Ирина Павская - «Джоконда» Мценского уезда
— Ну и как вы теперь собираетесь воров искать? — не унималась Жанна.
— А никак. Сейчас следователь придет, вот он и будет искать. А мы только охраняем. — Мужчина снова улыбнулся. В ответ на его улыбку Жанна Афанасьевна кокетливо поправила прическу, и меня неожиданно кольнуло что-то вроде ревности.
— Не очень-то вы хорошо охраняете, — съязвила Вера Николаевна.
Улыбка на лице охранника погасла, он развернулся и вышел на улицу.
И только тут до меня дошло! Следователь, о боже! Ведь галерею должна была вчера закрывать я. Дежурным на пульте все равно, кто сдает объект на сигнализацию, они только фамилии сдающих сверяют по спискам. А у нас нарушение графика не приветствуется. Сима, Сима! Теперь понятно, какой вздох ты слышала вчера ночью. Это судьба твоя вздыхала по утраченной репутации. И что же мне теперь будет?
Весь день прошел как в тумане. Сначала приехала следственная группа, пытались снять отпечатки пальцев с булыжника, осматривали дом и сад. Потом следователь, усталый и недовольный, опрашивал всех сотрудников «по поводу произошедшего». Когда наш директор услышал, что галерею закрывала Лена, он дернулся, но промолчал. На сослуживице не было лица. Думаю, на мне тоже. Я чувствовала себя если не преступницей, то по крайней мере соучастницей. Наконец следователь уехал, и Си-Си вызвал меня в кабинет. На ватных ногах я ползла на второй этаж, проклиная себя, Зойку и весь сетевой маркетинг мира.
— Садись, Серафима. — Директор смотрел в угол и барабанил пальцами по столу. Начало не предвещало ничего хорошего. — Ты, наверное, догадываешься, зачем я тебя вызвал?
— Догадываюсь, Сергей Сергеевич, — пролепетала я, не поднимая глаз.
— Обсуждать твой поступок я не буду и читать тебе нотации не собираюсь. Ты не школьница. И даже более того — этот вопрос закроем, особенно для посторонних. Но не мечтай, не ради твоих прекрасных глаз. Подумать только, такой скандал — и когда? В последний день выставки! — Директор застонал и обхватил голову руками. — Не хватало, чтобы руководство узнало, что у нас графики нарушаются, а директор ничего об этом не знает. Бардак, безобразие! — От велеречивости Си-Си не осталось и следа. — И как ты могла! Такая опытная сотрудница, на прекрасном счету. Позор! — не удержался он от нотаций. — Пошла вон с глаз моих долой! О премии забудь!
Серенькой мышкой выскочила я из кабинета. Фу-у, пронесло! Премию, конечно, жалко. Но все по справедливости. Спасибо, что еще с работы не вылетела. А то пришлось бы железными рюмками торговать.
Я спустилась на первый этаж и снова уперлась глазами в злополучный пробел на стене. Почему вор схватил именно эту картину? Память услужливо нарисовала облик дамы, изображенной на полотне. Смуглолицая сухощавая женщина, не старая, но и не очень молодая, одетая в черное тугое платье (очевидно, на корсете) с глухим высоким воротником, внимательно и сурово смотрит на зрителя темными глазами. Губы крепко сжаты, никакого намека на улыбку. И только немного смягчают впечатление пышные вьющиеся волосы, уложенные в затейливую прическу. Работа не датирована, но по облику дамы, по художественному стилю можно предположить, что это конец XIX — начало XX века. О живописце, кроме фамилии, четко выведенной на обратной стороне холста, ничего не известно. Во всяком случае, я ничего не смогла найти в доступной мне литературе. Уровень мастерства средний. Не шедевр. Типичная работа, написанная явно на заказ и за небольшие деньги. Висел небось когда-то на стене особняка средней руки или небогатой квартиры. Сейчас представляет интерес только как образец жанровой живописи того периода — не более. По правде говоря, для картинной галереи потеря небольшая. Хотя все равно очень обидно.
Вася уже привез из мастерской новое стекло и счищал стамеской старую замазку, чтобы вытащить разбитое. Уборщица тетя Маша осторожно подметала осколки. Я стояла посреди зала, не зная, что предпринять дальше. Взгляд бесцельно блуждал по стенам. И вдруг внутри меня возникло легкое беспокойство. Какая-то неопределенная мысль, даже не мысль, а смутное ощущение засвербело в мозгу. Но в это время плотник чертыхнулся. Он порезался о большой осколок, алые бусинки крови закапали на пол. Мысль улетела, а я побежала за йодом.
Разумеется, в этот день никто уже не работал. Галерея была закрыта для посетителей. Сотрудники сбивались стайками в кабинетах и залах и обсуждали произошедшее. В истории нашего музея еще не было ни одного случая воровства, даже бытового. Немудрено, что событие потрясло всех до основания. Наконец совершенно расстроенный Си-Си велел всем идти домой, а сам остался, чтобы лично закрыть «картинку».
