Карл Хайасен - Стриптиз
На похоронах Шитса Дилбек произнес необыкновенно изящную хвалебную речь, не раз вызывавшую и улыбку, и слезы у многочисленных присутствующих. Это эмоциональное выступление являлось еще более замечательным, если учесть, что его автору довелось встречаться с Уэйдом Шитсом всего дважды, причем оба раза тогда, когда сильно одряхлевший конгрессмен уже мало что соображал. Текст произнесенного Дилбеком панегирика (написанный шустрым молодым парнем из его команды по имени Эрб Крэндэлл) во многих местах сильно напоминал старые писания Джона Фитцджеральда Кеннеди – по той простой причине, что был напрямую содран с них; хотя в оправдание юного Крэндэлла можно сказать, что он просто следовал примеру покойного президента, не считавшего плагиат слишком уж большим грехом. Никто из присутствовавших в церкви не стал докапываться до первоисточников. Другие претенденты на кресло покойного Шитса также выступили с речами, но ни одна из них и в подметки не годилась взволнованной и яркой речи Дилбека. Его соперники поняли, что их шансы равны нулю, когда все телевизионные станции открыли блок вечерних новостей видеозаписью выступления Дэвида Дилбека на панихиде. Благодаря ему именно Дилбек был выбран в преемники почившего Уэйда Шитса. Оно явилось, пожалуй, самым выдающимся шагом его политической карьеры.
Поездка в Вашингтон и открываемые ею перспективы приятно щекотали нервы Дилбека; ведь чем дальше ты от своих избирателей, тем труднее им держать тебя под колпаком. В столице ему вновь пришлось адаптироваться к новой среде, модифицировав свой стиль взимания дани согласно ее вкусам и традициям. На Капитолийском холме практически никто не давал на лапу и не брал прямо и открыто: все происходило более завуалированно, более тонко и изощренно. Например, уступчивый конгрессмен в обмен на свой голос мог получить четыре места в лучшей ложе на игру «Редскинз». Такие взятки было практически невозможно отследить, не говоря уж о привлечении к ответственности за них. Другим – весьма действенным – ключом к сердцу политика являлись огромные пожертвования на его избирательную кампанию. Именно таким образом и проложило дорожку к Дэвиду Дилбеку могущественное сахарное лобби. Впрочем, как выяснилось, он не меньше симпатизировал и другим отраслям промышленности. В течение двух десятков лет он служил им всем верой и правдой. Несколько раз республиканцы подвергали его яростным нападкам; частенько его имя упоминалось в выпусках новостей и на страницах газет в связи с разными более или менее неприятными историями. Но, тем не менее, он снова и снова оказывался переизбранным. Те, кому он продал свою душу, молчали, поскольку их устраивали оказываемые им услуги. А следовательно, настоящий скандал ему никогда не грозил.
* * *Никогда – до сих пор.
– Добрый вечер, диакон.
– Привет, Малкольм. – В присутствии Молдовски конгрессмен всегда напрягался. Справиться с Крэндэллом было не так сложно, но Молди – не Крэндэлл, и его лояльность ограничивалась исключительно рамками, предусмотренными их договором.
– А где же твой ковбойский антураж? – насмешливо спросил Молдовски.
– Так значит, Эр в сказал тебе. – Дилбек уже успел сменить шляпу и сапоги на бордовый спортивный костюм и теперь стоял в нем в дверях кабинета, прихлебывая чай со льдом.
– Эрб обеспокоен, – сообщил Молдовски. – Откровенно говоря, я тоже.
Как всегда, Дилбек поймал себя на том, что восхищается элегантностью Молди: сегодня тот появился в великолепном итальянском костюме цвета голубиного крыла и темно-синем галстуке. А исходивший от него аромат превосходил все прежние: Молдовски благоухал, как целая апельсиновая роща.
– Дэвид, – произнес он, принимаясь мерить шагами кабинет, – я что-то слышал насчет вазелина.
– Я...
– И насчет ошметков из прачечной я тоже наслышан. Неужели это правда? – Молди надул губы так, что, казалось, он вот-вот сплюнет на ковер.
– Малкольм, позволь мне объяснить. Я чувствую, как во мне поднимаются какие-то силы... животные потребности... и потом...
– Сядь! – рявкнул Молди. Сам ростом не выше жокея, он терпеть не мог, когда приходилось смотреть снизу вверх на того, кого он отчитывал. – Сядь, черт тебя побери.
Дилбек исполнил приказ. Молдовски начал медленно ходить по кабинету, временами останавливаясь, чтобы бросить исполненный презрения взгляд на фотографии и закатанные в пластик вырезки из газет, развешанные на стенах. Не глядя на Дилбека, он заговорил:
– Эрб нашел в твоем письменном столе женскую туфлю. Откуда она взялась?
