Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке - Антонова Александра
Рыжий кот ленивой поступью вышел из тени и потянулся, широко зевнув розовой пастью. Его глаза сощурились в лукавой насмешке. За стеной раздались гортанные команды, протрубил рог и по камням загрохотали копыта лошадей и колеса повозок. Война кончилась, настало время сбора трофеев.
Я тряслась в телеге, битком набитой церковной утварью, тряпками, оловянной посудой и рукописными книгами. Зачем им книги? Солдаты не читают книг, они их жгут, или рвут, или выбрасываю из окон под ноги своих жеребцов. Кому нужны сшитые листы бумаги или папирусы с глупыми закорючками? Кому нужны засохшие чернила? Какой толк от застывших мыслей мудрецов? Что понимают мудрецы в искусстве войны? Что знают они о предвкушении сражения, об упоении боем, о радости победы, о торжестве победителя?
Зачем солдатам книги? Я взяла одну и полистала ее. То были баллады. Баллады о прекрасных дамах и влюбленных рыцарях, о страшных драконах и добрых феях. И не было в том манускрипте ни слова о смерти, боли или отчаянии. В той книге вставал рассвет, голубело небо, благоухали цветы и расцветала любовь.
Кавалькада всадников летела вересковыми пустошами. Над их головами развивались яркие вымпелы с раздвоенными хвостами. И светлело небо, и хрустальные ручьи наполняли его звоном. Воздушные замки вставали на горизонте, и герольды трубили, изо всех сил надувая щеки. Благородные рыцари сражались на турнирах во славу прекрасных дам, а белокурые менестрели сладкозвучными голосами декламировали волшебные стихи фатрази.
И черные мысли о Блуме отступили, дорожные ухабы сгладились, а пальцы согрелись. Шарльперо рыжим клубком пристроился в ногах и спал, прикрыв нос белым кончиком хвоста. И не было ему дела до жарких признаний в любви, произнесенных рыцарем под окном дамы сердца. И не трогали его клятвы верности, вздохи расставания и слезы утраты. Что могут понимать коты в неразделенной любви и отвергнутой страсти? Зачем солдаты привозят с войны книги и женщин? Что могут понимать в девичьих душах сборщики трофеев?
Темная тень легла на страницу книги, прервав на полуслове монолог гордой дамы, предлагавшей юному пажу свою любовь. Я не узнала его. Смуглый воин на могучем жеребце — он показался мне благородным рыцарем с бесстрашным сердцем. И я улыбнулась ему.
Да, улыбнулась ему…
Он полоснул в ответ неприязненным взглядом и умчался в голову процессии, туда, где рдели знамена и солдаты рвали глотки в бравой песне. И горькие воспоминания нахлынули с новой силой. Привкус боли и унижения, запах пожарища и запекшейся крови. И я дотронулась до ладанки на груди и подумала о Блуме. И удивилась своим мыслям: будто в тумане привиделся мне Блум. Будто в забытом сне увидела я его бледное лицо, услышала горестные вздохи и слова упрека. Бедный Блум, как же я могла забыть о тебе?
Жив ли он? Или лежит в канаве с проломленной головой? И черные птицы кружат в небе, все ниже и ниже спускаясь к неподвижному телу. А если жив, то догадался ли, что со мной случилось? И бросился ли спасать? И что ждет меня впереди? Что ждет меня впереди: игрушка для солдатских забав?
Я уткнулась лицом в колени и горько заплакала. Плакала, пока не выплакала все слезы.
Вересковые пустоши остались позади. Обоз двигался по холмам. Узловатые стволы вязов сменили приземистые дубы в три обхвата. Лужи по утрам стало прихватывать тонким узорчатым ледком. От лошадей и всадников валил пар. Несколько раненых умерли от тряски и лихорадки крови. Их похоронили тут же, на обочине дороги, навалив сверху холмики из камней и воткнув в головах грубо сколоченный крест.
Я равнодушно взирала на их мучения, и слух мой не откликался на их мучения и предсмертные крики. Мне не было дела до телесных мучений врагов, хоть вдоль тропы росли в изобилии и подорожник, и шиповник, и вороний глаз. Я тряслась мелкой дрожью под сырым плащом и жалела, что не захватила в дорогу шерстяное покрывало для ложа. Все равно оно уже было безнадежно испорчено.
