начала жутко к вам ревновать, пришлось ему даже мобильный менять, чтобы вы не вовремя не позвонили. Потом стала требовать, чтобы он на развод подал, а он, дурак, прости господи, взял да брякнул, что Вы беременная. Мол, в таком положении он жену бросить не может. Так она специально поехала, чтоб на вас посмотреть!
— Что было, то было! — хмыкнула я.
— Тут Олег и рад бы с этой дурой развязаться, да куда там! Попал, как кур в ощип! С одной стороны, Мамон — ох не любил шуток дядя, а с другой Елена — та их просто не понимала!
— А как Олег на это согласился?
— Не за Христа ради, конечно. Поначалу он и сам запал на Елену. А что, она баба красивая... Дорогая игрушка. Но больно характер скверный!
— Мамонов ему заплатил? — Волосы у меня едва не зашевелились.
— Ну да. А на что он новый «Опель» купил?
— Господи... — пробормотала я, совсем уже чумея.
— Сначала, конечно, Елена Мамонова боялась. Конспирировалась и все такое. Потом осмелела — никто внимания вроде не обращал, вот она и решила, что самая умная. Даже к себе Олега притащила, пока хозяин был в отъезде. А охране было приказано ничего не замечать. Так у нее от безнаказанности крыша совсем съехала. А как шлепнули Мамона, она сдуру решила, что сможет все под себя подмять. Да кишка тонка оказалась... Думаю, ребята мозгами пораскинули и решили, что хозяин на ее совести. Только вы не думайте, — вдруг совсем другим тоном сказал Доценко, — Олег вас любил. Это странно, конечно, звучит на фоне всего, зато правда. Только никак отделаться от Елены не мог. И не хотел, чтоб вы узнали...
— А кто ему угрожал по телефону?
— Не знаю! — чересчур активно замотал головой бухгалтер.
Пока я переваривала сказанное Сергеем, он успел пропустить еще пару рюмочек горячительного напитка. Думаю, можно было бы еще много чего узнать у расслабившегося собеседника, но тут, словно нарочно, на глаза снова попался темно-синий «Фольксваген». Тот же? Он стоял довольно далеко, на другой стороне улицы.
— Сергей, вы не знаете, чей это «Фольксваген»? — спросила я, кивая головой в окно. — Мне кажется, он за мной следит...
Мои неосторожные слова возымели ошеломляющее действие. Вальяжную расслабленность бухгалтера как ветром сдуло.
— Официантка! — заорал он. — Счет!
Потом, не дожидаясь, вскочил, бросил деньги на стол и скороговоркой выпалил:
— Прошу прощения, Любовь Петровна, вынужден вас покинуть... Дела!
И вылетел на улицу. Остолбенев от удивления, я проводила взглядом взметнувшийся вслед за бухгалтером пыльный вихрь и повернулась к скверу. «Фольксвагена» и след простыл. Сильно сожалея, что не сумела узнать, чего же именно так боялся теперь сам Доценко, я расплатилась за кофе и вышла.
Возле своего подъезда я неожиданно столкнулась с Ферапонтовым. Выглядел он усталым, в потухших глазах не светился привычный голубой огонь.
— Добрый вечер, — глядя себе под ноги, кивнул Коля. — Любовь Петровна, я... приношу свои соболезнования... Извините, я не мог приехать.
