Кондратий Жмуриков - Принц и Нищин
Он постучал длинным пальцем по массивной черной папке и негромко произнес:
— Ну вот… а Фирсов говорил, что это совершенно невозможно.
И он растянул свои тонкие губы в хищной полуулыбке, неприятно кривя при этом узкое лицо. Такое знакомое почти каждому россиянину и довольно часто торчащее в теле-«ящике».
* * *— Буквально несколько минут назад в столице зарегистрировано очередное громкое преступление. В полдень возле …ской больницы взорвался «Мерседес-600», в котором находилось четыре человека, среди них глаза службы безопасности убитого вчера олигарха Вишневского и, по всей видимости, племянник Вишневского, известный певец Аскольд. Опознание тел продолжается…
Воронцов плюнул в окно и выключил радио.
И тут произошло, как говорится, главное событие уик-энда.
На обочине дороги торчала шатающаяся тощая фигура в рваной рубахе и перепачканных штанах. По всей видимости, этот гражданин переживал сильнейший похмельный синдром, потому что только что вылез из-за мусорного контейнера, где он благополучно блевал, отравляя жизнь и атмосферу какому-то синеморного образца старичку, копошившемуся в мусорном баке с видом специалиста по цитологии, разглядывающего в микроскоп образец растительной ткани.
…Вытащив свое длинное нескладное туловище с длинными и тощими, как у журавля, ногами, на проезжую часть, похмельный товарищ теперь рассекал вдоль бордюра и усиленно тормозил тачки, вероятно, только чудом не попав под несколько проезжающих мимо машин.
Сергей истерически захохотал, напугав вздрогнувшую всем телом Лену, и, резко тормознув, высунулся из окна и весело проговорил:
— Садись, Алик Иваныч.
Тот оторопело выпялился на Воронцова, выпучил глаза, потом закрыл сначала один, а потом другой, и начал открывать в той же смехотворной последовательности: сначала на багровой и опухшей с похмелья харе проклюнулся правый, совершенно бессмысленный красный глаз, а потом и левый, выражавший ужас и изумление.
— Да быстрее ты садись, идиот! — прикрикнул на него Сережа Воронцов. — Сваливать пора!
— Куда? — тихо пробормотала Инна, глядя на то, как Мыскин складывает свое длинное тело вдвое и буквально втыкается головой в пространство салона. — Из Москвы-то нас точно не выпустят.
— Я знаю, — бросил Сергей. — Конечно, не выпустят. Я так чувствую, заказчик всего этого переполоха сидит на самом верху. Где-нибудь этак на первых ступенях трона… близко к президенту.
При этим словах Мыскин почувствовал первые симптомы белой горячки и начал читать «Отче наш», отчаянно перевирая слова и «иже еси на небеси» произнося ну уж как-то совсем непотребно. Лена же тревожно спросила:
— Что же делать?
— Отсидеться! — сказал Воронцов. — Есть у меня один верный человек, который нас не выдаст.
— Кто?
— Мой бывший командир, подполковник Котляров. Точнее, полковник — он вышел в отставку с повышением.
— Как? — быстро переспросила Лена. — Котляров?
— Да. А что такое? Что-то не то?
— Да нет, — переводя дыхание, быстро ответила Лена, — ничего, нормально. Просто у меня в Москве был знакомый Котляров, так он редкий ублюдок.
— Ну, Котляров — фамилия дов-вольно распространенная, — пробулькал Мыскин. — Это тебе не какой-нибудь Пржевальский или… кгм… Красно-бельмо-вский…
Сережа сказал:
— Когда я ездил в Москву полтора месяца назад, то встретил его и он остаивл мне свой московский телефон. Сказал, что если будут сложности: звони. Теперь, кажется, некоторые сложности возникли, — со слабой претензией на юмор добавил он. — Ты помнишь Котлярова, Алик?
…Еще бы Алик не помнил Котлярова. Человека, чьи слова:
«Помни: пятьдесят метров!» — еще долго мучили его в кошмарах.
— Так ты знаешь, где найти Котлярова? — спросил Мыскин, пытаясь продраться сквозь чудовищное похмелье.
Сережа напряженно взглянул в зеркало заднего вида и ответил:
— Не то чтобы знаю, но примерно представляю… По крайней мере, я совершенно точно знаю одно: без посторонней помощи нам из города не выбраться.
— П-почему?
— Потому что люди, уничтожившие Вишневского и Адамова, раздавят нас, как мелких букашек. Мне даже представить страшно, кто стоит за всем этим кошмаром.
— А тут и представлять нечего, вот, — хрипло сказала Елена. — Это надо спросить у моего муженька. Он, кажется, уцелел во всей этой мясорубке, как ни странно. Хотя я и без этого вопроса думаю, что все нити ведут непосредственно в Кремль.