Но вот расступились дубы, и заблестела река, и узкая лощина огласилась воплем радости. Солдаты вновь заголосили победную песню, а лошади натянули поводья.
Я все чаще стала замечать его фигуру на могучем скакуне с коротким хвостом. Он то появлялся рядом с повозками, то опять исчезал среди всадников, смотрел украдкой, но затылком я чувствовала его недобрый взгляд.
«Странно, — подумалось мне. — За всю дорогу ни один солдат не притронулся ко мне пальцем. Зачем же они взяли меня с собой?»
От страшного предчувствия сердце сдавило так, будто инквизиторские щипцы уже принялись за свое дело. И я страстно молилась, чтобы дорога не кончалась, а мы бы все шли и шли вперед, до того самого места, где кончается Земля и начинается Небо. Говорят, там есть девять ступеней, которые ведут вверх.
Да, девять ступеней…
Лощина сомкнулась горной грядой. Тропа петляла, то проваливаясь в ущелье, то карабкаясь к круче. Колючие иглы елок цеплялись за одежду, опахала папоротников блестели росой и осыпали потоками дождя. Водопады дрожали радугой, и зеленые мхи покрывали камни, превращая их в загадочных зверей.
И вспыхнул луч солнца, и разошлись горы. Из глоток солдат вырвался дружный рев облегчения. На высокой скале, у подножья которой дыбился горный поток, стоял замок. Он словно врос в скалу зубчатыми стенами и мощным торсом донжона.
— Грюнштайн… — радостно прошелестело в воздухе.
«Грюнштайн», — в ужасе зажмурилась я.
Да, зажмурилась я…
Глава 4
Год 2005, утро
Я продрала глаза и чертыхнулась: восемь утра! В такую рань будить уволенных людей — это чистой воды садизм. Телефон надрывался в трелях, еще немного и из него повалил бы столб паровозного дыма.
— Але, — буркнула я и смачно зевнула.
— Ольга Львовна? — спросил любезный голос. — Вы просили горящую путевку в Швейцарию? Хочу вас порадовать: есть! Вылет через три дня. Еле успеем сделать визу.
— Как через три дня? — мигом проснулась я.
— Будете брать? — поскучнел голос.
— Да! — крикнула я. — Еду!
Ну вот и свершилось. Через три дня дневным самолетом я отправлюсь в загадочную страну эдельвейсов. Меня ждет необыкновенное приключение со сказочной концовкой. Меня ждут богатство и счастье, ибо спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих.
Пока все шло по плану. Изобразив зеркалу коварную улыбку, я распахнула дверцы шкафа. Важная мысль озаботила меня: «Что я надену?». Каждая женщина знает, как это важно, чтобы гардероб соответствовал требованию момента. Три дня — это ничтожно мало для сборов в Швейцарию. Но я успела.
Равно за два часа до вылета я встала в очередь. Очередь была аховая. Говорят, такие очереди раньше, во времена «застоя», стояли за колбасой.
Не может быть! На электронном табло озорно подмигивала надпись, что вылет рейса такого-то на Женеву задерживается. Я сверилась с билетом: естественно, задерживался мой рейс. А почему? В чем, собственно, дело? И какие причины для задержки?
— Женева не принимает, — тут же любезно поведала впереди стоящая девушка. — У них там страшная гроза. Аэропорт закрыт. Надеюсь, сегодня улетим.
И чего, спрашивается, я так торопилась?
— Тебя там встречают? — сердобольно поинтересовалась девушка.
Я кивнула головой, уже понимая, что мне «повезло» с попутчицей.
— А кто?
— Турагентство, — пожала я плечами, стараясь показать, что не расположена к дорожной откровенности.
— Да ладно тебе… — ухмыльнулась она. — Че, я не понимаю, что ли. Я сама по выписке еду. А че тут стесняться. Деньги хорошие, мужики — классные. Шмоток накупишь, в ресторанах клевых посидишь. Мир посмотришь. Марианной меня зовут. Правда, красивое имя?
— Ольга, — представилась я из вежливости и отвернулась, демонстрируя равнодушие к ресторанам, мужикам и шмоткам.
— И чего все бабы замуж заграницу хотят, ты не знаешь? — Марианна задала явно риторический вопрос, потому что тут же сама ответила:
— Потому, что дуры. Кто ж их замуж возьмет? Нет, ты погляди, сколько дур!