– Крис купил ее для меня.
– У той стриптизерши?
– Да, Малкольм. – Дилбек глотнул холодного чая. – Все эти мелочи – они помогают мне выдержать. В конце концов, от этого никому не становится хуже.
Молди ощутил что-то вроде отчаяния. Безумие было единственной проблемой, с которой он не мог справиться. А Дилбек совершенно определенно был безумен.
– Что Эрб сделал с туфлей? – спросил конгрессмен. – Он ее не выбросил, правда?
«Просто не верится, – подумал Молдовски. – Он совсем спятил».
– Знаешь, что мне ужасно хочется сделать? – сказал он вместо ответа. – Отволочь тебя обратно в Вашингтон и запереть в моей квартире вплоть до самого дня голосования по сахарному биллю. К сожалению, нам приходится думать о твоей предвыборной кампании. Будет глупо, если ты сейчас споткнешься на этом.
– Да, конечно, – отсутствующим голосом отозвался Дилбек.
– Дэвид, ты понимаешь, что сейчас поставлено на карту?
– Разумеется.
– Что, если я приведу тебе сюда женщину, чтобы была рядом, – на случай, если на тебя снова накатит? Может быть, даже двух.
– Спасибо, Малкольм. Но это не решит проблемы, – со вздохом произнес Дилбек. – Эта любовь просто измучила меня.
– Любовь? – Молди ядовито рассмеялся.
– Иногда мне даже самому страшно, Малкольм. Ты когда-нибудь испытывал такую страсть к женщине?
– Нет, – коротко ответил Молдовски. И это была правда. Он предпочитал иметь дело с девушками по вызову. Они говорили на одном с ним языке.
– Не беспокойся, все будет в порядке, – продолжал Дилбек. – Я не подведу. – Он поставил свой стакан на ручку кресла. – Эрб говорил, что Фликмэн хочет устроить теледебаты со мной. Что ж, я готов.
– Наплюй на него, – посоветовал Молдовски.
Элой Фликмэн был менее удачливым соперником Дилбека в битве за место в конгрессе. В обычных обстоятельствах теледебаты могли бы принести свои плоды, поскольку в идеологическом плане Фликмэн занимал позиции чуть правее известного Аттилы, предводителя гуннов. Среди его предвыборных обещаний фигурировали показ по телевидению казней подпольных торговцев наркотиками, стерилизация одиноких матерей и вооруженное вторжение США на Кубу. Справиться с ним не представляло особого труда.
– Я сумею свалить его, Малкольм, – сказал Дилбек.
– Незачем тебе с ним возиться. Он сам успешно рубит сук, на котором сидит.
– Меня беспокоит кубинский вопрос. Это дело такое, что...
– Никаких дебатов! – категорическим тоном отрезал Молдовски. Он перестал расхаживать по кабинету и встал, крепко упершись ногами в пол, лицом к лицу с Дилбеком. – Дэви, у нас есть более важное дело – эта чертова стриптизерша, в которую ты втюрился.
Конгрессмен склонил голову.
– Что я могу тебе сказать? Я больше не в состоянии держать себя в руках.
Малкольм Молдовски умел заглядывать далеко в будущее, поэтому для него Дэвид Дилбек как политик был уже человеком конченым. Его карьера неминуемо должна была завершиться в тот самый день, как сахарный билль пройдет голосование в комитете. Он, Молди, и семейство Рохо вышвырнут его из председательского кресла, чтобы заменить другим конгрессменом. Уж кто-нибудь из них да согласится принять на себя роль, которую пока играет Дилбек, и наверняка не все они такие же чокнутые, как он. А чтобы держать его в руках до тех пор, Молдовски разработал план, правда достаточно рискованный.
– Я хочу предложить тебе нечто вроде сделки, заговорил он. – Прежде всего ты должен обещать, что больше не будешь коллекционировать ошметки от ее белья, бритвы, туфли и прочую чушь. Это тебе ясно?
– Да. Но что я получу взамен? – Голос конгрессмена прозвучал скептически.
– Свидание с ней.
Дилбек медленно поднялся из кресла. Глаза его были вытаращены до невероятных размеров.
– О Господи... кажется, ты говоришь это всерьез?
– Сегодня вечером мне звонил ее хозяин. Сказал, что она может согласиться, если цена будет подходящая.
– Когда? – чуть ли не взвизгнул Дилбек. – Ты хочешь сказать – прямо сейчас?
«Просто невероятно, – подумал Молдовски. – Похоже, он сейчас словит кайф от одной только мысли о предстоящей встрече».
– Завяжи-ка его узелком, – посоветовал он.
Дилбек, казалось, даже не слышал.
– Ты сказал – свидание, – нетерпеливо повторил он.