— А как вышло, что именно тебя заставили устранить меня… всучили этот шприц с отравой? — еле заметно дрогнувшим голосом спросил Сережа. — А?
— Я и сама не знаю. После нашего последнего разговора… там, в студии… Алексей перестал разговаривать со мной. Он даже не смотрел в мою сторону, и я уже понимала, что просто так дело не обойдется. Поэтому когда меня вытащили прямо из квартиры какие-то незнакомые люди, я подумала, что это его рук дело. Но оказалось… оказалось, что это не так, потому что он сам оказался жертвой.
— Понятно. Но ведь ты только что говорила — не думаешь, что он Фирсов погиб?
— То есть его убили, — поправила Инна совершенно спокойно, хотя губы, которыми она вытолкнула эти равнодушные слова, побелели от напряжения.
— Это не меняет дела, — сказал Воронцов, резко сворачивая в какой-то дворик. — Ладно… хватит нарезать по дорогам, тем более что нас, по всей видимости, уже вырисовали в общегородской розыск. Нужно позвонить.
— Котлярову?
— Ну… не ему самому, так, по крайней мере, передадут. Так он мне сказал.
* * *— Слушаю.
— Могу я услышать Котлярова?
— Кондора, что ли?
— Мне нужен Котляров, — чуть повысил голос Воронцов.
— Где я могу встретиться с ним?
— А кто говорит? — резко разнеслось в трубке. — Назовите ваше имя и номер телефона. Вам позвонят.
— У меня нет московского номера, а что касается имени, то его, можно сказать, тоже нет. Передайте Котлярову: ему напоминают про пятьдесят метров у села Айсын-Юрт. Срочно.
— Пятьдесят метров у села Айсын-Юрт? — В голосе говорившего послышалось недоумение. — Ты что мне тут порожняк прокидываешь, пацан?
Лицо Сережи помрачнело:
— Я тебе не пацан. И не надо говорить со мной таким тоном. Вы можете связаться с Котляровым и передать ему то, что я просил?
— Да могу. Только что-то… ну ладно, перезвони через пять минут. Если будет что тебе сказать, забьем стрелку, а нет — не обессудь.
И в трубке раздались короткие гудки.
Сережа Воронцов тревожно посмотрел на скорчившихся на лавочке в нескольких метрах от него Мыскина и Инну Фирсову и тихо сказал:
— Не понял. Мне все это напоминает бандитский винегрет. Стрелки, все такое. И они его называют Кондором. Что, Котляров стал отзываться на братовское погоняло? Ну что… проверим через несколько минут.
— А почему ты не назвал себя?
— А потому, что ты болван, Алик, — быстро вставила Лена. — Откуда ты знаешь, что на этот период времени телефоны Котлярова не прослушиваются спецслужбами… теми самыми, которые, по всей видимости, расправились с Вишневским и его главным телохранителем Адамовым?
Сережа как-то странно на нее посмотрел.
… — В общем, так, брат, — в голосе говорившего при повторном звонке звучало уже нечто смахивающее на уважение.
— Через час у памятника Пушкину в…
— Я понял, — поспешно перебил его Воронцов. — Котляров уже встречался со мной в этом месте. Тогда, когда он дал мне свой телефон, — добавил он после того, как положил трубку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ПОЛКОВНИК КОТЛЯРОВ КАК ЗЕРКАЛО РУССКОЙ КОНТРАКТНОЙ АРМИИ
* * *Человек в невзрачном сером плаще подошел к лавочке возле памятника великому русскому поэту и, тяжело закашлявшись, сел. Пригладил седеющие волосы под шляпой и, раскрыв газету, углубился в чтение. Судя по тому, с каким вниманием он читал ультраоппозиционную газетку «Завтра» с внушительным портретом Сталина и даже кивал каким-то особо понравившимся ему мыслям, изложенным на первой полосе, он был отъявленным коммунистом. Впрочем, подобное политическое кредо вполне соответствовало его возрасту: судя по всему, этому пожилому мужчине было около пятидесяти пяти-шестидесяти лет.
Но тем не менее это был ни кто иной, как Сережа Воронцов. Прирожденный шут — как назвала его совсем недавно Лена Фирсова, — Сережа и на этот раз остался верен себе и изменил свою внешность. Тем более что это было жизненно необходимо. А добился он этого очень простым способом — зашел в косметический магазин и приобрел там все, что надо для корректировки внешнего облика. Благо магазин находился возле той самой арки, куда — совершенно сознательно — завернул машину Воронцов. А потом он приобрел в секонд-хенде и одежду для своего нового имиджа. Гримировала его Лена, которая, собственно, и настояла на таких мерах предосторожности. А деньги, на которые все это покупалось, взяли в бардачке угнанной у толстячка машины.