Муся ужасно обрадовалась моему раннему приходу. Чтобы привести в порядок пострадавшую нервную систему, надо было срочно подкрепиться. Уж слишком много сегодня погибло нервных клеток в моем организме. В утешение себе по дороге домой я купила незапланированную толстую плитку шоколада.
Муся уплетала сырую кильку, а я грызла шоколад и размышляла. Что же смутило меня сегодня, когда я разглядывала стенку в зале? Мысль ускользала и не хотела оформиться. Надо было переключить внимание. Мне это всегда помогает. Я вспомнила про «Космополитен». Зойка знала, чем меня задобрить, сама же на эту «иглу» и посадила. Когда я первый раз, стесняясь саму себя, стала просматривать блестящий и совершенно несерьезный шедевр современной полиграфии, то испытала странное чувство. Сначала было просто любопытство, потом — раздражение. Журнал принадлежал какой-то параллельной жизни. Он давал советы, где можно купить лифчик всего за двести долларов, как правильно нарезать авокадо, на какой заграничный курорт модно ехать в этом сезоне и что из косметики лучше взять с собой. Его страницы были заполнены интервью с высокооплачиваемыми офис-менеджерами, диджеями, продюсерами и переводчицами.
— А почему тут нет ничего для простых работающих женщин обычных профессий, словно их и на свете не существует? — вопрошала я Зойку, потрясая журналом.
— Работницы пусть читают «Работницу», — отрезала та.
— А крестьянки — «Крестьянку»?
— Вот именно.
— Хорошо. Ну а небогатые служители искусства и культуры? Например, такие, как я?
— А ты смотри канал «Культура». Кстати, там и рекламы нет.
Журнал раздражал, но оторваться от него было невозможно. Стоило только его раскрыть, как ты погружался в сладкий сон наяву. Просто опиум для народа какой-то! Точнее, для женщин. Однажды, давным-давно, в пору моего детства и тотального дефицита, наши знакомые из-за границы привезли товарный каталог. Он был битком набит фотографиями сказочной мебели и посуды, изящной обуви и совершенно потрясающей одежды. Самое удивительное, что возле каждого образца была пропечатана вполне земная цифра. То есть цена, правда, не в наших денежных единицах. Это переводило снимки из разряда фантастики в сферу обычного быта. Голова отказывалась верить, хотелось себя ущипнуть. И тогда одна из маминых подруг, перелистывая очередную страничку, мечтательно сказала:
— Замечательный каталог! Ведь все эти прекрасные вещи где-то действительно существуют, и даже я В ПРИНЦИПЕ могу их иметь.
Видимо, нечто сходное происходило у меня и с «Космополитеном». Вещами из того давнего каталога уже были забиты все магазины. При известной степени экономии кое-какие из них можно было иметь реально, а не только в принципе. А вот доходы в тысячу долларов и веселые проблемы вроде нарезки авокадо для основной массы женщин, особенно провинциалок, таких, как я, все еще существовали в принципе. Какое авокадо, какие курорты! Достаточно было разок пройтись вечером по нашей темной разбитой улице и сломя голову проскочить вонючий подъезд. А в сумке у тебя горбулка с пакетом молока. И это все на ужин и на завтрак. И еще хорошо, потому что до зарплаты три дня, а в кошельке ровно три рубля.
Вероятно, изнемогающим от борьбы с жизнью необходимо, чтобы кто-то навеял «человечеству сон золотой». Таким легким, приятным наркотиком и стал для меня журнал. Во власти его красочного дурмана я чувствовала себя женщиной, которой В ПРИНЦИПЕ доступно все: и романы с импозантными богатыми мужчинами, и походы в суши-бары, и отдых на Сейшелах. Хитрый журнал вещал доверительным тоном, словно обращаясь лично ко мне. Вернее, к одной моей затаенной половине души. Этой половине было наплевать на трудовые достижения и политические проблемы. Ей хотелось красивых шмоток и женского успеха. И просто отдыха. А работа только как хобби — что хочешь, когда хочешь и сколько хочешь. Но кто же в подобном признается всерьез? Это неприлично, это мещанство и потребительство, — строго говорила мне другая половина души. Человек должен неустанно работать, в том числе и над собой, жить высокими мыслями и духовными запросами. Интеллект и культура — вот наши приоритеты. А набитая деньгами сумочка вторична. Но когда я раскрывала журнал, моралистка во мне умолкала и только жалостливо и презрительно смотрела, как я брожу по иллюзорному миру. Вот и сейчас пестрые блестящие листочки залопотали в моих руках о беззаботном. Как продвинуться по карьерной лестнице, кто должен быть умнее в семье — мужчина или женщина, какие духи нынче в моде и кое-что о нетрадиционном сексе. Откровенно развлекательные материалы сменяли друг друга. Надо отдать должное — сделаны они были на хорошем профессиональном уровне, с юмором. Поэтому читались легко. И даже присутствовала маленькая «сахарная косточка» для зануд вроде меня — архивная статья об известной русской балерине прошлого века.
